Голодные Игры глазами Пита Мелларка (СИ) - "Mary_Hutcherson"
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В этот раз на моем костюме нет и намека на огонь: светло-желтая рубашка и классические черные брюки. Смотрю в зеркало и понимаю, что выгляжу очень даже неплохо.
— А где же языки пламени? Или в этот раз мы не будем сочетаться? — спрашиваю я.
— Вы будете отлично смотреться вместе, просто мы решили немного отойти от огненной темы, — отвечает Порция и начинает нахваливать мои поступки на арене. Слушаю ее в пол уха, потому что на самом деле жду не дождусь Хеймитча или Эффи.
И вот, наконец, в комнату забегает Эффи, хватает меня за руку и тащит к какому-то лифту, потом по длинному коридору, и опять к лифту, при этом объясняя, чем сейчас мы будем заниматься, и что я должен делать. Ходить мне уже легче, но на всякий случай я все же несу в руках трость. Она заталкивает меня в очередной лифт, который похож на тот, который поднимал нас на арену, дает последние указания и убегает в неизвестном направлении.
Не слышу даже своих мыслей из-за гула, который создают капитолийцы в зале. Цезарь пытается их успокоить, но ничего не выходит. На сцену выходит команда подготовки Китнисс, а потом моя команда. Цинна с Порцией получают особую долю оваций, но ее все равно не сравнить с этим оглушающим ревом, когда Цезарь приглашает Хеймитча и Эффи. В течение пяти минут люди просто заглушают все микрофоны, а потом я слышу собственное имя, и лифт начинает подниматься.
На другой стороне сцены стоит Китнисс в желтом платье по колено. Она выглядит куда младше своих лет, но это ей безумно идет. Она прямо светится изнутри, как солнышко (Хеймитч будто в воду глядел со своей кличкой).
Начинаю идти к ней, как можно быстрее, а она не ждет меня, а срывается и бежит навстречу. Еле удерживаюсь на ногах, когда она прыгает в мои объятия и начинает целовать все мое лицо. Мы прижимается друг к другу, будто не виделись целый век, целуемся, шепчем друг другу что-то, что разобрать невозможно из-за шума, созданного толпой.
Чувствую себя самым счастливым человеком на свете и хочу, чтобы так было вечно.
Проходит много времени, прежде чем Хеймитч все-таки разнимает наши объятия и отводит нас к маленькому диванчику, на котором мы будем сидеть и смотреть трехчасовой фильм о Голодных Играх.
Цезарь обнимает Китнисс, ждет мне руку, поздравляя нас с победой, потом шутит о нашем десятиминутном поцелуе и предлагает сесть и устроиться поудобней. Китнисс так и делает. Она снимает свои золотые сандалики и усаживается на диван с ногами, а я обнимаю ее вокруг плеч, крепко прижимая к себе. Потом целую в макушку и готовлюсь к тому, чтобы пережить весь этот ужас с самого начала.
Фильм начинается с событий, которые произошли еще до Игр: жатва, выезд на колесницах, интервью. Китнисс крепко сжимает мою ладонь, когда на экране появляется таймер и начинает отсчитывать минуту. Камера пробегает по лицам всех трибутов, но задерживается только на мне. Я машу Китнисс головой, пытаясь отговорить ее бежать к Рогу, потом стреляет пушка, и все срываются со своих мест. В ту секунду все еще были живы, а сейчас двадцать два подростка мертвы, а их родные и близкие убиваются от горя, и, возможно, проклинают нас.
Уже с первых минут становится ясно, что в этом году фильм будет посвящен нашей истории любви, и, к моему удивлению, именно я являюсь главным героем. Китнисс улыбается, когда видит, что я не предал ее, а все время старался защитить, но когда на экране появляется малышка Рута, сидящая на дереве, улыбка пропадает с лица Китнисс. Тот день показывают в мельчайших подробностях. Китнисс придумывает план, объясняет все Руте, они прощаются и расходятся в разные стороны. Потом Китнисс удается взорвать припасы, а Рута попадает в ловушку, и, когда уже кажется, что все позади, и малышку удалось спасти, появляется Марвел. Секундой позже Китнисс попадает ему стрелой в шею, но уже слишком поздно. Рута с копьем в животе падает на землю.
Обнимаю Китнисс сильнее, но пару слезинок все же скатывается с ее глаз. И самое ужасное в этом, что ничего уже нельзя изменить. Никого из них не вернешь.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Моя тогда еще будущая напарница поет Руте песню, пока та не перестает дышать, а потом абсолютно обессиленная садится под деревом и засыпает, даже не стараясь позаботиться о своем укрытии. Ей снятся плохие сны: она вздрагивает и хмурится, а потом и вовсе начинает плакать. И мне становится стыдно из-за того, что я не был с ней в ту минуту, не шепнул ей на ушко, что все будет хорошо и не помог справиться с кошмарами, но потом понимаю, что именно в тот момент я почти мертвый валялся у ручья, и чувство вины немного отступает.
И если до этого момента кажется, что Китнисс даже не вспоминала обо мне, то все меняется после того, как изменяют правила и сообщают об этом трибутам. Когда она слышит эту новость, то невольно выкрикивает мое имя, но, быстро опомнившись, зажимает рот ладонями. К счастью, ее тогда никто не услышал.
Потом показывают то, как Китнисс искала меня по кровавым следам, как ухаживала, после того как нашла и, конечно же, в этом фильме отводят свое время каждому поцелую, каждому разговору в пещере. Схватку Китнисс и Мирты тоже показывают во всех подробностях, и мне становится до безумия страшно за свою любимую, хотя я и знаю, что для нее, в отличие от Мирты, все закончится более-менее нормально.
На прощания Катона с уже почти бездыханным телом его любимой отводят особое время. Они будто показывают зрителям, что на арене были еще одни несчастные влюбленные, и от этого становится тяжело на сердце. Катон стоит на коленях около еще живой Мирты и просит ее остаться с ним, а когда стреляет пушка, он слетает с катушек: роет руками землю, кидает камни в Рог Изобилия, кричит и завывает, как дикий зверь. Потом прилетает планолет, и он до последнего держит свою любимую за руку и обещает ей, что отомстит. Отомстит всем, кто виновен в ее гибели, и в ту же минуту начинает выполнять свое обещание: мастерит оружие, собирает припасы и отправляется на поиски Цепа.
Дальше снова показывают пещеру, наши разговоры о будущем и путь к Рогу. Уже тогда у меня учащается пульс, потому что я знаю, что будет дальше. Переродки. Мучительная смерть Катона. Та ужасная, в самом деле, ужасная ночь. Наша попытка самоубийства. И они показывают все, но к счастью, кошмар, происходящий ночью, сильно обрезают.
Но зато, начиная с того момента, как объявляют об отмене правила, позволявшего двум трибутам из одного дистрикта считаться победителями, не обрезают ни секунды. Зрители шикают друг на друга, чтобы ничего не пропустить, и с замиранием сердца наблюдают за тем, как Китнисс достает из кожаной сумочки ягоды, рассыпает их поровну нам в ладони. И вот уже кажется, что сейчас вся наша история закончится, и все обернется трагедией, но Темплсмит вовремя останавливает нас и объявляет победителями. Толпа опять разрывается в радостных криках и аплодисментах, а я просто не верю тому, что все это было совсем недавно. Совсем недавно я стоял напротив девушки, которую всегда любил, и понимал, что мы оба умрем. Понимал, что не осталось другого выхода. И произошло настоящее чудо. Теперь мы здесь, здоровые, чистые и даже богатые, сидим в обнимку на диванчике и стараемся сохранять хладнокровный вид. Стоит ли это радоваться, если учесть тот факт, что двадцать два человека мертвы? Смотрю на Китнисс и ищу ответа в ее глазах, но вижу только страх. Чего она теперь боится? Ободряюще улыбаюсь ей и целую плечо.
— Все закончилось. Теперь нечего бояться, да? — шепчу ей я.
— Да. Все закончилось, — так же тихо отвечает она и тоже улыбается.
Фильм заканчивают сценой, о существовании которой я даже не догадывался. Китнисс около операционной бьется в стеклянную дверь и кричит мое имя, а я лежу за дверью весь в трубках и приборах, борясь за жизнь.
Звучит гимн Капитолия, и на сцене появляется сам президент Сноу, следом за ним идет маленькая девочка с ярко-розовыми волосами и несет на небольшой подушке корону. Только одну корону. По залу пробегает шепот: на чью же голову ее оденет президент? Но вся интрига рушиться, когда он берет ее в руки и разделяет на две половинки. Невольно начинаю улыбаться, потому что эта затея с половинками будто бы символизирует нас с Китнисс. Мы с ней две половинки одного целого, и стоит нам соединиться, как никакая сила не сможет нас разделить. Вначале он подходит ко мне, торжественно жмет руку, поздравляет с победой и надевает одну половинку короны мне на голову, а, уходя, почти дружески похлопывает по плечу.