Warhammer: Битвы в Мире Фэнтези. Омнибус. Том 2 - Гэв Торп

— Я был бы идиотом, если бы не воспользовался, а я кто угодно, только не идиот. Но это только верхушка, как выступ айсберга. Заклинания — часть неведомой силы, скрытой под водой. Это дурманит, друг мой, и признаюсь, я хочу всего, но я не готов — пока не готов. Я исчерпаю себя, прежде чем посягну хотя бы на частицу силы.

— Тогда какая от этих чар польза? В твоих руках вся магия мира, а ты не можешь призвать ее.

— Я могу, я могу поднять огромное войско мертвецов, я могу разорить земли живых, превратить их в голую пустыню. С этой силой я могу вылепить мир по моей прихоти, но в процессе я потеряю себя. Великая сила влечет великую катастрофу. Я жажду власти, я борюсь с искушением захватить все, что есть у других, отомстить за наш род, стать бичом Империи. Язва точит мое небьющееся сердце. Моя жажда неутолима. Я могу уничтожить род людской. Я могу созвать непобедимую армию и стать во главе ее. Меня станут боготворить и бояться. Человеческие отбросы падут к моим ногам, и враги задрожат от моей мощи. Я хочу всего этого и больше — много больше. Я грежу об этом в разгар дня и мечтаю, когда тени тянутся к закату, я сплю, и сны мои так реальны, что я чувствую вкус власти. Этот мир мой, Скеллан, протяни руку — и возьми. В мечтах я владею всем. Я правлю.

Но я не дурак. Эта власть поглотит меня. Я пока не могу надеяться вместить ее, только не в нынешнем состоянии. Мудрец знает свои пределы и меряет ими свои амбиции. Мне мои известны. Я не могу тягаться с создателем этой книги или темной мудростью, переданной им. Пока нет, но я стану… стану…

— Я верю тебе, — сказал Скеллан и не соврал.

— И все же ты понятия не имеешь, что видишь перед собой. Вера слепа. Так вот, мой слепой друг, позволь открыть тебе глаза. Эти заклинания сотворены первым и величайшим некромантом, самим верховным владыкой мертвых. Теперь понимаешь?

— Нагаш, — с шипением процедил Скеллан сквозь стиснутые зубы имя эфемерное, как дыхание умирающего, растворяющееся в огне лихорадки.

— Нагаш, — согласился Маннфред. — С этой силой я мог бы править миром живущих, превращая его в землю мертвецов. С этой силой я стал бы непобедим. Однако с этой силой я обрек бы себя, отказался бы от того, что называю своей душой, и стал им. Я видел, как действует его магия, видел ловушки, сплетенные из чар, затягивающие читающего все глубже и глубже во тьму, в тот кромешный мрак, из которого уже не выбраться. Ради всей силы и власти мира я не принесу себя в жертву.

— У нас нет души. Мы пусты.

— Ты в это веришь? Ты чувствуешь себя пустым?

Скеллан не нашел ответа. Он снова поправил угли, размышляя. Сила отомстить, сила владеть Империей человеческих отбросов — вот она, перед ним, только руку протяни. Но рука не поднималась.

Как бы ему ни хотелось, он не мог принять дары, сулимые книгой.

— Тогда книга бесполезна, — проговорил он, тыча веткой в самое сердце пламени.

— Сегодня — да, но кто знает, что принесет завтра? Наши пути сейчас расходятся, но, не сомневаюсь, они сойдутся снова. В сумерках я покину тебя. — Он поднял руку, словно отсекая все возражения. — Я должен пойти по этой дороге один. Но мне понадобится твоя помощь. Мне нужны глаза и уши при дворе графа-вампира, чтобы, когда придет время, я мог потребовать то, что принадлежит мне по праву.

— Я буду твоим шпионом?

— Не только моим шпионом, а чем-то большим. Новому графу нужны друзья, и я хочу, чтобы ты стал одним из них. Хочу, чтобы ты с ним сблизился, сблизился настолько, чтобы лелеять его неуверенность и подстегивать его эгоизм. Мы охотились вместе, Скеллан. Я знаю тебя не хуже, чем собственных братьев. Сыграй на своих сильных сторонах, сделайся необходимым — и стая запляшет под твою дудку.

— А что помешает мне отвернуться от тебя, воспользоваться приобретенным влиянием, предать всех фон Карштайнов и самому завладеть стаей? Они знают меня. Мы вместе сражались. Они охотились со мной, но, кроме того, они боятся меня, потому что я лишен их слабостей.

— И все же тебя взяли в плен, а они бежали, свободные. Ты лишен их слабостей, но у тебя, поверь, есть собственные. Что помешает тебе захватить власть в стае? Две вещи: во-первых, уверенность и твердое знание, что, когда я вернусь из Земель Мертвых, тебе придется встретиться со мной. Я не страдаю угрызениями совести, когда убиваю, чтобы добыть то, что я хочу, даже если я когда-то охотился бок о бок с жертвой. Во-вторых, страх, который будет глодать тебя, страх, что я, вернувшись, буду не только Маннфредом, которого ты знаешь. Этого достаточно. Стань моим орудием при дворе Кровавого Графа. Будь голосом в ночи, доводящим моих врагов до безумия, — или будь моим врагом. Выбор за тобой, Скеллан.

Глава 7

При дворе Кровавого Графа

Конрад фон Карштайн окружил себя подхалимами и дураками и знал это, но его стремление к пошлой лести и похвалам перевесило потребность в откровенности. Для этого у него имелись Йерек и гамайя. А для всего остального были тупые лизоблюды с раздвоенными языками.

Он представлял сущность битвы, осознавал потребность в мудрых советах и правдолюбцах. Он знал, что нужна сила и нужна хитрость, но яснее всего граф понимал, что он один и никому нельзя доверять.

Он видел, как люди умирают, — и сам убивал их. Таков естественный порядок: волки режут ягнят. Так всегда было, и так всегда будет. Философия эта проста, но простота не делает ее менее значимой. Конрад как никто другой понимал, что различие между жизнью и смертью состоит всего в одном ударе сердца. Он понимал, что остальные свергли бы его, если бы могли, если бы хоть на миг увидели, что он — ягненок. Такова природа зверя: выживает сильнейший, заставляя слабых кланяться и пресмыкаться перед ним.

Гуляя по коридорам замка, Конрад чувствовал, как ворочается в нем страх. Здесь все напоминало о его наследии, о том, кто он и что он. Портреты Влада и Изабеллы висели оскверненные, исполосованные ножами, в погнутых золоченых рамах. Галерея превращенных в лохмотья холстов насмехалась над мертвыми. Конрад не гордился тем, что он потомок Влада. Влад потерпел поражение. Он пал жертвой одной из главных человеческих слабостей: любви. Это его и сгубило. Конрад такого не допустит. Это единственное обещание, которое он дал себе. Он не потерпит неудачи.

Страх полезен, он дает силы человеку, в сердце которого поселился. Странная, но правда. Он часто слышал, как другие называют страх слабостью, и каждый раз ловил себя на том, что считает говорящего дураком. Отсутствие страха так же летально, как, скажем, паника или самоуверенность. Паника подрубает бойца, размягчает мускулы воина, а самоуверенность влечет за собой беспечность. Нет, не важно, что там твердят другие, глупо стыдиться страха.