Столетов - Виктор Болховитинов

Столетов также отдал немало сил популяризации знаний. Уже в 1873 году в журнале «Природа» появилась первая печатная популярная статья Столетова. В семидесятых годах Столетов выступал как популяризатор и в печати и на открытых заседаниях университета. К этому периоду относится его классическая работа «Очерк развития наших сведений о газах». Но особенно широкий размах популяризаторская деятельность Столетова получает, начиная с восьмидесятых годов. Стремясь донести науку до массовой аудитории, Столетов в эти годы печатает популярные статьи в широко распространенных журналах и даже газетах. Выступает он и с общедоступными лекциями. Главным поприщем, где развернулась деятельность Столетова как лектора, была Большая аудитория Политехнического музея. На открытых заседаниях физического отделения Общества любителей естествознания, из года в год проводившихся музеем, часто звучал голос Столетова. Общедоступные лекции Столетова, по мнению такого авторитетного знатока популяризации, как Тимирязев, отличались едва ли кем превзойденным искусством сочетать изящество и силу слова с глубиной научного проникновения, соединять искусство и науку в одно стройное целое.

В литературном наследии Столетова общедоступным его статьям и лекциям принадлежит очень большая доля. Популяризируя науку, Столетов никогда не вульгаризировал ее. Занимательность и ясность изложения никогда не достигались им за счет искажения научной истины, упрощенчества.

Столетов никогда не стремился сделать свою лекцию мозаикой из отдельных любопытных эпизодов. Всякая лекция, будь это рассказ о деятельности какого-либо большого ученого или о становлении той или иной физической доктрины, была пронизана всегда цельным и ясным руководящим принципом: подметить главное, выявить генеральную линию в развитии физических учений. Строгие, безукоризненные в научном отношении, его лекции захватывали слушателей глубиной раскрытия сущности явлений, ярким показом творческих исканий.

С замечательным мастерством, образно и просто Столетов умел рассказать о самых сложных явлениях.

Вот как он раскрывал слушателям сущность спектрального анализа:

«Тело, которое при данной температуре не испускает лучей известной длины волны и потому не обнаруживает их в своем призматическом спектре, будет совершенно прозрачно для соответственных лучей всякого другого источника теплоты. Оно задержит, поглотит из лучей последнего только такие, какие есть в его собственном спектре. Поглотит больше или меньше по абсолютному количеству, — смотря по температуре другого тела, — но всегда одинаковый процент лучей данного сорта.

Спектр раскаленных твердых и жидких тел и сильно сжатых газов (или паров) вмещает лучи всевозможных длин волны. Спектр газа или пара, достаточно разреженного, составлен из отдельных светлых линий: частицы такого тела, как струны на унисоне, способны издавать лишь известные, всегда одни и те же тоны света. Пропустим лучи одного из тел первой категории через какой-либо раскаленный пар; в совместном спектре двух веществ могут оказаться различные явления. Пусть оба вещества имеют одинаковую температуру; тогда совместный спектр ничем не разнится от спектра первого тела, взятого отдельно: пар и по качеству и по количеству сполна вознаграждает то, что он отнял. Но повысим температуру первого тела: его спектр станет ярче, и более холодный пар, попрежнему отняв из этого спектра все, что может поглощать, уже не вполне вознаградит за отнятое, ибо собственные лучи пара не довольно сильны. При большой разнице температур вознаграждение будет ничтожно, и в совместном спектре, на месте светлых линий, составляющих отдельно взятый спектр пара, явятся темные линии.

В этом состоит опыт обращения спектров, замеченный относительно паров натрия уже в 1849 году известным Фуко. Кирхгоф, независимо, вновь открывший тот же факт, распространил опыт на множество других веществ и дал ему полное объяснение. Этим опытом обнаружена причина темных линий солнечного спектра: совпадение их со спектральными линиями тех или других раскаленных паров открыло Кирхгофу, что множество известных нам веществ содержится в составе солнца. Отсюда — ряд блестящих приложений».

Столетов умел одной удачной метафорой сделать ясной для слушателей сущность очень тонких явлений. Ему нужно рассказать о том, что электрическая энергия сосредоточена не в проводнике, по которому идет ток, а, как это ни парадоксально, в окружающем проводник пространстве. И вот как с помощью неожиданного сравнения делает это ощутимо наглядным Столетов:

«Замыкающий «проводник» существенно необходим, но роль его иная, чем думали прежде. Проводник нужен как гаситель электромагнитной энергии: без него установилось бы электростатическое состояние; своим присутствием он не дает осуществиться такому равновесию; постоянно поглощая энергию и перерабатывая ее в другую форму, проводник вызывает новую деятельность источника (батареи) и поддерживает тот постоянный наплыв электромагнитной энергии, который мы называем «током». С другой стороны, верно то, что «проводник», так сказать, направляет и собирает пути энергии, которая преимущественно скользит вдоль его поверхности, и в этом смысле он отчасти оправдывает свое традиционное имя. Роль проволоки несколько напоминает фитиль горящей лампы: фитиль необходим, но горячий запас, запас химической энергии — не в нем, а около него; становясь местом разрушения горючего вещества, светильня втягивает новое на смену и поддерживает непрерывный и постепенный переход химической энергии в тепловую».

Рассказывая о физических явлениях, Столетов далек от плоского популяризаторства разносчиков науки, проповедников убогих истин, вульгаризаторов, принижающих науку, кропающих книжечки «для народа», написанные на отвратительном псевдонародном языке.

В своих популярных лекциях Столетов вводит слушателей в философию науки, раскрывает перед ними вопросы научного мировоззрения, озаряет глубокими обобщениями опытные данные, говорит в полный голос о высоких проблемах науки.

Рассказав, например, о сущности спектрального анализа, он продолжает:

«Такова сущность одного из величайших открытий нашего века. Знаменитый опыт Ньютона стал исходной точкой целой новой науки, с объемом, столь же всемирным, как и наука о всемирном тяготении. Ревнивые опасения Гёте за природу, истязаемую «ухищренными» опытами и затемняемую математическими фикциями, еще раз остались напрасными: природа дала ясный ответ и стала еще изумительнее. Из всех орудий «пытки» призма Ньютона, это орудие посягательства на «единство вечного света»… была особенно ненавистна поэту; против нее он ратовал всю жизнь. Ныне, в руках одного из достойных преемников Ньютона, призма вознаграждает нас за одно «раздробленное» единство, указывая на другое. Факты, открытые спектроскопом, не служат ли твердой опорой для одного из самых смелых синтезов нашего времени? Не говорят ли они красноречивее, чем что-либо, с тех пор, как открыто всемирное тяготение, не говорят ли они о вещественном единстве и общем происхождении видимой нами вселенной?»