Наследники легенд(Последняя легенда) - Ирина Шевченко

   Цепкие сильные пальцы вырвали из руки заветный нож и отбросили в сторону.

   - Зря я тебе его дала, - перебила Ольгери возмущенное мычание. - На недобрую память. От такой памяти злоба одна, сны тревожные. Забывать нужно. Забвение - вот лучшая месть.

   - Чем лучшая? - прохрипел Истман, не сводя глаз с упавшего в траву оружия.

   - Для тебя лучше, для души твоей, для спокойствия.

   Спокойней было бы видеть Бруниса с ножом в груди. А прежде самому вогнать этот нож по самую рукоять и отобрать у предателя его силу.

   - Лежи, не дёргайся. Поглядим, что еще смогу.

   От её ладоней пошло мягкое, умиротворяющее тепло. Глаза закрылись сами собой, а сознание приготовилось провалиться в светлый сон. Но сиплый кашель женщины вернул в реальность. Она побледнела, как-то разом осунулась, постарела будто на десять лет, отдав ему свою силу. Отдав. Сама.

   Истман сел, отметив, что уже почти не чувствует боли. С удивлением поглядел на колдунью. Нет, он видел немало магов-целителей, некоторые из них творили истинные чудеса, возвращая больных едва не из-за грани, но то была их работа. Они получали за это деньги и немалые, получали почет среди своих и славу среди простых смертных. Но просто так? Ради чужого, незнакомого человека? Зачем?

   - Зачем ты это делаешь? - не удержался он от того, чтобы спросить. Ведь завтра, возможно, её уже не будет в живых, и он никогда не узнает. - Зачем делишься силой?

   - А для чего же она ещё? - Ольгери с трудом поднялась и, пошатываясь, дошла до тенистого дерева. Присела, прислонившись спиной к широкому стволу. - Дар затем боги дают, чтоб другим помогать. А иначе, какой в нём прок?

   Власть. Богатство. А ещё - огонь в крови, лёгкость в каждом движении, жажда жизни...

   - Отдохну чуток, и дальше пойдём, - выдохнула травница, прикрывая глаза. - А ты съешь там чего-нибудь, да воды во фляги набери.

   Поесть. Он знал, что в сумке у колдуньи лишь сухари да орехи, что набрал вчера Сайли, но думал об этой скудной пище с удовольствием, а желудок требовательно урчал. Только сначала Истман поднял свой нож. День-два, и целительница снова окрепнет, и можно будет отобрать у неё то, чему она не знает цены и не видит другого применения, кроме как тратить на каждого встречного.

   Сайли с недовольной физиономией смотрел, как он жует уже третий сухарь, макая твердый хлеб прямо в ручей, чтобы можно было разжевать.

   - Все запасы наши сожрёшь, - буркнул он. - Пойдём после, хоть лещины еще наберём.

   - Сам пойдёшь, - добродушно отмахнулся мужчина.

   Он процедил это сквозь зубы, но все же обродушно, потому что за один лишь подобный взгляд на Императора мальчишке полагалась порка, а за слова и за тон, которым они были сказаны, он уже лишился бы языка. Сайли поглядел на человека, на задремавшую бабушку, а потом показал Истману сложенные непонятным знаком пальцы, наверняка что-то неприличное. Но бывший Император спустил и это, обратив внимание на другое:

   - Разве орехи собирают не осенью? - удивился он запоздало.

   Мальчуган свёл глаза в одну точку и покрутил пальцем у виска.

   - В других краях осенью, - улыбнулась сквозь дрёму Ольгери. - А у нас, как найдут, так и собирают. Ты из приморья, небось, Лим?

   - Из приморья, - согласился он.

   В вынужденном бездействии и безмолвии были свои плюсы: никто ни о чем не расспрашивал, и не нужно было ничего делать. Теперь посыплются вопросы, а колдунья надаёт заданий. И придётся выполнять, чтобы она ничего не заподозрила раньше времени.

   Но опасения оказались напрасными. Ольгери ни о чём больше не спрашивала, Сайли сам набрал лещины и каких-то кислых ягод, и к полудню они снова двинулись в путь. Куда идут, Истман не интересовался - ему, кроме как с ними, идти пока было некуда. Боль уже почти отпустила, и голова была ясной. Только нож за поясом порой напоминал о себе, рука сама по себе тянулась к нему, а по телу пробегала дрожь. Тогда мужчина до крови закусывал губу или впивался ногтями в ладонь - не сейчас, пока еще рано. Ночью. А лучше завтра, когда она отоспится и не будет уже такой бледной и немощной. Завтра.

   Утром он ждал, чтобы травница по своему обыкновению услала куда-нибудь мальчишку: за водой, за ягодами, за вонючими прелыми листьями - куда угодно, лишь бы он ушел. Не потому, что не хотел делать это при ребенке, нет - не хотел слышать его крика или плача. Не хотел, чтобы колдунья набросилась на него, если Сайли первым подвернётся под нож, ведь от тех крох, что могут быть в его крови, Истман тоже отказываться не собирался. Но Ольгери, как назло, не отпускала внука ни на шаг. А еще была непривычно серьезна и сосредоточена. Он не сразу заметил это, даже когда, дав время едва перекусить, она подняла их, чтобы идти дальше.

   - Ближе держишь, - шепнула травница, когда он отошел чуть в сторону.

   Ближе. Кровь пульсировала в висках и в пальцах, сжимавших костяной нож. Ближе, еще ближе, совсем близко...

   - Беги!

   Оставался лишь взмах и удар, когда Ольгери неожиданно толкнула его в спину и побежала сама. Мужчина споткнулся, выронил нож, упал на колени, а в уши заложило от пронзительного визга мальчишки:

   - Беги! Лим, беги!

   Почудилось, или действительно шевельнулись кусты - он не стал рассматривать. Подобрал Убийцу магов и что было сил припустил вслед за травницей и её внуком. Вновь оступился, но успел выставить вперед руки и в кровь разодрал ладонь.

   - На вот, рану обмотай, - запыхавшаяся женщина протянула ему какую-то тряпку. - Они кровь чуют.

   - Кто - они? - спросил Истман, но ответа не дождался, снова пришлось бежать.

   А лес вокруг уже ожил. И вместе с тем будто бы умер. Солнце за кронами деревьев померкло, ветер стал резким, пронизывающим, а шорох листвы - зловещим. То тут, то там что-то мелькало, мерещились светящиеся глаза или слышался низкий утробный рык.

   - Тени, - ответил вместо бабки Сайли. - На Черту вышли.

   - Тени на черту вышли?

   Ольгери сделала знак остановиться, и Истман перевел дух.

   - Мы на Черту вышли, - пояснил мальчишка. - А тени живут тут. Только они обычно смирные. Мы с бабулей часто туда-сюда ходим...

   Целительница шикнула на внука, не дав договорить.

   В мёртвой тишине Истману показалось, что он услышал хлопанье крыльев огромной птицы. Даже представил, как эта птица сбивает его налету, впивается в плечи длинными когтями-крючьями...

   - Идём.

   Человек вздрогнул, хоть его коснулась не птичья лапа, а худая женская рука. Нож больше не звал, а если и звал, разум оказался сильнее: нельзя, твердил он, не теперь. Без колдуньи не выбраться из этого странного и страшного места - после.