Декамерон (СИ) - Коробов Андрей

Профессор что-то пробурчал протестующе. Но его заглушил хрономираж.

Флэй увидел в соседней ротонде сборище фигур в балахонах. Это были всё те же язычники, только уже эпохи Шести Лун. Проснувшиеся маги-отступники, собравшиеся для проповеди о Пантеоне и вере их предков. Жрец сообщал, расставив руки в стороны:

— Боги живы, покуда в них верят. Наша любовь к ним приблизит час, когда истинные хозяева мира сбросят свои оковы и восстановят изначальные законы. Власть Людей — это выдумка прихлебателей из Тонкого Мира. Настоящие правители Аштума — Пантеон и его дети…

Видение оборвалось. Ренегат осёкся, тяжело задышал. Он остановился, чтобы поразмыслить над увиденным. Ему стало дурно.

«Какая же это всё-таки чушь. Язычники, гармонисты — две эти конфессии напоминают обезьян, что перекидываются кусками дерьма. Кто в кого побольше запулит. Отвратительно. И ради чего? Ради превосходства и подавления одними других? Где та самая настоящая правда, о которой все они поют?»

Альдред и подумать не мог, что та кроется где-то посередине. Более того, он сам должен был определить, во что верить. И всё же, ренегат и не заметил, как начал вставать на верный путь. Истину — свою собственную — ему следовало открыть самостоятельно.

Сызнова.

— Синьор инквизитор! — окрикнул предателя бродяга. — Что ж Вы там стоите?

Маттео Цанци уже дожидался попутчика на насыпи. Флэй вздохнул, так ему и не ответив. Просто нагнал его и буркнул, поравнявшись:

— Красивые барельефы. Вот и засмотрелся.

Бродяга поглядел ему за плечо и заявил недоумённо:

— Там ничего нет.

— Идём уже, старик.

Из катакомб предатель и профессор действительно вышли в канализацию. Вернее, так думал Альдред. На деле они очутились в месте, где водостоки плотно примыкали к подземному гражданскому убежищу.

Его возвели уже ларданские зодчие по приказу герцогского предка-норманна. На Полуострове извивался целый клубок мелких феодалов, которые хотели бы прибрать этот регион себе. Так что на случай артиллерийских обстрелов предусмотрели такие сооружения. Всего по Саргузам их насчитывалось порядка десяти-двенадцати.

Все старые. Да и пускали туда не абы кого, а сливок общества, ремесленников и промышленников. Тех, кто мог бы отстроить Город после осады. По всей видимости, когда пришёл Чёрный мор, о них даже и не подумали.

«Тем лучше», — считал Флэй.

— Куда-то не туда ты меня завёл, — проворчал он.

— Вовсе нет, — уверял Маттео Цанци. — Это старое убежище. Отсюда есть спуск прямо к стокам. Пройдёмся по ним немного — и выйдем в коллектор, откуда вода стекает в море. Большую часть пути мы уже перемахнули, синьор.

Альдред нервно ощупал пальцами цевье лупары.

— Твоё счастье, если не врёшь, — пригрозил ему он.

Их разговор внезапно прервал чей-то гулкий рокот, что доносился из глубин убежища. Ничего подобного Флэй не слыхал ни разу за свою жизнь. Его сердце подпрыгнуло в горло. Кадык рвался из глотки. По вискам побежал пот.

«Что это, мать его?..» — призадумался ренегат.

— Поторопимся, — шептал бродяга, успокаивая его. — Мы обогнём белых и спустимся вниз. Не создавайте шуму только.

Сказано — сделано. Флэй не ответил даже профессору. Они поднялись по решетчатым ступеням в кованый переход. Шажок за шажком, лишь бы не издавать больше звука, чем крысы. Во тьме убежища что-то большое лениво перебирало ногами.

Альдред крался впереди, держась периодически за острые перила. Как вдруг раздался грохот. Флэй обернулся. Ржавый железный пол под бродягой провалился. Профессор вскрикнул и обрушился на песок. Фонарь вывалился из рук.

Не разбился — и ладно.

Маттео Цанци сморщился, захрипел. Ему позабылось правило о предельной тишине. Он закричал: судя по всему, подвернул невпопад лодыжку. Вторую уже. А когда что-то во тьме издало протяжный, утробный рык, бедолага затих.

Для профессора мир сузился до него самого — и монстра, что медленно надвигался на него из темноты. Альдред опёр обрез на перила, рассчитывая убить чудовище одним точным выстрелом в голову. Но когда оно появилось в поле зрения, поколебался.

Фонарь вырвал из мрака нечто в два человеческих роста. Это был заражённый, без сомнения. Только вот упырь отличался от всех, кого ренегат встретил ранее. По всей видимости, отъелся на бездомных и золотарях.

Профессор тоже увидел его. Стал отползать назад, стискивая зубы, чтобы не завопить. Монстр не спешил, чувствуя, что добыче от него никуда не уйти. Сгорбленный, колосс всё поднимался и поднимался в полный рост. Лапы упёрлись в песок, устилавший бетонный пол. Пасть разверзлась, являя кривые жёлтые зубы. С тонких губ капала слюна.

Ренегату было бы в пору хотя бы попытаться спасти своего проводника. Но в последний момент палец отстранился от спусковых крючков. Альдред не обманывал себя: с двумя увечьями ног Маттео Цанци — не жилец. Если рискнуть, можно отправиться к горе Мидал вслед за ним. Флэй стал выжидать. Сознание парализовало.

Ему следовало бы бежать, пока не поздно. Только вот вид существа задержал его на одном месте, поражая монструозностью. Тварь выбралась на свет — лишь на половину.

Беглеца упырь не замечал. Альдред хотел, чтобы так было и впоследствии. Поэтому сидел в железном переходе тише воды, ниже травы. Скрывался во тьме, пока проводник испускал последнее дыхание.

Утробно рыча, людоед потянул длинную лапищу с раскидистыми, когтистыми пальцами к профессору. Словно кот к мыши, загнанной в угол. Бродяга не вытерпел. Закричал, что было мочи. Поначалу он звал Флэя беспомощно:

— Синьор?!. Синьор! Синьо-о-ор!..

Чудовище дёрнулось навстречу бездомному, легко поднимая его над землёй обеими руками. Тот задрыгал ногами в попытке вырваться. Монстр сдавил ему торс, и Цанци захрипел. Носки смотрели в пол. Маттео умолял упыря:

— Нет! Пожалуйста! Пожалуйста…

На мгновение нечто замерло. Казалось, мольбы натолкнули его на некую мысль. Будто в его голове прозвучали отголоски прошлой жизни, размазанные по остаточному сознанию заражённого. Тварь пророкотала что-то, не разжимая пасти.

Альдреда начало тошнить. От переростка несло похлеще, чем от целой своры мелких упырей-бегунов. Предатель помотал головой. Натянуть респиратор Адельгейма не решился. Воздух, казалось, чересчур шумно проходил через фильтр. Флэй застыл.

Челюсти заражённого разверзлись. Монстр в мгновение ока впился зубами в голову Маттео Цанци. Тот закричал приглушённо, раз его голова оказалась в пасти твари. Упырь стал резко дёргать из стороны в сторону, пока не сорвал черепушку с шеи бедолаги.

Когда ему это удалось, людоед стал тщательно пережёвывать человечину. Тело профессора больше не представляло для него никакого интереса. Он проглотил перемолотую в кашу плоть с костями, бросил труп и уполз, ревя, обратно во тьму.

По песку змеилась кровь, хлеставшая из раны.

Ренегат выдохнул с облегчением, до сих пор едва ли веря в то, что выжил. Он помотал головой, припадая к полу. Свой обрез держал над головой. За то, что бросил профессора в беде, предатель себя не корил. Попутчики могли умереть оба.

Если верить словам покойного Маттео Цанци, идти ему осталось всего-ничего. Нужно поднажать — и тогда глазам откроется поверхность. Лишь сейчас Флэй осознал простую истину: под тучами Саргуз гораздо безопаснее, чем во тьме канализации.

Ибо здесь обитает нечто такое, что выходит за грани человеческого осмысления.

Альдред бегло осмотрел окружение. О каких стоках говорил профессор, ему было ясно. Только вот найти в темноте, как подобраться к ним поближе, он не сумел бы.

По крайней мере, без света фонаря.

«Свет», — вдруг призадумался Флэй.

В глубине убежища тварь всё тянула свой гулкий рокот, слепо блуждая в поисках новых жертв. Тут-то ренегата осенило: Свет и Тьма едва ли дали ему избежать встречи с монстром. Он попросту отсрочил неизбежное. И быть может, собственную гибель.

Фонарь лежал на песке нетронутым. Рядом с трупом профессора, которое пробирало от судорог. Облегчение сменил страх. А уже его — ужас и злоба.