Убийство в кукольном доме - Брюс Голдфарб

к Морицу с идеей объединить книги кафедры с центральной библиотекой. Заведующий кафедрой на это ответил: «Я не готов передать вам дословно ту часть личного письма миссис Ли ко мне от 15 ноября 1938 года, которая касается библиотеки Маграта. Однако могу вас заверить, что в то время она категорически возражала против передачи любой библиотеки этой кафедры, и у меня нет оснований полагать, что ее точка зрения изменилась»[362].

Студия Metro-Goldwyn-Mayer хотела снять фильм в документальном стиле, рассказывающий реальную историю в художественной форме. Вкусы американских кинолюбителей изменились после Второй мировой войны: их интересовали более реалистичные фильмы, менее идеализированные изображения повседневной жизни. Истории о преступлениях и детективные загадки никогда не теряли своей популярности, но судебная медицина была еще нетронутым источником сюжетов.

«Мы полагаем, что на основе этого материала можно разработать очень эффектную историю, — гласил вердикт MGM. — Самое интересное здесь то, что детективом будет не привычный для всех тип, напоминающий Дика Трейси, а доктор, судмедэксперт, что довольно свежо. Кстати, судмедэксперты участвуют в реальных полицейских расследованиях, но по каким-то причинам их никогда (или очень редко) не показывают в кино»[363].

Metro-Goldwyn-Mayer и Мориц достигли соглашения о съемках фильма под условным названием «Убийство в Гарварде». Задача написать сценарий была возложена на Леонарда Шпигельгасса, который недавно участвовал в создании сценария к фильму «Солдат в юбке». Студия согласилась выплатить Гарвардскому университету 10 тысяч долларов в обмен на сотрудничество и помощь кафедры судебной медицины. Мориц получал право вынести финальное решение по поводу научной достоверности сценария.

Руководство университета сомневалось, насколько уместно упоминание Гарварда в шоу-бизнесе. Надавил Беруэлл, декан медицинской школы: «Судебную медицину тормозят архаичные законы и нехватка финансирования. Я придерживаюсь мнения, что хороший кинофильм может сделать для общественного просвещения больше, чем тысячи страниц, написанных для медицинских журналов, и тысячи выступлений в медицинских сообществах и ассоциациях юристов»[364]. В конце концов администрация Гарварда разрешила MGM использовать название университета.

Шпигельгасс написал десятистраничный синопсис «Убийства в Гарварде». Начинался он с того, что различные эксперты, занятые в расследовании подозрительных и насильственных смертей, собрались вокруг стола для совещаний в библиотеке Маграта. «Тем временем миссис Ли присоединяется к группе. Собрание открывается, и мы переходим к последнему пополнению „Этюдов на тему необъяснимой смерти“. До сих пор присутствие миссис Ли на совещании не объяснялось. Она, очевидно, — необычная фигура среди собравшихся. До сих пор у истории не было ни главного персонажа, ни общей задачи. Это было документальное свидетельство совместного предприятия университета и правоохранительных органов штата, демонстрирующее масштаб и природу проблемы загадочных смертей, а также те неожиданные повороты, которые порой возникают, если расследование ведется профессионально»[365].

Далее Шпигельгасс предполагал, что камера покажет диораму сгоревшей хижины, а затем перенесет нас в прошлое: Джордж Берджесс Маграт расследует убийство и поджог Флоренс Смолл. Отсюда начнется рассказ об основании кафедры судебной медицины до сегодняшнего дня. Ли сказала Шпигельгассу, что не ищет личной славы, но хотела бы сосредоточить внимание общества на сфере судебной медицины. Она порекомендовала ему основать историю на убийстве Ирен Перри.

И Шпигельгасс убрал Ли из сценария. Из-за ее стремления сфокусировать внимание зрителя на сфере судебной медицины, а не на своей персоне, роль Фрэнсис Глесснер Ли в развитии судебной медицины оказалась сильно преуменьшена. Ее вклад как реформатора, педагога и активиста был практически потерян для истории.

Вскоре после того, как Ли получила сценарий фильма, Scientific Monthly, журнал Американской ассоциации содействия развитию науки, предложил Морицу написать статью о научных техниках расследования преступлений. Мориц посоветовал обратиться с этим к Ли, что редакция и сделала[366]. Для такой организации, как Американская ассоциация содействия развитию науки, было чем-то из ряда вон выходящим заказать статью у человека, не имевшего не только ученых степеней, но и диплома о высшем образовании.

Ли тоже так считала. «Я бы хотела принять ваше предложение, — ответила она на запрос Scientific Monthly, — но я совершенно не подхожу для того, чтобы написать статью, которую вы предлагаете»[367].

К тому же у нее не было на это времени: помимо многочисленных собраний и выступлений перед местными активистами Ли занялась редактурой сборника статей, основанных на материалах ее семинаров, для Чарльза Томаса — издателя «Расследований насильственных смертей» Лемуана Снайдера.

31 января 1949 года

Когда Говард Карснер ушел на пенсию с поста директора института патологии Университета Вестерн Резерв, Мориц воспользовался шансом занять место, к которому так давно стремился. Ли не удивилась, что он захотел покинуть Гарвард. Морица всю дорогу приходилось уговаривать и убеждать остаться, и он не скрывал, что предпочитает заниматься клинической патологией и исследованиями. Судебная медицина все еще находилась в зачаточном состоянии, ее до сих пор не признали уважаемой сферой медицинской практики. Кафедру считали безвкусной и убогой попыткой докторов сыграть в копов и разбойников и никогда не принимали с теплом в утонченной атмосфере Гарварда.

«Преподавательский состав Гарвардской медицинской школы смотрит на судебную медицину сверху вниз, — говорила Ли. — С их точки зрения, согласие доктора Морица, уважаемого патолога, возглавить кафедру судебной медицины стало для него карьерным провалом»[368].

Мориц считал, что он выполнил то, о чем его просили, — создал кафедру в учебном заведении, и теперь пришло время заняться тем, что его интересовало гораздо больше. Он объяснил свои мотивы в письме Ли: «Я не безразличен к своим обязательствам перед вами, Гарвардским университетом и фондом Рокфеллера. Я не безразличен ко множеству людей на кафедре, которых может в большей или меньшей степени встревожить мой уход. Однако я посвятил судебной медицине 12 лет, приблизительно треть продуктивного периода моей жизни, и теперь должен решительно определиться, чем именно хочу заниматься в оставшиеся 15 лет. Я решил обратиться к тому, что, вероятно, будет менее важным с точки зрения общественного блага, но, несомненно, принесет мне куда больше удовольствия»[369].

К тому времени отношения между Морицем и Ли остыли, хоть и остались подчеркнуто вежливыми. Морица раздражало вмешательство Ли в дела кафедры и вечные запросы для ее семинаров. С точки зрения Ли, Мориц всегда больше интересовался собственной карьерой, чем судебной медициной. Со временем Фрэнсис узнала, что он порой бывал двуличным: ставил себе в заслугу труды Ли и одновременно за ее спиной говорил то, что вредило ее идеям.

Вслед за уходом Морица о своем выходе на пенсию объявил и декан Медицинской школы Сидни Беруэлл. Положение Ли стало