Убийство в кукольном доме - Брюс Голдфарб
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ли ответила вежливо, но прямо. «Я всей душой сочувствую вашей деятельности от имени мистера Чарльза Уоррена, однако сама, к сожалению, не в состоянии оказать ему какую-либо помощь, — написала она. — Меня интересуют исключительно медицинские вопросы, но я ничего не знаю о науке криминологии и не могу взвалить на себя ни на йоту больше того бремени, какое уже несу. Я восхищена мистером Эрлом Стэнли Гарднером, и он мне нравится, но его чрезмерное расположение ко мне создало у читателей ложное представление о том, чем я занимаюсь»[391].
Исключение было сделано для обезумевшей от горя матери, чей сын-подросток умер от аутоэротической асфиксии. Это опасный прием, ограничивающий доступ кислорода в мозг для большего сексуального возбуждения во время мастурбации. Частично подвешенный или задушенный веревкой или ремнем человек доводит себя почти до потери сознания. В результате может наступить смерть, непредусмотренное последствие такой практики.
Мать погибшего, миссис Райт из Калифорнии, рассказала Ли о шокирующих и тревожных обстоятельствах, при которых был найден ее сын: без одежды, веревка обмотана вокруг тела. Смерть признали самоубийством. Но миссис Райт думала, что это могло быть и убийство. Случалось ли подобное раньше?
Ли перенаправила вопросы своим экспертам в Гарварде и затем написала миссис Райт, объяснив смерть сына, как мать матери, с сочувствием, и одновременно с беспристрастной врачебной откровенностью, так изложив скорбящей женщине факты, чтобы развеять ее давние сомнения.
«Судя по всему, это случайная смерть. Такое бывает при подобных подростковых сексуальных экспериментах, — писала Ли миссис Райт. — Случаи такого рода нечасты, но хорошо известны, чтобы их можно было точно распознать»[392].
На вопросы миссис Райт капитан Ли ответила в формате, обычном для правоохранительных органов.
Вопрос 1. Разрываются ли кольца трахеи из-за провисания, особенно если не весь вес воздействует на петлю на шее?
Ответ 1. Обычно нет, но такое могло случиться. К таким переломам при определенных обстоятельствах может привести удаление каких-либо органов шеи.
Вопрос 2. Должны ли быть полностью закрыты глаза, если потерпевший был в сознании при повешении?
Ответ 2. Нельзя сказать однозначно. Глаза могут быть как открыты, так и закрыты.
Вопрос 3. Возможно ли, что потерпевший был в бессознательном состоянии, когда его повесили?
Ответ 3. Возможно, но маловероятно. Нет никаких данных, указывающих на такую возможность.
Вопрос 4. Известны ли вам случаи, когда мужчина обвязывал себе мошонку?
Ответ 4. Нет, но мне известны другие случаи необъяснимых поступков, даже более странных. В сексуальных экспериментах часто проявляется большая изобретательность.
В 1950 году, в возрасте 73 лет, Ли оказалась лицом к лицу с самой серьезной проблемой: ей диагностировали рак. Ее приняли в клинику Филипс-Хаус в Бостоне, где много лет назад она столько времени провела с Магратом. Вероятность скорой смерти заставила Ли предпринять ряд шагов, чтобы и после ее ухода огонь судебной медицины не погас. Она учредила траст и Фонд Фрэнсис Глесснер Ли, чтобы продолжить спонсировать семинары по расследованию убийств для офицеров полиции и членов Гарвардского партнерства полицейской науки.
Чтобы удостовериться, что ее указания будут выполнены в полной мере, Ли создала консультативный совет из пяти человек, которых считала наиболее заслуживающими доверия и досконально понимающими ее взгляды на судебную медицину. В совет вошли ее дочь Марта Батчелдер, бывший начальник военно-юридической службы армии США в Бостоне Ральф Бойд; Чарльз Вудсон, суперинтендант полиции штата Вирджиния; Фрэнсис Макгарраги, бывший следователь по уголовным делам ВВС США и спецагент ФБР, а также ее банковский менеджер Аллан Хассэндер.
«Каждый из членов консультативного совета был отобран мной в первую очередь потому, что я безоговорочно верю в его способности и здравый смысл, — заявила им Ли, — а также потому, что я уверена: он понимает мои цели и сочувствует им»[393].
В 1951 году Ли разослала членам консультативного совета письмо под грифом «Совершенно секретно».
Полагаю, вам следует знать кое-что о проблемах, связанных с открытием кафедры судебной медицины в Гарвардской медицинской школе. Во-первых, я работаю и всегда работала в одиночку, и мне никогда не нравилось делать то, что до меня другие выполняли уже столько раз, что первоначальный смысл и дух этого дела совершенно выветрились. Именно поэтому, когда мне представилась возможность начать что-то совершенно новое в области медицины, я с радостью этим занялась. В детстве я глубоко интересовалась медициной и уходом за больными и очень хотела пройти обучение по любому из этих направлений. Это оказалось невозможным, и меня живо заинтересовала судебная медицина, объединяющая общие медицинские знания, логику и основы детективного расследования. Однако я обнаружила, что никто, в том числе, увы, и я сама, точно не знает, что такое судебная медицина. В то время (около 1930 года), когда я только начала активно участвовать в развитии этой сферы, было очень мало печатных материалов, которые могли бы мне помочь, поэтому приходилось действовать в основном на ощупь и зачастую неуклюже, но благодаря навыкам, знаниям и образованию доктора Маграта, который мной, к счастью, руководил (а он в свое время действительно начинал с нуля), я смогла многого добиться. Учитывая, что в 1930 году и мир в целом, и мир врачей в частности, и я сама очень плохо понимали, что такое судебная медицина. Я считаю, что за двадцать лет, прошедшие с момента основания кафедры в Гарварде, достигнуты большие успехи.
Во-первых, я думаю, это было сделано в подходящий момент. Затем, полагаю, доктор Сидни Беруэлл, который примерно в то время стал деканом, понял, что судебная медицина — абсолютно новое направление, впервые за многие годы появившееся в Медицинской школе, поэтому решил использовать его для личного успеха. И, в-третьих, я убеждена, что доктор Мориц, первый заведующий кафедрой, стремился к личной славе и думал, что добьется этого с помощью судебной медицины.
Для меня это была долгая и тяжелая борьба с мелкой завистью, тупостью и упорным нежеланием учиться, потребовавшая от меня столько энтузиазма,
