Плохая кровь - Энтони Бруно

Стул под Иверсом заскрипел, а сам он засопел и зафыркал, так громко шмыгая носом, что, наверное, было слышно секретарше в соседней комнате. Старый Грозный Волчина готовился к очередному броску.

– Ну, вы двое и оригиналы. – Он выбрал одно из писем, лежавших на столе. – Это пришло из Международной Амнистии. Благодарственное письмо за вашу деятельность по освобождению рабов. – Иверс покачал головой. – Агенты ФБР получают благодарность от Международной Амнистии. Я такое вижу впервые.

Иверс взял в руки другое письмо.

– Посол Японии приглашает вас обоих на ленч. Там вам собираются вручать медали или еще какую-то хреноту в этом роде, – тут Иверс заглянул в письмо, – за «героические, предпринятые в одиночку усилия по спасению японских граждан, павших жертвами международного преступного заговора». – Иверс взглянул на них поверх очков. – Превосходно.

При одной мысли о сырой рыбе у Гиббонса начались спазмы в животе.

– О ленче забудьте. Я не ем суси.

– А ты когда-нибудь пробовал? – осведомился Тоцци. – Это не так уж скверно.

Иверс сверкнул на них глазами.

– Все превозносят вас. Все, как один, считают, что вы оба просто великолепны. После воскресных новостей даже президент запрашивал о вас. Кончилось тем, что сегодня утром директор был вынужден вертеться как уж на сковородке в Овальном кабинете, давая ответы на вопросы о том, о чем он и слыхом не слыхивал. После чего он наточил зуб на меня и задал мне хорошую взбучку. Что за чертовщина здесь творится – вот что хотел бы он знать. Международная работорговля в Соединенных Штатах, – а он ничего об этом не слышал? Два агента из нью-йоркского оперативного отдела строят из себя Бэтмена и Робина – против коалиции якудза и мафии, а он и знать ничего не знает? А я, я сам обо всем узнаю только из газет, ибо вы, видимо, считаете, что составлять рапорты ниже вашего достоинства. Ну мог ли я сказать ему такую вещь, а? Нет – и мне самому пришлось вертеться на той же сковородке. Вот что пришлось мне сделать.

Гиббонс почесал себе нос. Только этой нотации нам и не хватало.

– Извините за беспокойство. – Старая задница.

– Знаете, пусть хоть целый мир считает вас героями, а я вас считаю паршивцами. Разрушающими все вокруг, вышедшими из-под контроля паршивцами. Вы издеваетесь над всем, на чем зиждется Бюро.

Гиббонс вспылил.

– Послушай, приятель, я работал в оперативной службе и подставлял грудь под пули, когда ты еще носил короткие штанишки и ходил в детский сад. Так что нечего мне рассказывать, на чем зиждется Бюро. Оно зиждется на том, чтобы ловить подонков и отдавать их в руки правосудия, а не на том, чтобы плодить бумаги в конторе и лизать тебе задницу в надежде на очередное повышение.

Иверс ударил кулаком по столу.

– Вы забываетесь, Гиббонс.

Гиббонс тоже грохнул кулаком по столу. Ему просто не терпелось высказать Иверсу все.

– Триста двенадцать человек оказались запертыми на этом судне, пятьдесят девять из них – уже без сознания от обезвоживания организма, когда береговая охрана начала вскрывать багажники. Миссис Д'Урсо была так потрясена увиденным, что Тоцци удалось вытянуть из нее сведения о том, где ее муж держит свои записи, в результате чего еще тысяча двести рабов были обнаружены и освобождены в течение этих выходных. Кармине Антонелли был арестован по обвинению, от которого он на этот раз вряд ли отмажется. Если бы Джону Д'Урсо удалось убить своего босса, разразилась бы такая война между бандами, какой этот город не видал со времен Счастливчика Лучано. И самое главное – якудза не удалось закрепиться в Нью-Йорке. Это что – плоды вашего мудрого руководства, Иверс? Черта с два. Единственное, что вы умеете делать, это лизать задницу директору и строчить рапорты. Дело делаем мы.

– Полегче, Гиб, – заметил Тоцци.

– Да, дело вы делаете, – заорал Иверс в ответ. – Но не по правилам. Не по нашим правилам. Вы скрыли от Бюро жизненно важную информацию и проводили расследование по собственному усмотрению.

– Все произошло слишком быстро, – вмешался Тоцци. – Не было времени писать рапорты. Мы действовали так, как нам подсказывал здравый смысл.

– Не вешайте мне лапшу на уши, Тоцци. Действуя по собственному усмотрению, вы подвергали опасности сотни жизней. Это не здравый смысл. Это фигня.

Гиббонса так и подмывало заткнуть ему глотку раз и навсегда, но в конце концов он решил, что не стоит. Вместо этого стал глядеть мимо Иверса в окно.

– Пошел бы ты, а? – только и пробурчал он.

Иверс уставил палец прямо в лицо Гиббонсу.

– Знаете, Гиббонс, вы так задаетесь потому, что высоко вознеслись со всей этой шумихой. Вы прекрасно знаете, что сейчас вас никто не тронет. Упаси Боже, если два великих героя вдруг получат взыскания. Я уже вижу, что напишут в газетах, посмей мы только что-то с вами сделать. Просто какой-то шантаж. И это не в первый раз вы меня так подставляете.

Все, довольно. Гиббонс передвинулся на край стула и уставил свои палец Иверсу в физиономию.

– Ну, если я для тебя, как шило в заднице, то я ухожу в отставку. Что ты на это скажешь? Я ухожу, а ты сможешь заправлять тут всем по собственному вкусу. Ну что, Иверс, идет? Ты рад?

Иверс весь кипел.

– Да, я очень рад.

– Вот и чудно. – Гиббонс встал, опрокинув стул, на котором сидел, вышел вон и хлопнул дверью.

Тоцци в изумлении смотрел ему вслед. Гиббонс – в черных, начищенных до блеска ботинках, в белоснежной рубашке, всегда подтянутый – орет на непосредственное начальство? Тоцци взглянул на Иверса.

– О, может, продолжить этот разговор позже, когда мы все несколько поостынем?

– Ах, Тоцци, не беспокойтесь, пожалуйста. Мы, несомненно, продолжим этот разговор. Конечно, мы продолжим этот разговор. Можете не сомневаться. – Сарказм в тоне Иверса не предвещал ничего хорошего. Он принялся рыться в картотеке, всем своим видом показывая, что крайне занят, и это означало, что Тоцци может убираться ко всем чертям. В самом деле, старая задница.

Тоцци вышел от Иверса и направился прямо в комнатушку Гиббонса. Его напарник сидел там, положив ноги на стол и сплетя пальцы у губ так, словно молился. Тоцци ожидал найти его взбешенным. А он был скорее печален.

– Эй, Гиб, ты это серьезно насчет отставки? – Тоцци отодвинул стул и уселся.

Гиббонс скосил на Тоцци глаза, заморгал и вздохнул. Тоцци совсем не нравилось его молчание.

– Иверс – старая задница. Должность у него такая. Сам знаешь.

– Да... знаю.

Гиббонс говорил, очень тихо, почти шепотом, так он был подавлен. Вовсе на него не похоже. Он обычно честит Иверса вдоль и поперек. Какая муха сегодня его укусила?

– Послушай, пусть Иверс немножечко поостынет, потом я схожу и поговорю с ним. Можем даже вместе сходить, попозже, выслушаем эту фигню, покиваем головами, и на этом все. Пусть, черт побери, душу отведет, покажет, что он здесь главный. Этого ему только и надо...

– Как твоя девушка, Тоц?

– Кто?

– Роксана. Как она?

– Нормально. Но при чем тут она?

Гиббонс кивнул, не убирая рук.

– Хорошая девушка. Не будь дураком. Обращайся с ней хорошо.

– О чем это ты?

– Послушай меня. Обращайся с ней хорошо. Не обижай ее. Иначе будешь жалеть.

Тоцци вздохнул. Он понял, о чем идет речь.

– Лоррейн, дорогая сестричка. Опять тебе проходу не дает с отставкой, да?

Из груди Гиббонса вырвался глубокий вздох.

– Я не говорил с ней с тех самых пор, как она ушла тогда со стоянки. Она не подходит к телефону. – Гиббонс взял со стола шариковую ручку и щелкнул ею. – И она права, что разозлилась. Я ее не виню.

– Так ты уходишь из Бюро, чтобы осчастливить Лоррейн? Брось ты, Гиб. Это глупо.

– Знаешь, когда я лежал в больнице, то серьезно подумывал жениться. Очень серьезно подумывал. Мы нуждаемся в чем-то надежном, постоянном. Тем более на склоне лет. И особенно я. Что я буду делать, когда уйду с этой работы? Что, если я тяжело заболею, слягу, как тогда? Кто станет заботиться обо мне? А о Лоррейн, если с ней что-нибудь случится? Кто – ты?

– Ты, Гиб, становишься сентиментальным. Или это от возраста?

– Валяй, Тоцци, смейся сколько влезет. Тебе пристало шутить, потому что ты еще молод. – Он снова защелкал ручкой. Это начинало действовать Тоцци на нервы.

– Что это ты такое плетешь? Ты хочешь сейчас выйти в отставку? Поселиться в каком-нибудь тихом пригороде с моей двоюродной сестричкой? Ты об этом подумываешь?

Гиббонс взглянул Тоцци в глаза.

– Я не хочу потерять ее.

– Значит, она поставила тебе ультиматум? И если ты не бросишь Бюро, она навсегда уйдет из твоей жизни?

Гиббонс закрыл глаза и торжественно покачал головой.

– Да нет же, говорю тебе. Я вообще с ней об этом не разговаривал. Так думаю я сам.

Сердце у Тоцци бешено заколотилось. Неужели он потеряет напарника?

– Ты бы лучше сходил к врачу. С тобой творится что-то неладное.