Гоблины. Жребий брошен - Андрей Константинов

— Скорую, вызовите кто-нибудь скорую! Пожалуйста! Скорую! Человека! Здесь человека убили!

В ответ, выражаясь словами классика, «была тишина». Случайные прохожие, испуганно и брезгливо косясь на неприятную парочку, ретировались от греха подальше, а продавцы близлежащих ларьков поспешно позакрывали окошки киосков — ещё, чего доброго, в свидетели запишут, по милициям затаскают. Естественно, никто никуда звонить не собирался. Но Иван Демидович всё равно продолжал завывать, прижимая к груди бедовую сенькину голову.

«Интеллигент» на грязном, заплеванном асфальте. Без традиционной газетки-подстилки. Здесь невиданное ранее зрелище…

Санкт-Петербург,

21 июля 2009 года,

вторник, 11:15

«Остап макал перо без разбору, куда попадет рука, ездил по стулу и шаркал под столом ногами. У него было изнуренное лицо карточного игрока, который всю ночь проигрывал и только на рассвете поймал, наконец, талию».

Мешок колотил по клавиатуре, как заправский телеграфист, слегка покручиваясь в кресле и не поспевая за мыслью. Сейчас у него было изнуренное лицо сочинителя, который несколько дней мучился творческой импотенцией и только теперь ощутил мощный прилив крови к клеткам мозга, отвечающим за мыслительный процесс.

Всякий раз когда Андрею требовалось отписать очередную «сурьезную казённую бумагу», главной проблемой становилось изобретение первого абзаца. Именно абзаца, потому что запредельно абсурдную вводку к основному тексту он был способен наваять за пару минут в любом состоянии и любой из четырех конечностей на выбор. И вот этот самый первый абзац Мешок мог сочинять по нескольку дней, прокручивая в голове и бесконечно переставляя местами отдельные слова и фразы. Зато когда тот, наконец, рождался, досочинять всё остальное становилось исключительно делом не техники, но ремесла. И вот сегодня «муза в погонах» благосклонно спустилась к нему, и всё пошло как по маслу. Вернее, как по виски — именно к этому благородному напитку Мешок тайком прикладывался, ваяя для министерских отчёт о плюсах и минусах эксперимента «по созданию в структуре органов внутренних дел в городах с численностью населения более пятисот тысяч жителей обособленных подразделений по обеспечению безопасности лиц, подлежащих государственной защите».

Мешок опрокинул в себя очередной глоток вдохновения, и сидящий напротив Кульчицкий недовольно поморщился — с пьянством в служебных помещениях конспиративной конторы он боролся беспощадно. Хотя и безуспешно. Демонстративно вздохнув, Олег Семенович взял в руки фломастер и снова всмотрелся в штудируемый первоисточник. Последний представлял собой дспэшную брошюру «Профессионально-психологический тренинг сотрудников ОВД», из которой замполич в данный момент старательно перечерчивал схему для «наглядного пособия» в формате А-3.

— Андрей! Я планирую завтра провести с личным составом учебное занятие, — важно сообщил Кульчицкий, любуясь параллельностью разноцветных прямых. — На тему «Виды ролевого поведения оперативного сотрудника». Часика на полтора-два. Ты не возражаешь?

— Какого-какого поведения? — рассеянно отозвался Мешок, опасаясь спугнуть ветренную девку-музу.

— Ролевого.

— А на хрена?

— Да ты что?! Это ведь очень важная тема! Пойми, в разных оперативных ситуациях поведение может быть конспиративно-ролевым или личностно-ролевым. А вот ещё бывает целеролевое.

— Ага. А еще — примерное и неудовлетворительное. И что дальше?

— Послушай! Но у меня в плане стоит…

— Вечно у тебя стоит не то, что нужно. В плане.

— А вот я, между прочим, в твою епархию не лезу, — обиделся Кульчицкий.

— А вот за это большое тебе, Олег, человеческое спасибо… Эй, кто там скребётся в дверь моя? Заруливай!

В кабинет замов неслышно просочилась Северова.

— Андрей Иванович, я тут мониторила телодвижения наших клиентов, — с порога затароторила она, но Кульчицкий бесцеремонно прервал подчинённую, придав своей гладко выбритой физиономии оттенок лёгкой скорби:

— А что, вас в детстве вежливости не учили? Я в том смысле, что здороваться надо.

— А вас, Олег Семёнович, тоже не учили? В детстве? — нахально осведомилась Северова, которая за словом за пазуху никогда не лезла. И, к слову, жаль, что не лезла. Потому как «пазуха» у неё была что надо. — Я в том смысле, что когда в комнату заходит женщина, воспитанные мужчины встают.

— Во-первых, вы зашли не в комнату, а в кабинет руководства. Во-вторых, сейчас вы в первую очередь сотрудник милиции, а уже потом женщина.

— А в-третьих…

— Ша, народ! Хватит! — влез в словесную перепалку Мешок. Влез с видимым раздражением, осознав, что потревоженная муза его всё-таки покинула. — Натах, давай с начала: ты мониторила телодвижения клиентов. И?

— Игнашевич приобрел билет до Питера. Сегодня приезжает.

— А кто такой Игнашевич? — уточнил замполич.

Северова посмотрела на замполича с изумлением:

— Ну вы даете, Олег Семенович! Это ж тот уникум, которого нам удалось за казенный счет переселить в Тверь! Свидетель по банде Тяглова!

— Ах да, что-то такое припоминаю, — часто-часто замотал головой Кульчицкий.

Соврал конечно. Ничего он в данную минуту не припоминал.

— Ты местным операм в Тверь звонила?

— Да. Он никого в известность не ставил.

— Вот скотина! — рассвирипел Мешок. — И когда приходит поезд?

— В 13:26.

— Твою дивизию! Хорошо, я тебя услышал. Спасибо, Наташа.

— Надо же, в кои-то веки доброе слово в свой адрес! — картинно округлила глаза Северова. — Пойду, где-нить запишу…

Наташа вышла из кабинета, а Мешок нажал кнопку селектора:

— Женя, срочно разыщи мне Холина. Пусть зайдет. Да, а чем у нас там молодой занимается.

— Как всегда.

— А поконкретнее?

— Фигнёй страдает.

— Тогда его ко мне вместе с Гришкой. И побыстрее, время поджимает…

252-й поезд «Москва — Санкт-Петербург» подползал к платформе неприлично вовремя, минута в минуту. Так что Холину пришлось не смаковать с наслаждением только что купленное, приятнейшей холодцы пиво, а заглатывать его почти залпом. Протискиваясь сквозь сутолоку встречающих, носильщиков, таксистов и прочей вокзальной публики, Григорий с Лоскутковым прокладывали путь к вагону номер два. Который, по закону подлости, конечно же оказался в конце состава.

— …Григорий Степанович, а я вот одного не понимаю. Это, конечно, здорово, что свидетеля переселили в другой город, дали жилье, все дела… — стажёр хвостиком волочился за наставником и, пользуясь случаем, повышал общеобразовательный милицейский уровень. — Но получается этому Игнашевичу теперь вообще нельзя в Питере показываться? Всю оставшуюся жизнь? А если ему, к примеру, захочется сходить в Эрмитаж?

— Да за ради бога. Вот только минимум за три дня до поездки он должен поставить в известность об этом своем желании тверских ментов. А те, в свою очередь, проинформировать нас, чтобы мы успели подготовиться к его визиту. Сам посуди: чего будет стоит вся эта чехарда с переездом и сменой документов, если гуляя по Эрмитажу Игнашевич случайно наткнется на братков из банды Тяглова?

— Братки в Эрмитаж не ходят, — усмехнулся Коля.

— Игнашевич тоже. А с Эрмитажем ты сам предложил… Так, внимание, кажись наш клиент.

Григорий с явным сожалением выцедил из бутылки последние капли, отправил стекло в урну и двинулся к стоящему на краю платформы мужику с небольшой дорожной сумкой на плече. Мужик блаженно щурился на солнце, намереваясь выкурить первую на питерской земле сигарету, однако не успел: Холин подошел к нему сзади и увесисто хлопнул по плечу. Игнашевич, вздрогнув, выпустил из пальцев сигарету и испуганно обернулся.

— С приездом вас, Дмитрий Тихонович. Как добрались? Не укачало? — взгляд Холина излучал неземное радушие и Игнашевич облегченно выдохнул:

— Ф-фу, напугали. Здрасьте, Григорий… э-э…

— Степанович.

— Точно так. Григорий Степанович. А я вот тут на родину решил прокатиться.

— Да уж мы с моим юным коллегой видим.

— Я всего на один день! — взялся растерянно оправдываться Игнашевич. — На встречу с одноклассниками. Двадцать лет выпуска. А завтра утром сразу назад. У меня и обратный билет куплен.

— Весьма предусмотрительно. Позвольте взглянуть?

— Да-да, пожалуйста.

Дмитрий Тихонович суетливо полез в нагрудный карман и с готовностью продемонстрировал вложенный в паспорт железнодорожный квиток.

— Во-во, и паспорт заодно, будьте любезны.

Игнашевич недоуменно протянул Григорию и то, и другое, и оперативник, не глядя, убирал их к себе.

— А-а-а… Э-э-э… Но я не понимаю…

— А это и необязательно. Пойдемте.

— Куда?