Портрет кавалера в голубом камзоле - Наталья Солнцева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Полина Жемчужная видела портрет?
– Я задавал ей наводящие вопросы. Зубов не возил ее в загородный дом. Хотел устроить сюрприз. Сначала все доделать, а потом поразить свою даму неслыханной роскошью. Ему не хватало финансов на осуществление грандиозных замыслов. Это Шереметев не считал денег, а Валера не может похвастаться тем же.
– Значит, вы познакомились с Полиной из-за портрета?
– Вы очень проницательны, госпожа Голицына, – усмехнулся банкир. – Да, желание узнать побольше о загадочной картине из коллекции Зубова послужило первоначальным поводом для знакомства. Но потом я искренне увлекся Полиной. Ее сходство с Жюли сразу поразило меня. Я сдуру решил, что судьба подарила мне эту встречу в награду за все мучения рода Сатиных… Ха! Желаемое легко принять за действительное. Нам, Сатиным, не везет с женщинами. Мы теряем тех, кого любим, а женимся на других…
– Вы любили кого-нибудь?
Сатин долго молчал, прикидывая, какой ответ дать этой настырной дамочке. Сказать правду? Парадокс в том, что люди охотнее верят притворству.
– Наверное, я покажусь вам чудаком… но единственная женщина, которая запала мне в душу…
– Жюли Арне? – опередила его Глория.
– Видите, я неисправимый романтик.
«Если и так, то романтизм уживается в нем с трезвой практичностью, – подумал Лавров. – Он рассчитывает каждый свой шаг и умеет совмещать сердечные порывы с собственной выгодой. Непостижимо, как такой человек может любить образ на эмалевой миниатюре!»
– Вы пытались сделать Полину своими глазами и ушами при Зубове?
– Не так грубо, – поморщился банкир.
– Вы же сторонник прямоты, Федор Петрович, – улыбнулась Глория.
– Я решил проверить, насколько сильны ее чувства ко мне…
– Устроили ей испытание?
– Что-то вроде того…
– Полина отказалась помогать вам?
– Она сказала, что ничего не знает о картине за резными ставнями. Я попросил ее выведать у Зубова историю таинственного полотна. Полина пробовала задавать ему вопросы, но тщетно. Он делал вид, что не понимает, о чем речь. Тогда я посоветовал ей напроситься в загородный дом в Летниках, проследить, где Зубов прячет ключ, открыть без его ведома «ставни» и посмотреть, что за ними скрывается. Она пришла в неистовство! Заявила, что не станет шпионить за человеком, который столько для нее сделал. Что это подло, низко…
– По-моему, она была права, – рассудил Лавров. – Или нет?
– Жюли пожертвовала жизнью ради «семейной реликвии» своего возлюбленного, – высокопарно изрек Сатин. – Хотя понятия не имела, что находится в матерчатом чехле, который она не выпускала из рук под угрозой смерти.
– Возможно, ничего ценного…
Банкир поднял на Лаврова испепеляющий взор. Глория поспешила разрядить напряжение:
– Портрет, который Зубов прячет, тоже нуждался в реставрации?
– Понятия не имею. Вероятно, да. Блюмкин же как-то ухитрился увидеть портрет… Он – ходячая энциклопедия, справочник по живописи. Он мог надоумить Зубова, что за сокровище тому досталось…
Эта идея полностью поглотила Сатина.
– Трезвый Аполлинарий ни словом не обмолвился о портрете… но потом, когда выпил… Я заговорил с ним о коллекции Зубова… и у него развязался язык. Сболтнув лишнего, он испугался. И замолчал… я больше не смог вытянуть из него ни словечка!
– Наверняка с художника взяли клятву никому не разглашать страшную тайну, – со смешком заявил Лавров. – И скрепили ее кровью.
– Кровью? Вы меня пугаете, – пробормотал банкир.
Лавров решил, что самое время вылить на Сатина ушат ледяной воды, – в переносном смысле. И брякнул:
– За что вы убили двух молодых актрис, Лихвицкую и Бузееву? Они тоже отказались помогать вам?
Банкир отмахнулся от него, как от назойливой мухи. Глория опустила голову, пряча улыбку.
Пронзительная трель мобильного телефона заставила Сатина вздрогнуть. Он извинился и взял трубку:
– Что-о? Как… Вы ничего не путаете?
Бледнея, он уставился на Глорию и вымолвил онемевшими губами:
– Зубов разбился. Я тут ни при чем! Клянусь…
Глава 30
Митин догнал в вестибюле театра Наримову и галантно раскрыл перед нею дверь.
– Видела, как он газанул?
– Кто?
– Зубов. Крутая у него тачка, так и рванула с места… аж снег из-под колес брызнул. Я в окно смотрел.
– Тачка, – раздраженно передразнила его актриса. – Пора бы сменить подростковый жаргон на язык взрослых мужчин.
– Я, по-твоему, недостаточно зрелый, да? – обиделся Митин. – Деньги не умею зарабатывать, машины у меня нет…
– Ты завидуешь Зубову, признайся. Он ездит на «лексусе», а ты топаешь пешком к метро.
– Ну и что? По-твоему, я маленький человек, да? Неудачник? Тюфяк и размазня?
Тамара Наримова ощутила неловкость. Нельзя срывать зло на своих коллегах. Уж они точно не виноваты в ее проблемах. Личная жизнь не клеится, денег нет, работу надо искать… А куда ее возьмут? Гардеробщицей в дом культуры?
– Ладно, не кисни, – примирительно сказала она. – Просто я не в духе сегодня. Настроение паршивое. Следователь достал. И вообще… надоело все! Увольняться решила… Я уже два раза ходила на кастинг. Хотела в кино подработать на эпизодах. Не взяли…
– Зачем тебе увольняться? Ты всегда мечтала занять место Полины. Теперь ее нет. А ты как будто не рада. И две ее подружки, которых ты терпеть не могла, тоже… приказали долго жить…
– Ты что несешь, Митин? – Тамара замедлила шаг и внимательно взглянула на своего спутника. – Белены объелся?
– Митин! Митин! – вспылил актер. – Ты хотя бы помнишь мое имя? Меня, между прочим, Егором зовут. Ты давно перестала меня замечать. Вы все помешались на этом Зубове! Как же… он бизнесмен, упакован по высшему разряду… бриллиант может подарить на день рождения! Да он на тебя плевать хотел, Зубов-то! Кто ты для него? Рядовая артисточка… одна из многих, – мимо пройдет и не оглянется…
– Слу-ушай, да ты, никак, отношения выясняешь?
– Я люблю тебя, Тома! Я на все для тебя готов… на все…
Митин сорвал с головы шапку, и снег падал на его светлые волосы. Казалось, еще миг, и он встанет перед ней на колени прямо посреди посыпанного солью тротуара.
– Я думала, ты в Полину влюблен… – опешила Наримова. – Ты же по ней с ума сходил.
– Сходил… а потом как отрезало. Зачем мне Полина, когда есть ты? Играя Антония, я представлял Клеопатрой тебя… Ты лучше подходишь на эту роль! Ты… страстная, восточная женщина… у тебя огонь в глазах…
– Опомнись, Митин! Ой, прости… Егор…
– Я для тебя ничтожество? Да? – вскипел он. – Нищий актеришка? Бездарь? Ну, признайся же! Скажи честно, что собираешься продать себя подороже. Такому, как Зубов! У него же вместо сердца – кошелек! А я буду дарить тебе любовь… Впрочем, любовь нынче стала товаром… Все покупается и продается!
Он забежал вперед и схватил Тамару за руку так сильно, что она вскрикнула.
– А если бы это я убил Полину? И расчистил тебе дорогу? Ты бы стала меня уважать? Если бы это я убил ее льстивых «шестерок»? Чтобы тебе легче дышалось? Чтобы ты по праву царила там, где тебя незаслуженно притесняли? Чтобы все восхищение публики, все комплименты, все цветы доставались тебе…
Наримова дернулась, но Митин стиснул железными пальцами ее тонкое запястье и не отпускал. Его лицо перекосилось, глаза бешено сверкали.
– Что? Испугалась? Но разве не этого ты втайне желала? Чтобы они все были наказаны! Чтобы поплатились за свое пренебрежение, за свою гордыню! Я показал им, кто настоящий хозяин положения. Сначала я отравил Полину…
– Господи! Ты же знал о моей привычке пить из ее чашки…
– Я был начеку и не позволил бы тебе этого сделать в тот раз. Я не спускал глаз с чашки в перерывах между выходами Полины на сцену. Ты бы не пострадала. Потом я убил Лиду Лихвицкую…
– Ее-то за что?
– Разве тебя не злило раболепие, с которым она относилась к Жемчужной? Ее крокодиловы слезы, когда той не стало? Я дождался, пока эта лицемерная дрянь вернется с похорон, явился к ней домой и…
– Замолчи! – не оставляя попыток высвободиться, всхлипнула Тамара. – Ты все врешь! Ты бы не смог…
– Думаешь, у меня кишка тонка? – взвился Митин. – Ты меня всегда недооценивала. И напрасно! Я все рассчитал. Лихвицкая удивилась моему приходу, но впустила…
– Я не хочу этого слышать! Не хочу!
Снег то падал, то переставал. Небо почти очистилось, и порхание снежинок в солнечной дымке казалось столь же невозможным, как и дикие признания Митина. Он кричал, Тамара вырывалась. Прохожие обходили их, с любопытством оглядываясь.
– Не хочешь? Ты и раньше не хотела меня слушать, не обращала на меня внимания! – бесновался он. – И я решил принести тебе жертву, как языческой богине! Три жизни в обмен на твою благосклонность. Я расчистил тебе дорогу к славе. Никто не сделал бы для тебя больше! Никто! Твой Зубов – тряпка! Он пускает слюни и сопли вместо того, чтобы отыскать и наказать убийцу! Нанял детективов, которые разводят его на деньги. Да, у меня нет солидного счета в банке… но я пошел на убийство ради тебя…
