Внутренний враг: Шпиономания и закат императорской России - Уильям Фуллер

Возможность трений как с союзными, так и с нейтральными державами в связи с отношением России к евреям несколько раз становилась предметом рассмотрения российского правительства в первые годы войны. Особенные проблемы ожидались для доступа России к британским и американским рынкам капитала, на которые, как считалось, большое влияние оказывают банкиры-евреи. Еще 13 (26) августа 1914 года российский посол в Британии граф Бенкендорф писал императору, что, возможно, пора дать некоторые послабления российским евреям, дабы произвести хорошее впечатление на зарубежное общественное мнение, — в то время Николая П эта идея не привлекла84. Несколько месяцев спустя, в апреле 1915-го, министр финансов Барк в послании министру иностранных дел Сазонову высказал предположение, что Россия могла бы упростить себе в будущем банковские операции в Лондоне, создав положительное впечатление о себе у лидеров всех политических сил Британии. Загвоздка, конечно, заключалась в лейбористской парши, которая продолжала придерживаться в общем антирусских взглядов «на почве еврейской агитации». По мнению Барка, российскому правительству следовало официально и торжественно пригласить какого-нибудь видного члена Палаты общин из числа лейбористов в Петроград, чтобы он познакомился «с английскими колониями в России, настроенными весьма дружелюбно к России и придерживающимися определенно антисемитских взглядов». Если этот эксперимент принесет России поддержку британских левых, впоследствии можно будет устроить визит целой делегации лейбористов85. Подобные неуклюжие шаги в налаживании добрых отношении не могли сгладить отрицательное впечатление, произведенное чудовищными жестокостями, творившимися русской армией против евреев в Польше и Галиции. Работник британского благотворительного фонд а Джон Поллок, проведший три месяца в Польше весной 1915 года, проинформировал Уайтхолл о том, что за преследованием евреев стоят политические цели, а выдвигаемые против них обвинения не имеют под собой никаких оснований:

Очевидно, что политики воспользовались войной, чтобы настроить русских против евреев, представляя последних предателями интересов России. В этом им способствовали реакционные элементы в России, например из окружения покойного министра внутренних дел, который, будто бы, говаривал: я не утверждаю, что все евреи — предатели, а только что все предатели — евреи (забыв, вероятно, о полковнике Мясоедове). Судя по расследованиям, произведенным в Польше, огульное обвинение евреев в предательстве имеет весьма шаткие основания. Конечно, некоторые случаи были доказаны, часть локальных сведений, добытых немцами, возможно исходила от евреев — однако сторонники Германии, а возможно и шпионы, есть и в польской среде. Кроме того, произошедшее было предсказуемо. Прежде всего, только евреи в польских деревнях осведомлены о жизни округи; потом, немцам естественно было обратиться именно к евреям не только из-за большей живости еврейского ума, но и потому, что идиш, жаргон, на котором говорят евреи, представляет собой испорченный немецкий, и с помощью угроз и некоторого насилия немцам было бы нетрудно добиться своего. В целом, учитывая эти особые обстоятельства, невозможно поверить, чтобы между польскими евреями было больше организованного шпионства, чем в среде любого приграничного населения; считается, что в этом не было недостатка также на французских и бельгийских границах86.

Британское правительство, несмотря на свойственный ему самому антисемитизм и нежелание вмешиваться во внутренние дела союзников, все же откликнулось на донесения вроде только что процитированного и заявило протест графу Бенкендорфу по поводу политики его правительства в отношении еврейского населения. Собственно, отмена черты оседлости в России (в августе 1915 года) была отчасти проведена российским Советом министров с целью остановить потоки критики в иностранной прессе. Конечно, свою роль сыграло и то, что остатки черты оседлости были до отказа заполнены потоком беженцев, изгнанных из прифронтовых территорий. 6 августа 1915 года на заседании Совета министров государственный контролер П.А. Харитонов указал, что военные власти не справляются с перевозкой сотен тысяч евреев во внутренние области России87.

Российское еврейство само организовалось, чтобы позаботиться о себе и противостоять растущей волне антисемитизма. Весной 1915 года в Петрограде был создан Еврейский комитет помощи жертвам войны (ЕКОПО), имевший целью сколько возможно облегчить страдания многих тысяч еврейских беженцев88. Группы видных евреев, в том числе несколько думских депутатов, основали неофициальное бюро для сбора информации об отношении к евреям и для опровержения распространяемой о них лжи. Еврейская пресса, прежде всего газета «Новый восход», в качестве противоядия от вредных вымыслов о «еврейской измене» предавала гласности героизм солдат-евреев — наградой от властей стало закрытие «Нового восхода». Защитники евреев использовали один довольно любопытный аргумент: они утверждали, что евреев приносят в жертву ради того, чтобы скрыть имена этнических русских, которые и являются настоящими германскими и австрийскими шпионами. К таким аргументам чаще всего прибегали политики левого толка. На собрании ЦК кадетской партии известный юрист М.М. Винавер возложил вину за распространение антисемитизма на самого Мясоедова, отметив, что с первых дней войны самые серьезные обвинения в адрес евреев исходили от командования армий Северо-Западного фронта. Винавер утверждал, что полковник-изменник и его подручные распространяли злонамеренные слухи о предательстве евреев для того, чтобы отвести подозрения от себя самих. Главный печатный орган кадетов газета «Речь» 28 июля 1915 года изложила версию Винавера относительно причин преследования евреев как ширмы, за которой могут спрятаться предатели типа Мясоедова89.

Германофобия

Если главным двигателем кампании против евреев была, как мы видим, армия, то программа антигерманских действий осуществлялась под давлением центристской и правой прессы. До некоторой степени ограничения, наложенные на проживание немцев в Российской империи, оправдывались соображениями национальной безопасности. Министерство внутренних дел, исходя из своего понимания войны как борьбы не только против власти императора Вильгельма П, но и против всего немецкого народа, 11 августа 1914 года разослало во все губернии циркуляр, объявлявший, что отныне вое германские и австро-венгерские подданные мужского пола от восемнадцати до сорока пяти лет, способные носить оружие, считаются военнопленными. Все подпадающие под эту категорию лица должны быть немедленно арестованы и перевезены, за их собственный счет, к местам ссылки в Восточной России, Сибири и Туркестане90. Множество австрийцев и немцев, на протяжении десятилетий живших в России, в надежде избежать применения к ним этого жестокого указа тут же обратились с просьбой о получении российского гражданства, многие направили свои петиции непосредственно императору91.

Конечно, германофобия в среде простого народа представляла собой один из оттенков жизни России, равно как других союзных стран, в годы войны. Однако особенно явно ненависть ко всему германскому проявилась в среде образованных классов Российской империи, которым следовало бы быть умнее. Когда Московское литературно-художественное общество на своем собрании 10 октября проголосовало за исключение всех лиц с немецкими фамилиями, замечательный историк С.П. Мельгунов в виде протеста вышел из его состава — и уже вечером имел возможность прочесть о своем «предательском» поступке в правых газетах92. Самого невинного проявления любви к немецкой литературе, музыке или искусству было достаточно, чтобы вызвать потоки оскорблений, а иногда и похуже. В апреле 1915 года знаменитый оперный певец Дальгейм исполнил на частном концерте несколько арий на немецком языке. Один из слушателей донес на него в полицию, и та всерьез завела официальное расследование?3.

В конце концов общественная ненависть к «немцам» сфокусировалась на двух темах: во-первых, огромный вред, который высокопоставленные немцы якобы наносят военной экономике; и, во-вторых, необходимость ограничить идущее от немцев зло, лишив их земли и собственности. М.В. Родзянко, председатель Думы, был недоволен тем, что даже по прошествии пяти месяцев с начала войны немецкие подданные все еще занимают ответственные посты на государственных предприятиях, и обвинял в этом защищающих их великих княгинь, клику придворных и бюрократов. В воспоминаниях он писал: «Измена чувствовалась во всем, и ничем иным нельзя было объяснить невероятные события, происходившие у всех на глазах»94.