Внутренний враг: Шпиономания и закат императорской России - Уильям Фуллер

Журналисты и политические памфлетисты заявляли, что пора России «сбросить немецкое иго», под которым она слишком давно томится, а для этого необходимо конфисковать счета и состояния немецких граждан. Две принадлежавшие семейству Сувориных газеты — «Новое время» и «Вечернее время» — стали главным рупором адресованных правительству требований предпринять решительные действия для освобождения России от немецкого экономического засилья. В статье, напечатанной в «Новом времени» 6 января 1915 года, был дан список «немецких» фабрик, работающих в настоящее время в России, причем автор статьи давал понять, что их директора намеренно саботируют производство товаров, необходимых для военных целей. Шарк, Хервагер, Дих и Бонмюллер — все немецкие подданные — были директорами, совладельцами и управляющими крупными фабриками и ассоциациями. Приводились десятой других примеров95. «Вечернее время» завело еженедельную колонку оголтелого националиста Осендовского, изливавшего на правительство потоки критики за недостаточную решительность в борьбе против «немецкого засилья»96.

Раздавались и другие, более спокойные голоса. В.Н. Шаховской, министр торговли и промышленности, предупреждал, что для отечественной экономики сплошное закрытие «немецкого» бизнеса будет иметь последствия отнюдь не полезные, а исключительно вредные; его позицию поддержал журнал Совета съездов представителей промышленности и торговли97. Однако ответственные голоса не могли заткнуть гейзер национальной истерии и ура-патриотизма. И января 1915 года Николай II одобрил разработанный Советом министров законопроект, запрещавший выдачу годичных лицензий на занятие предпринимательством подданным вражеских государств, а также любым коммерческим фирмам, с которыми эти лица могли быть связаны. Это был первый из целой серии законодательных актов, с помощью которых в последующие два года было изъято и частью ликвидировано множество фабрик, владельцами которых были иностранцы, а сами бывшие хозяева лишены права быть акционерами даже в российских концернах98.

В феврале 1915 года настал черед сельского хозяйства. Опубликованные 2 февраля три закона запустили процесс конфискации не только земель «вражеских подданных», но и так называемых вражеских поселенцев — то есть тех, чьи семьи жили в России многие десятилетия, а то и столетия. К началу лета 1916 года подсчитали площади принадлежавших представителям последней категории земель, предназначенных к экспроприации, — их оказалось более 3,2 млн га99. К концу второго месяца 1917 года по меньшей мере 6,4 млн «немецких» гектаров было объявлено подлежащими конфискации (хотя в действительности до Февральской революции, приостановившей программу, была конфискована лишь малая их часть)100.

Весной 1915 года антигерманские страсти охватили Москву101.

А.П. Мартынов, начальник Московского охранного отделения, предупредил градоначальника, что взрывоопасное сочетание высокой инфляции, перенаселенности и антигерманской агитации, которую ведет желтая пресса, легко может привести к массовым беспорядкам — однако его дальновидный совет был оставлен без внимания102. 29 мая озверевшая толпа захватила улицы города и принялась крушить магазины, принадлежащие немцам или просто названные на немецкий манер. Поощряемые явным бездействием полиции, погромщики перешли от швыряния камней в витрины к грабежам, поджогам и физическому насилию. Когда после двух дней этого жуткого антинемецкого погрома пыль рассеялась, 475 магазинов, контор и заводов оказалось разгромлено, 207 квартир ограблено и почти 700 человек избито, некоторые до смерти. Фабриканта по фамилии Шредер беснующаяся толпа выволокла из конторы, раздела донага и сбросила в канаву, где он утонул103. Поскольку среди объектов нападения обнаружилось несколько оружейных заводов, нашлись те, кто, как британский посол Джордж Бьюкенен, поверили, что эти беспорядки на самом деле были организованы самими «немцами» с целью навредить военному производству104. Более проницательные наблюдатели поняли, что имело место нечто обратное: отметив вялую реакцию полиции на эти акты насилия, они заподозрили, что первоначально местные власти собирались смотреть на погром сквозь пальцы, но в результате оказались бессильны перед его мощью105. Московский градоначальник и московский генерал-губернатор были вследствие этих беспорядков уволены.

Таким образом, мизансцена для русских шпионских дел 1915–1916 годов была создана резким ростом шовинизма, антисемитизма и германофобии, а также усилиями Ставки, правительства и определенных сил в прессе, поощрявших и эксплуатировавших все три названные тенденции. Конечно, участники процесса имели разные цели. Ставка стремилась оградить себя от критики и дать российскому обществу альтернативное объяснение военных поражений. Правительство, нанося удары по «немцам», желало продемонстрировать свою преданность национальным интересам, тщетно ища народной поддержки. А желтая пресса, разжигавшая огонь ксенофобии, хотела как роста тиражей, так и дополнительных очков в борьбе с правительством. Очевидно, впрочем, что эти грубые попытки манипулирования общественным мнением были чреваты опасностью. Жестокая политика армии по отношению к заложникам из числа еврейства, казни и депортации ввергли тыловые районы в хаос, способствовали крушению транспортной системы страны и довели сотни тысяч людей до ненависти к императору и всему политическому режиму. Правительственная политика секвестрования и экспроприации нанесла несколько тяжелейших ударов по военной экономике, не приведя при этом к умиротворению неистовых националистов, которые считали принимавшиеся меры вялыми и запоздалыми. Браня правительство за его слабость в борьбе с внутренним врагом, националистическая пресса ускорила процесс распада империи, начавшийся задолго до революции 1917 года. Имплицитная логика правой политической позиции состояла в том, что государство должно прежде всего защищать национальные интересы не взирая на другие, в том числе династические. Все эти обстоятельства — жестокость по отношению к евреям, конфискация «иностранной» собственности, разглагольствования прессы — усиливали общее впечатление повсеместной измены. Конечно, сформировавшиеся в массовом сознании образы предательства и предателя были делом рук политиков. Если евреи, немцы, австрийцы — поголовно изменники, следовательно, они все заслуживают жесткого наказания. Если правительство медлит с принятием необходимых карательных мер или препятствует армии очищать прифронтовые территории от нежелательных элементов, возможно, измена свила себе гнездо именно в нем? Но что, если евреи и «иностранцы» были по большей части невиновны? Если так, то действия в их отношении были не просто бесчеловечны, но и потенциально опасны для отечества, поскольку инициаторы преследований как в армии, так и в правительстве могли использовать эти группы населения в качестве «козлов отпущения» для сокрытия собственной измены. Параноидальная атмосфера, в которой политические силы слева, справа и из центра обрушивались на высших представителей государства и друг на друга с обвинениями в измене, не слишком способствовала стабильности режима и военным успехам.

Однако на фоне споров относительно того, кто же на самом деле истинные внутренние враги России, практически все, вне зависимости от политической ориентации, поверили в то, что Мясоедов — немецкий шпион. Поскольку в такой атмосфере обычное знакомство воспринималось как доказательство виновности, следующего акта трагедии было не избежать. Кто первым назначил Мясоедова в Военное министерство? По чьей рекомендации он попал во фронтовую разведку? В конце апреля 1915 года петроградская полиция переслала в штаб Северо-Западного фронта анонимное письмо с доносом на российского военного министра. Автор этой записки, которым был либо Андроников, либо Червинская, утверждал, что генерал Сухомлинов торгует Россией «оптом и в розницу», и требовал расследования деятельности как его, так и его супруги, для выяснения их связей с полковником Мясоедовым, позорнейшим изменником в российской истории106.

Глава 7. Великое отступление

Весна и лето 1915 года принесли российской армии поражение столь сокрушительное, что по сравнению с ним ничтожными показались все прежние катастрофы этой войны. Есть некая ирония в том, что одним из факторов этого краха были военные успехи России. В марте 1915 года опорная крепость Перемышль, находившаяся в русской осаде уже шесть месяцев, наконец выбросила белый флаг: почт двенадцатитысячный австро-венгерский гарнизон вышел из крепости и сдался в плен. Это событие заставило Германию обратить внимание на степень бессилия своего союзника, империи Габсбургов. Оседлав одержанный в Перемышле успех, русские, казалось, были на шаг от вторжения в Венгрию, тогда как австрийцы не могли помешать их наступлению. Хуже того, все более вероятной становилась перспектива вступления в войну на стороне Антанты Италии, ранее предпочитавшей отсиживаться в углу, и открытие нового фронта против Австрии в Трентино.