Некромант, держи меня ближе (ЛП) - Лиш МакБрайд

Я постучал по одному из рисунков.

— Лили, кто это?

— Я не знаю, как его зовут, — сказала она. — Я не понимаю его. Он говорит по-другому.

Она перевернула страницу и показала мне другой рисунок.

— Хотя он милый. Он жестами разговаривает со мной. Думаю, раньше он жил здесь, но его дом был таким вот, — она указала на свой эскиз на бумаге. Лили нарисовала довольно красивый длинный дом [38].

Я не знал, чему сейчас учат детей в детских садах, но я уверен, что большинство из них не знали, что такое длинный дом. Лили, должно быть, узнала, как он выглядит, от своего давно умершего друга, коренного американца, что объясняет, почему она не понимала его.

— Лили, твоя мама может видеть твоих друзей?

— Нет, — сказала она, — и она не любит говорить о них. От этого она чувствует себя некомфортно. Она называет это воображением.

Лили посмотрела мне в глаза с умоляющим выражением лица.

— Эти люди ведь невоображаемые?

Я мог бы сказать, что они воображаемые. Возможно, тогда у нее была бы нормальная жизнь. Жизнь, когда она постоянно сомневается в себе и думает, что она сумасшедшая. Когда она постоянно скрывается от окружающих и от своего разума, от своих чувств. Затем я вспомнил, как Ник сказал Кевину о том, что Лили нужен проводник, что она может быть в опасности. Научить ее скрываться от того, кем она явяляется, не удержит ее от неприятностей. Я — живое доказательство этому.

— Нет, они невоображаемые.

Она улыбнулась. Что-то подсказало мне, что Лили нечасто это делала.

— Лили, это может показаться странным, но, как ты думаешь, ты сможешь кое-что достать мне? — она кивнула. — Мне нужно волосинка твоего папочки, например, с его расчески. Ты сможешь сделать это для меня?

— Зачем?

— Я не могу рассказать тебе об этом прямо сейчас.

— Это навредит папочке?

— Нет, — сказал я, — не навредит.

Она надулась, думая.

— Обещаешь?

— Обещаю, — сказал я, приложив руку к сердцу. — Но это должно остаться между нами, хорошо?

Элейн спустилась спустя несколько минут вниз с еще одной маленькой девочкой на руках. Она поблагодарила меня за то, что я остался и поразвлекал Лили. Я сказал ей, что Лили замечательный ребенок; согласен, ожидаемый ответ, но это не значит, что он неправдивый.

Элейн представила меня Саре, которой было всего три. Ее светло-русые волосы были собраны в хвостики, цвета, один был прижат к груди ее матери, когда Сара прислонилась к ней. Выражение лица Сары было более открытым, чем у Лили, хотя она и была скромной. Мне стало интересно, как долго это продолжится. Я не взял Сару за руку. Я не нуждался в этом. По тому, как Лили ворковала вокруг своей младшей сестры, я получил ответ на свой вопрос, и мне не хотелось пугать Сару, прикасаясь к ней. Вместо этого я попрощался и поблагодарил Элейн за гостеприимство. Прежде чем уйти, я написал свой номер на клочке бумаги и передал его ей.

— На всякий случай, — сказал я, глядя на Лили, передав клочок бумаги Элейн.

Элейн была слишком вежлива, чтобы напрямую спросить, на случай чего, но могу сказать, что она подумала об этом. Она выглядела обеспокоенной, и мне стало интересно, понимала ли она то, что ее дочь нуждается в помощи, которую она не сможет ей предоставить. Даже если Лили не понадобится моя помощь или если ее мама выбросит этот клочок бумаги, я понадеялся, что это поможет Лили вспомнит, что я был здесь. Что кто-то поверил ей, что кто-то сможет выслушать ее, даже если он и не был мертв сотни лет. Это все, что я мог сделать.

Я коснулся маленькой расчески в кармане и направился к своей машине.

17

Странники в ночи [39]

— Это, — сказал Рамон, — самая забавная вещь, которую я только слышал.

Он сунул ложку с мороженым «Мохнатая обезьянка» себе в рот и пережевывал, пока разговаривал. Он предложил кусочек Брук, которая расположилась на краю кухонного стола, так что Фрэнку было удобно расчесывать ее волосы.

— Какая часть тебя забавляет? — спросила я. — Внебрачный сын моего дяди или две новые сводные сестры?

— Обычно я бы сказал обе части, — сказал он, — но я не могу запятнать честь Тии.

— Какое умное слово, — сказал я.

— Знаю, — сказал он, ныряя ложкой в коробку с мороженым. — Я много читал. И ты должен попробовать.

Фрэнк перестал расчесывать волосы Брук.

— Ты ведь не думаешь, что твой дядя твой настоящий....

— Нет, — сказали мы одновременно.

Фрэнк фыркнул и вернулся к расчесыванию.

— Ладно, я просто спрашиваю. Откуда мне знать, не поинтересовавшись?

— Все в порядке, — сказал я.

— Я имею в виду, что твоя мама не рассказала тебе о некромантии, и мысль, что твоим отцом может быть дядя, кажется отчасти не такой уж важной. Ну, если сравнивать, — он перестал расчесывать длинные светлые волосы Брук и уставился на них. — Брук, что ты хочешь, чтобы я сделал с волосами?

— Можешь заплести косичку? — спросила она.

— Я могу попробовать, — сказал Фрэнк, — но я не могу ничего гарантировать. Наверное, выйдет ужасно.

— Давай я, — сказал Рамон, отдавая ему свое мороженое и забирая расческу. — Французская коса подойдет?

— Ты умеешь плести французскую косу? — Брук удивленно моргнула.

— Детка, у меня есть три младших сестренки, которым я привык помогать собираться в школу. Три придирчивых сестренки. Я смогу заплести косу даже во сне, — он сунул конец расчески в рот и начал разделять ее волосы на части. — Настоящий мужчина умеет заплетать французские косы, — сказал он сквозь сжатые зубы.

Брук прикрыла глаза от удовольствия. Я не задумывался об этом, но впервые с момента смерти к ней прикоснулись. Люди, даже реанимированные, нуждаются в прикосновениях.

Фрэнк доел мороженое и выкинул коробку в мусорное ведро.

— Ты должен мне упаковку мороженого «Мохнатая обезьянка», — сказал Рамон.

— Но я съел только две ложки.

— Ты знаешь правила.

— Да ладно, — Фрэнк посмотрел на меня, ища поддержки.

— Такова жизнь, Фрэнк.

— Вы, ребята, придурки, — сказал он, копаясь в своих карманах и доставая пачку денег. Он бросил их на стол. — Вот твои чертовы деньги. Доволен?

— Очень, — сказал Рамон.

Брук хихикнула.

— Это чертовы обезьяньи деньги.

Я расслабился в своем кресле и тихо пропел:

— Чертовы обезьянки, эти клевые обезьянки.

Даже Фрэнк рассмеялся. Мы все рассмеялись, даже сильнее, чем обычно. Мы нуждались в вэтом, чтобы ослабить напряжение. Лично я приветствовал все, что отвлекло бы меня от крохотного счетчика у себя в голове.