Опиум - Лидия Сивкевич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Слышал, Вадим? – я покачала головой, глядя прокурору вслед. – За нравственность.
Вадим позволил себе рассмеяться и поднял взгляд к дереву, где маячили наглые зверьки. Я скормила белкам все орехи, что были у меня в кармане, раздумывая о малосмысленном разговоре.
Вот она, слабая сторона добропорядочных людей. Шахов хотел напугать меня страшным, тем, что ему самому казалось отталкивающим и аморальным. Только вот для меня эта граница была отодвинута гораздо дальше, и это было странно. Неужели человек, которого жизнь сталкивала с ужасами этого мира, знал меньше меня? Мне казалось, прокуроры частенько имеют дело с запредельной жестокостью. Тогда почему Шахову не удалось меня запугать? Неужели я видела ужасов поболее его?
Я вкратце пересказала беседу Дане, не опустив и бред про белок, и намёки о его прошлом. Он сказал лишь, что я умница. Больше мы об этом не говорили. И вообще не говорили о будущем. Обсуждали только настоящее. Мы не говорили о нас. Обсуждали дела. Мы устраивали друг друга без словесных ориентиров.
Больше проблем с полицией я ждала только когда начнутся скандалы, когда он упрекнёт меня на бытовую тему или окажется недоволен моим к нему отношением. Но каждый мой жест, каждую глупость и сырую мысль он воспринимал спокойно. И он не скрывал недовольство под холодностью. Я могла бы подумать, что он вовсе не умеет злиться или же искусно выдает отрешение за сдержанность и стойкость. Но я знала, как выглядит недовольство этого мужчины. В Опиуме мне встречалось это выражение: тяжёлый взгляд, напряжённые ломаные губы, обострившиеся скулы. В нашем кусочке белостенного мира я никогда не натыкалась на подобную мимику.
Однажды, утопая в этих мыслях, я добралась до него и, стоя за спиной, обняла за плечи:
– Я тебя люблю. – Упали от моих губ к его коже тихие слова.
Даня повернулся, с лёгкостью прокрутившись в моих объятиях, дотронулся до моей щеки, призывая поднять на него взгляд.
– Что случилось?
– Разве я не могу об этом сказать, когда хочу? – я подняла глаза, добавив в них немного недовольства.
– Можешь, но ты будто говоришь это, чтобы успокоить себя.
– Я придумываю что-то в своей голове. – Тяжело вздохнув, призналась я.
– О чём же?
– О нас. Кто-то из нас двоих как будто неправильный. Иначе, почему нам так легко существовать вместе?
– Потому что мы оба неправильные. – Он прижался губами к моему виску. – И я тоже люблю тебя.
К этому времени в закромах моего разума всё чаще мелькала мысль, что может это и не плохо – увязнуть в человеке с головой. Как было со мной раньше? Я забывала о себе. Все мысли и ресурсы отдавала человеку, к которому испытывала чувства. Вся я тратилась на заботу, нежность, защиту и комфорт. Мне не оставалось себя самой. Так что же происходило сейчас?
Я отдавала себя, не жалея, не беспокоясь останется ли мне самой. Но мне оставалось. Сполна хватало сил, чтобы подниматься с постели каждый день, чтобы проживать все трудности, чтобы справляться с эмоциями. Шагать по серому городу с ощущением счастья, с наплывами нежности, с трепетом.
Это случилось ранним утром, которое я проводила в дороге домой и в мыслях о том, что происходит в моей жизни. Эта мысль, видимо, шагала по тротуару улицы, мимо которой мы проезжали. Я заметила её, ухватилась глазами и стала улыбаться словно сумасшедшая.
У меня было всё, что мне требовалось, потому что себя я отдавала человеку, который в то же время отдавал себя мне. Наша жизнь была полна черноты, в которую мы подливали чернил, грязи, которую сами же месили, но это была наша жизнь. Наша. С высокопроцентной примесью счастья, заботы, радости и нежности.
Всё проявлялось в мелочах. Каждый день я приятно удивлялась его заботе. К примеру, этим утром он спускался по лестнице, чтобы уехать по делам и застал меня у стойки администрации. Ольга и Наталья работали в зале, я стояла одна. Даня подошёл с серьезным сосредоточенным лицом и наклонился ко мне, будто хотел обсудить важный рабочий момент:
– Ты обедала?
– Нет ещё, – отмахнулась я, удивившись вопросу. – Обещала к четырём отдать характеристики.
– Брось всё и сходи, поешь.
Я улыбнулась, осмотрелась по сторонам в поисках наблюдателей. Никого не нашла и уложила свою холодную ладонь ему на руку, лежащую на стойке.
– С чего вдруг ты так беспокоишься? Хотя мне очень приятно, спасибо.
– Ты похудела за последнее время. – Он говорил серьезно, будто обсуждал сделку. – Слишком мало ешь и много носишься. Иди обедать. – Даня плавно вытащил руку из-под моих нежностей и непринужденно пошагал к выходу.
Ни одной плохой характеристики я не подала, всё официанты VIP зоны получили премию в этом месяце.
Так странно было для меня чувствовать эту его заботу. Она не сравнится с материнской, она не сравнится с заботой о чём-то бездушном, например о бесценном артефакте. Я не задумывалась об этом, когда представляла любовь.
Обо мне ведь заботились и раньше, укрывали одеялом во сне, приносили завтрак в постель, но сейчас, достав воспоминания, я поняла, что это была ложная забота. Это как спросить у меня, голодна ли я, когда я уже ем.
Сейчас, с ним, это была забота истинная. В большей мере она выражалась в защите, но это понятие тоже открылось для меня неожиданно широко. Он защищал меня от возможных угроз, буквально каждый раз напоминая моим охранникам их обязанности, которые они смиренно выслушивали, хотя знали наизусть. Он защищал меня от меня же самой, всегда находясь рядом и не позволяя мне пересекать границ. Он защищал меня от печалей, старался оградить от мелких неприятностей, давал мне в помощь людей, в которых я, в общем-то, не нуждалась, но если принимала их поддержку, то заметно экономила силы и нервы.
От таких небольших и банальных вещей, как холод, голод и жажда он тоже меня защищал. Насильно отправлял на обеды, подарил перчатки, заметив, что мои руки моментально превращаются в синие ледышки на холоде.
Он старался защитить меня от своего мира, но не имел такой власти, хотя бы потому, что я рвалась туда всеми своими силами, жаждала стать частью этой жизни и испытать все мерзкие чувства наравне с приятными.
Часть 4. Мы под защитой.
