Снежный шар - Пак Соён
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Чертов ветрище!
Время от времени рукой в перчатке я трогаю нос: ноздри смерзлись, воздух обжигает легкие. Но отчего-то меня переполняет радость, словно я вновь оказалась дома.
– Черт побери! Какой холод! Я сейчас сдохну!
Из брани и проклятий Ча Хян черпает энергию для движения. Когда она жила в Сноуболе, то любила кататься на лыжах, и сейчас упорно идет вперед, пряча глаза от ледяного ветра. Даже не верится, что она много лет провела, лежа на диване и пьянствуя.
Глядя на платформу, которая, кажется, ни на метр не стала ближе, я громко спрашиваю:
– Скажи, а эта бомба с часовым механизмом… Она установлена где-то в грузовике?
– Вроде того. В шестом позвонке, – отвечает Ча Хян, задохнувшись от ветра.
– Где?!
Не переставая чертыхаться, она объясняет:
– Бомба находится в теле водителя.
– Что?!
– Ты, наверное, представила огромную бомбу, размером с голову, которая взрывается с ужасным грохотом? Нет, это такое маленькое устройство размером с ноготь, которое остановит только сердце водителя. Они же не дураки там, в Сноуболе, пускать на воздух целый грузовик. Ты только вообрази, сколько он стоит.
Получается, из нас троих жизнью рисковала одна только Хван Санна?
– Она что, нам помогала несмотря на то, что могла погибнуть?
– Теперь понимаешь, какая у меня подруга!
Я не вижу выражения лица Ча Хян под маской и очками, но в голосе слышится благодарная улыбка.
– Но зачем? Зачем она так собой рисковала? Просто чтобы помочь мне?
– Не надо думать, что ты у нее в долгу. Она помогла тебе, потому что тоже натерпелась всякого в Сноуболе.
Мне хочется расспросить про преступление, которое когда-то совершила Хван Санна. О нем так много говорили в новостях: «Непреднамеренное жестокое убийство режиссера, совершенное в пьяном угаре». Но тут откуда-то раздается гудок паровоза.
– Вот черт! Только не это! Поезд идет!
Подкрепив свои силы порцией отборных проклятий, Ча Хян ускоряется так, что я едва за ней поспеваю.
– Давай, Чопаб! Беги скорей, задержи его! Хоть на рельсы ляг, только чтоб он не уехал без нас!
– Ча Хян, ты же впереди меня!
Союзник, которого мы надеемся обрести, живет в секторе I-B-6, соответственно, мы собираемся сесть на поезд, который курсирует по железной дороге с кодировкой I. Машинист поезда родом из сектора I-B-22 – поселения, находящегося в самом конце железнодорожной ветки, а еще это поселение, в котором я родилась. И значит, сейчас мы сядем в поезд, который ведет либо моя подруга Чеён, либо дядя Чоун.
Ох, лучше бы сегодня на смене был дядюшка Чоун. По крайней мере, он не слишком разговорчив и не особенно любит совать нос в чужие дела.
– Как вы здесь оказались? – удивленно спрашивает машинист.
Я стою молча, низко надвинув очки, сквозь которые нельзя увидеть моих глаз. Ча Хян улыбается до противного вежливой и неискренней улыбкой.
– Мы занимаемся исследованием температуры земной коры.
Согревшись в вагоне поезда, она снимает меховую шапку с отделкой из лисьего хвоста и теплый пуховик. Следуя ее примеру, я тоже стягиваю верхнюю одежду. Мы остаемся в строгих черных костюмах и черных галстуках.
– Не слишком ли странно для исследователей температуры разгуливать в костюмах, словно какие-нибудь телохранители президента? – спросила я Ча Хян вчера вечером, но она сказала, что я должна ей довериться.
– Главное, выглядеть элегантно, чтобы кто угодно мог с первого взгляда понять, что мы из Сноубола.
Машинист угощает нас чаем. Ча Хян протягивает руку за чашкой, и из-под рукава выглядывают ее наручные часы. Это великолепные часы – усыпанные бриллиантами, на кожаном ремешке. Ни у кого не возникнет сомнений, что вещь очень дорогая. Я вспоминаю нашу первую встречу с Купером Рафалли, когда он неожиданно появился в приемной у доктора. Только взглянув на его элегантные кожаные ботинки, я сразу же поняла, что он приехал из Сноубола.
Ча Хян сидит очень ровно, широко расправив плечи, и маленькими глоточками отхлебывает чай из чашки.
– У нас появилась теория, что за пределами Сноубола могут находиться и другие поселения, где сохранилась геотермальная активность, и по поручению корпорации «Ли Бон Медиа Групп» мы отправились исследовать некоторые из них.
Простодушный машинист смотрит на нас с благоговением:
– Вот это да! Вы занимаетесь действительно важной работой!
Я ловлю его наивную улыбку, пряча глаза за непрозрачными стеклами своих горнолыжных очков.
– Вам не мешают очки?
Машинист намекает мне на то, что очки можно бы и снять, но я игнорирую его вопрос. Снять сейчас очки для меня совершенно недопустимо.
Вместо меня отвечает Ча Хян:
– Понимаете, у моей коллеги недавно была операция по коррекции зрения. Глаза пока очень чувствительны к свету, и ей необходимо избегать как прямых солнечных лучей, так и электрического освещения.
Отхлебывая из чашки, я чуть заметно киваю. Мое лицо надежно скрыто под очками, но я боюсь, что он может узнать мой голос. Ведь я так похожа на Хэри. Вместе с тем есть и другая, более серьезная причина.
– Вот это да! Каких только операций не делают в Сноуболе!
Наш простачок машинист не кто иной, как мой родной брат-близнец Чон Онги.
Значит, наш бригадир все-таки сдался под его уговорами и назначил этого трусишку, который боится оставаться один, на должность машиниста грузового поезда. Но несмотря ни на что, я очень рада видеть его здесь.
Бригадир электростанции сектора I-A-1 стучит в окошко кабины машиниста.
– Онги, мы закончили с разгрузкой! Можете отправляться!
– Да, хорошо! – Онги дергает ручку маленькой дверки, ведущей в кабину. – Вы тут пока пейте чай, отогревайтесь! – говорит он нам, скрываясь за дверью.
Из кабины до нас неясно доносятся его радостный смех и обрывки фраз, которыми он на прощание обменивается с бригадиром. Пока мы с Ча Хян приходим в себя, сидя в единственном пассажирском купе, поезд начинает постепенно набирать скорость, направляясь дальше по заснеженным равнинам. Из нашего купе нельзя полюбоваться пейзажем: чтобы сохранить тепло, здесь не стали делать окон. И было бы справедливей назвать его купе машиниста. По обеим сторонам от откидного столика расположено по одному сиденью. Других пассажирских мест здесь нет. К противоположной стене крепится откидная кровать, а сбоку от нее находится туалет, совмещенный с душем.
– Фух… – Я издаю вздох облегчения, надеясь, что меня не будет слышно за стуком колес. Увидев, как из поезда мне навстречу выходит Онги, я просто обомлела. И до сих пор сердце стучит где-то глубоко в животе.
– Вот, надень! А то выглядишь уж больно нелепо! – Ча Хян подает мне обычные солнечные очки, но я отрицательно качаю головой.
– Конечно, мой брат простодушен и способен поверить на слово чему угодно, но все же кто, как не он, знает меня словно свои пять пальцев.
Я смотрюсь в зеркало размером с ладонь, висящее на стене в туалете. Горнолыжные очки надежно скрывают лицо до середины лба, а радужное, непрозрачное снаружи стекло мешает разглядеть глаза.
