Расскажу… - Ирина Петровна Мирошниченко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Прежде всего, я всегда очень скептически и скромно отношусь к себе. Может быть, действительно я недостойна того, чтобы меня весь мир узнал. Хотя весь мир меня видел, когда я ездила со своими премьерами, и у меня есть масса газетных вырезок с рецензиями из Лондона и того же Парижа, из Бельгии, из Японии, из всех стран, куда мы приезжали на гастроли с театром или на премьеры фильмов. И, пожалуй, не было рецензий, где бы я не получала определенную оценку, как правило, высокую. Я могу за это благодарить моих педагогов, мой театр, мою школу и гордиться тем, что у меня была возможность показать свое искусство в разных странах.
Сейчас другое время. Сейчас наши актеры могут ездить и сниматься где хотят. Тогда это было невозможно. Но я об этом мечтала и мечтала о том, чтобы когда-нибудь это время настало. И очень рада, что дожила до него. К сожалению, мой поезд ушел, и я уже не могу принимать в этом участие, но зато это могут делать другие, это может делать замечательный актер Машков, это может делать мой любимец Женечка Миронов, который ездит по всему миру и играет по всем странам своего Гамлета или какие-то другие спектакли, и прославляет не только свое искусство, но и искусство нашей русской школы, тем более, что он окончил школу-студию МХАТ, как и я.
Из кафе я ушла, когда стемнело, – нужно было идти в номер, потому что должен был приехать Соловьев. Иду и, конечно, передо мной витрины! Ну, вы не можете себе представить, что это такое, когда советская молодая женщина приезжает в Париж и стоит перед витринами на Елисейских Полях, где все хочется, и все красиво, и все потрясающее.
С одной стороны подходит и со мной заговаривает человек, как мне показалось, старый пень. Потом с другой стороны – кто-то помоложе, кто-то получше, кто-то похуже. Короче, начинают мужики, что называется, «клеиться». Я думаю: «Что это такое? Отстаньте все от меня!» И так довольно резко, благо, я знаю язык, отвечаю: «Оставьте, и все, оставьте меня в покое! Силь ву пле!»
Добираюсь до отеля и вечером мы идем вместе с Соловьевым и его женой в какой-то чудный ресторанчик ужинать. Я говорю: «Саша, что ж тут за мужики такие ужасные?! Ну невозможно постоять у витрины, все подходят, буквально начинают приставать, чуть ли не хватают!» Он говорит: «Дурочка, они совсем к тебе не приставали, это просто наступает время, которое называется “ля козри” – “поболтать”, они просто хотели с тобой поговорить, это ни к чему не обязывает, в лучшем случае могут пригласить выпить чашечку кофе. Видят, что ты одна, может, тебе скучно. Французы очень общительные и очень вежливые люди. Так что на будущее – не дергайся». Мне было очень приятно, что я вот так ошиблась, потому что ошиблась в лучшую сторону, плохо подумала о людях, которые действительно от меня ничего не хотели, я просто не знала про «ля козри».
На следующее утро я ждала эту журналистку. Конечно, я понимала, что она хотела устроить: снять какую-то мымру из Советского Союза, нечесаную, немытую, не пойми во что одетую, а потом ее прифуфырят, и она будет вроде как парижанка. Но я ей такого шанса не дала. Я привела себя в порядок, надела Славин наряд, развесила остальные свои туалеты.
Она вошла и обомлела. Посмотрела на меня: «Так, макияж не надо делать, у вас все прекрасно! Волосы – нормально, все хорошо. А что за туалет на вас?!» Я говорю: «Это – Слава Зайцев! Друг Пьера Кардена! Он у нас такой талантливый». Дальше она стала рассматривать все мои наряды и говорит: «Да, я не ожидала, но я вам привезла туалеты Кардена». И какая-то у нее интонация была немножечко кисловатая. Достает мне из пакета все и раскладывает. Я говорю: «Вы же знаете, такая традиция у вас на Западе, что если я снимусь в вещах этого дизайнера, то все это могу взять себе». Она вытаращила на меня глаза: «Вы же понимаете, что это Пьер Карден! Это невозможно! Это очень дорого! Мы не можем заплатить!» – «Ну, я тогда не буду это надевать». – «Но вы подумайте, может, все-таки…»
И тут я вижу одно сумасшедшее платье, потому что все остальное было как-то не очень – да простит меня Пьер Карден – или, может, она выбрала что-то не то, короче, Славины вещи были эффектнее, для меня по крайней мере. А вот в этом платье была изюминка! Особенно по тем временам. Черное, облегающее, как перчатка, а сверху поверх основной ткани – какие-то висюльки, то ли из пластмассы, то ли еще из чего-то, я не поняла. И все это на тебе при любом движении колышется и немножечко позвякивает. Суперплатье! С голыми плечами. То, что надо!
Конечно, я ради него согласилась. В Славиных нарядах мы поехали по Парижу, и это уже было особое наслаждение, потому что я видела этот город уже не как туристка, не пешком. На второй машине ехал месье Соловьев, с трубкой, он, естественно, отслеживал все это, и мы с Региной (так звали журналистку) то стоим под Триумфальной аркой, то на какой-то улице, то на Эйфелевой башне, то идем, то поворачиваемся. Я без конца где-то переодевалась, в закутке, в туалете, в машине, полураздетая. Это было потрясающее утро.
А вечером на Елисейских Полях фирма «Гомон» в замечательном кинотеатре устраивала фантастическую премьеру нашего фильма. Был наш посол, был президент фирмы, который нас позже пригласил домой. Причем квартира у него была на этой же улице на втором этаже. Для меня это был урок на будущее, потому что, вроде бы шумно, вроде бы как можно жить на втором этаже на центральной улице города? Там, конечно, огромное помещение, наверное, кондиционеры, прекрасные окна, но все равно чувствовался какой-то микроклимат этой квартиры богатого человека, творческого человека, держащего целую сеть кинотеатров, отсматривающего все лучшие фестивальные картины, человека, который мог уехать куда-нибудь в далекие районы, где больше зелени. Но он сказал: «Мне очень нравится на Шан зе Лизе. Здесь я чувствую пульс жизни».
Прошло очень много лет, но до сих пор я живу на втором этаже, и окна квартиры выходят на центральную улицу города. И когда мне задают вопрос: «Как вы можете здесь жить?» – я отвечаю: «Мне очень нравится, я чувствую пульс города». И ловлю себя на том, что люди, живущие в разных
