Последний часовой - Ольга Елисеева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Бенкендорф вскипел.
– Вы, конечно, полагаете, что я набиваю здесь карманы. Но позвольте вам заметить, молодой человек, что вы еще не расстались с гувернанткой, когда я начал служить и не оставлял саблю до тех пор, пока Бонапарт не водворился где-то там, в океане.
– Тем более, если вы честный человек, то должны понимать, что ваше участие в качестве следователя в коренном русском деле противоречит и морали, и совести.
Александр Христофорович был оскорблен до глубины души. Интересно, а его рейды с отрядом улан по тылам французской армии не противоречат морали? А комендантство в сгоревшей Москве, когда ни воды, ни еды, ни крова? А ловля утопленников в наводнение? А… Разве все это не были коренные русские дела?
– Я не знаю другого способа служить стране, кроме как через ее государя, – с холодной яростью отчеканил Бенкендорф.
– Вот! – воскликнул Рылеев, крайне довольный, точно получил подтверждение своим мыслям. – Вы сами произнесли эти слова! Не знаете другого способа? Так пойдите к Николаю Семеновичу, и он, истинный друг свободы, научит вас, как можно служить стране, минуя монарха. Как служат в Англии…
– Я именно это и собираюсь сделать, – оборвал генерал. – Сегодня же вечером.
Рылеев поперхнулся. Разгорячившись, он наговорил лишнего. Впрочем, никаких определенных показаний на старика не дал. Да и возможны ли были определенные показания при той осторожности и удивительной прозорливости, которой обладал его благодетель?
* * * Зимний дворец. Петропавловская крепость.Каждый день следствия приносил все новые подробности, от которых голова молодого императора шла кругом. Не будучи подозрителен от природы, Никс сделался таковым по необходимости. Его давно известили о том, что ближнее окружение Марии Федоровны пыталось сделать престарелую даму регентшей при маленьком внуке. Николай пережил это один, не поделившись даже с женой. Он решил похоронить открытие на дне сердца. «В многом знании много печали».
Обвинения могут оказаться ложными, а чувства семейной привязанности дадут трещину, через которую, как вода в пустыне, уйдет тепло. Но в его отношениях с матерью появилась нотка настороженности. При встречах пожилая женщина скользила по лицу сына тревожными глазами, искала его прежнего. И не находила.
Еще хуже дела обстояли с Константином. Собранных о нем сведений хватило бы, чтоб препроводить из Варшавы в Петербург в кандалах, а потом тайно удавить в Петропавловской крепости, как царевича Алексея. Или утопить, как княжну Тараканову. Или, или… ничего не сделать. Внутренние дела царской фамилии должны быть сокрыты от глаз толпы, ибо часто подрывают уважение к высочайшим особам.
А тут еще подоспели сведения, касавшиеся лица, от заговоров далекого. Во всяком случае, так до сих пор считалось. Императрицы Елизаветы.
– Мы вынуждены задать вам ряд уточняющих вопросов, князь Сергей Петрович.
За три с половиной месяца Трубецкой осунулся и оброс. Подурнел и вонял потом. Николай не выносил этот запах, его с детства учили мыться, хоть бы и в ледяной воде. Менять рубашки три раза в день. Бриться тупым лезвием на сухую. Мало ли что придется испытать в походе. Теперь он прикидывал, как быстро опустился бы в крепости?
Нет, Трубецкого не держали в кандалах. Была и теплая вода, и чистые сорочки, доставляемые вместе с домашней едой верной Каташей. Но для того, чтобы каждый день вставать и приводить себя в порядок, требовалось нравственное усилие. Внутренне подавленным людям, мучимым страхом за будущее, оно давалось с трудом. Князь не желал ни умываться, ни стричь вихры. Страдал.
– Правда ли, Сергей Петрович, что среди вашего сообщества находились члены, желавшие возвести на престол императрицу Елизавету Алексеевну, вдову покойного государя?
Трубецкой чуть приметно пожал плечами.
– Да, таковое намерение было. Сколько мне помнится, Батеньков призывал передать ей корону. Штейнгелем же было составлено воззвание к войскам…
– Вот это?
Чернышев протянул арестанту бумажку. Тот без интереса пробежал ее глазами.
«Храбрые воины! Император Александр I скончался, оставив Россию в бедственном положении. Великие князья Константин и Николай взаимно отказались от престола. Они не хотят, они не умеют быть отцами народа! Но мы не осиротели. Нам осталась мать в благоверной государыне Елизавете. Виват Елизавета Вторая! Виват Отечество!»
– Штейнгель утверждает, что вы поддерживали его план.
Трубецкой вздрогнул.
– Я желал лишь создания конституционной монархии. Эти безумцы вели страну к хаосу. Коронация государыни Елизаветы Алексеевны при отказе иных наследников стала бы преградой для республиканских планов…
Николая поднял руку, желая что-то сказать, но сдержался.
– А сама ее величество знала о ваших намерениях? – спросил Чернышев.
– Никак нет. Елизавету Алексеевну не ставили в известность, считая такую осведомленность с ее стороны опасной.
Император и генерал-адъютант переглянулись. Несчастную женщину собирались использовать даже без ее согласия.
– В народе смотрели на Елизавету с состраданием, – продолжал князь. – Мужики о праве престолонаследия судят чаще по ектеньям. А во время заздравных молебнов ее имя звучало сразу после имени покойного Александра. Перед Константином. Примеры царствований обеих Екатерин показательны. Не имея наследника, Елизавета должна была склоняться в пользу конституции. Ей было бы предоставлено приличное содержание, воздвигнут монумент и присвоен титул Матери Свободного Отечества. Она уж не молода, чего желать, кроме славы?
Эта простодушная глупость почти насмешила императора.
– А какую участь вы готовили нам при подобном обороте событий? – ровным, не предвещавшим взрыва голосом спросил он. – Трем великим князьям, мужчинам, имевшим неоспоримо большие права на престол, чем вдова покойного государя? Или вы полагали, что мы не возразим?
В последних словах слышалась насмешка, запрещавшая Трубецкому пускаться по ложной дороге объяснений.
– Участь императорской фамилии не была решена. Предлагалось заключение под стражу, высылка за пределы России…
– Или смерть, – еще более спокойно бросил Никс. – А как с моим сыном? Четвертым из претендентов? Он ведь тоже обладает правами.
Арестант почувствовал угрозу.
– Я никогда не соглашался с тем, что великий князь Александр должен разделись судьбу остальных!
Князь Сергей Петрович прикусил язык. Он не просто сказал лишнее. Он сказал все.