Другие из нас. Восхождение восточноевропейских евреев Америки - Стивен Бирмингем

все сначала, забыть, по возможности, о трудностях первого старта на Хестер-стрит — не местом, где можно устраивать арендные забастовки и демонстрации, торговаться с продавцом о цене сигов на его тележке, а местом, где можно быть «праведным», пригодным и благообразным, сделать еще один шаг к американизации, ассимиляции. И еще один момент, связанный с Бронксом, который Беннетт, возможно, упустил, — эмоционально-психологический: Бронкс — единственный из пяти районов Нью-Йорка, который не расположен на острове. В своем пути к свободе русские евреи перепрыгивали с острова на остров — из замкнутого европейского гетто в Англию, на остров Эллис, в нижний Манхэттен. Но когда они добрались до Бронкса, они впервые твердо встали на землю американского материка.

Конечно, Бронкс состоял из большого количества недвижимости, и не вся она была одинаково желанной. Двигаясь с востока на запад, вы шли от нищей Тиффани-стрит через районы, которые становились все лучше, пока не достигали Индепенденс-авеню и богатства в Ривердейле, где находился особняк мэра и где жил Тосканини. Тем временем примерно в центре района бульвар Спидвей и Конкурс были переименованы в Гранд Конкурс. Эта великолепная восьмиполосная магистраль, проложенная с севера на юг в 1914 году, была создана градостроителем Луи Риссом, вдохновением для которого послужила Авеню Елисейских полей в Париже. К 1920-м годам перекресток Фордхэм-роуд и Гранд-Конкурс превратился в крупный транспортный узел, деловой и общественный центр Бронкса с магазинами, банками, ресторанами и театром «RKO Fordham». Дальше по Grand Concourse возвышались многоквартирные дома, а рядом с ним располагался парк Джойса Килмера, где мамы могли гулять с детьми в колясках, сидеть на скамейках и сплетничать под большими тенистыми деревьями.

Но кульминацией строительства Grand Concourse стало завершение в 1923 г. строительства отеля «Concourse Plaza», первого отеля в Бронксе, спроектированного как выставочный центр. На церемонии открытия выступил губернатор Альфред Э. Смит, а районная газета «Бронкс Таблоид» заявила, что отель «позволит светской жизни района собираться в роскошном окружении, соответствующем его престижу шестого по величине города страны». Все важные политические ужины округа проводились именно здесь, в сверкающем бальном зале с позолоченными перилами балконов и огромными хрустальными люстрами, подвешенными к потолкам высотой 28 футов. В столовой французский шеф-повар неравнодушен к изысканным меню, включавшим «турнедос Россини» и — смело для еврейского квартала — термидор из лобстера, хотя большинство жителей Grand Concourse были евреями во втором поколении, отказавшимися от ортодоксальных предписаний своих родителей.

Вестибюль и общественные помещения отеля были излюбленными местами встреч звезд нью-йоркской команды «Янки» со стадиона «Янки», расположенного всего в трех кварталах, а также политиков и бизнесменов Бронкса с их женами. Каждая еврейская девушка Бронкса мечтала выйти замуж в «Concourse Plaza», сыграв самую лучшую свадьбу, которую только можно было купить за деньги, а еврейские матери обещали своим маленьким мальчикам, что если они будут хорошо себя вести, то именно здесь пройдет их бар-мицва. К 1920-м годам еврейские семьи, жившие вдоль Grand Concourse, не имели ничего общего с семьями с Вест-Энд-авеню, работавшими в индустрии моды и развлечений, которые вели жизнь по принципу «здесь — сегодня, завтра — там». Напротив, это были солидные «белые воротнички» — врачи, юристы, дантисты, бухгалтеры, педагоги, фармацевты, государственные служащие — новая русско-еврейская буржуазия Америки.

Многие из них были выпускниками нью-йоркского Сити-колледжа. В начале 1900-х годов Сити-колледж стал еще одним способом бегства из Нижнего Ист-Сайда, но то, что он это сделал, было связано со многими противоречиями и аномалиями. Во-первых, Сити-колледж не был расположен вблизи того места, которое можно было бы назвать «еврейским районом». Он находился не в Бруклине, не в Бронксе, не в Вест-Сайде. Он находился на углу Лексингтон-авеню и Двадцать третьей улицы, рядом с фешенебельным парком Грамерси, и даже на новом метро было не так-то просто добраться до центра города с улиц Ривингтон или Гранд. Городской колледж не ставил перед собой задачу стать еврейским колледжем. Изначально он также не ставил перед собой задачу американизации или гомогенизации иностранцев. Два сменявших друг друга президента, Гораций Уэбстер и Александр Уэбб, были не только христианами, но и бывшими выпускниками Вест-Пойнта, еще с тех времен, когда Вест-Пойнт был совсем не гостеприимен к евреям. Кроме того, Уэбстер и Уэбб заложили традицию полувоенного управления учебным заведением, что должно было отталкивать молодых иммигрантов из полицейских штатов.

Во многих отношениях Сити-колледж занимал враждебную позицию по отношению к еврейским студентам. Например, евреям изначально было запрещено вступать в студенческие братства, что навсегда отвратило Бернарда Баруха, выпускника Сити-колледжа 1889 года. Поэтому трудно сказать, почему и как Сити-колледж сумел завоевать глубокую привязанность, почти страстную преданность еврейских иммигрантов. Тем не менее, это так. Для еврейской матери сказать, что ее сын учится в Сити-колледже, означало носить знак огромной гордости. Для самих молодых иммигрантов к началу 1900-х годов Сити-колледж стал ярким символом, как выразился один из выпускников, «паспортом в высшую и облагороженную жизнь». Страсти, которые Сити-колледж будоражил в груди своих выпускников, были сродни родительской преданности ребенку с серьезными отклонениями.

Его преподаватели были в большинстве своем посредственны. Физическое здание не отличалось ни красотой, ни вдохновением. Внешний вид был обшарпанным, интерьеры — мрачными, сантехника — примитивной, парты и стулья — шаткими и расшатанными, библиотека — неухоженной и несовременной. Ко всему прочему, Сити-колледж был даже не настоящим колледжем, а скорее комбинацией средней школы и колледжа. Например, если мальчик закончил гимназию, он мог сдать вступительные экзамены в Сити-колледж, и, если его проходной балл составлял 70, он мог быть принят в колледж как «недоучка». Затем, в течение года обучения на первом курсе, он должен был вместить в один год четыре года обучения в средней школе. Аналогично, если он закончил один год средней школы, он также мог подать заявление на зачисление на первый курс, и, если его экзаменационные оценки были достаточно хорошими, он мог быть принят на первый курс. Естественно, такая система подразумевала высокую текучесть кадров среди студентов, и если сотни молодых людей поступали в Сити-колледж на первый и второй курс, то через четыре-пять лет в выпускном классе оставалось всего два-три десятка человек. Выпускной класс 1906 года был типичным. В этом году его окончили сто сорок человек. Более тысячи поступили на первый и второй курс четырьмя-пятью годами ранее. Такой высокий уровень отсева означал и то, что конкуренция за успех была особенно острой. Городской колледж представлял собой курс выживания. Возможно, именно поэтому он вызывал столь горячую преданность у тех относительно немногих молодых людей, которые действительно его заканчивали, и именно поэтому