Игра навылет - Анна Владимирская

— Вы-то? Еще как. Решено. Делаем из вас белокурую Джей Ло. Как кстати вы загорели, это сыграет нам на руку…

Раиса Сергеевна принялась смешивать что-то в фарфоровой ванночке.

— Только я вас попрошу, чтобы это осталось между нами.

— Что ж, значит, помощников звать не будем.

Гримерша сама сделала маникюр с накладными ногтями, тип «пико-стилет», ярко-розовый. Сама подобрала алый корсет и несколько летних костюмов из натурального шелка и шифона. Затем украшения: крупные длинные серьги со стразами. Оставалось найти хороший парик. Сошлись на светло-жемчужном. Загорелое в Андорре лицо приобрело оттенок майского меда. Контактные линзы превратили сине-серые Верины глаза в виноградно-карие.

Лученко смотрела на себя в зеркало, привыкая к новому облику.

— Это невероятно! Вы — просто гений перевоплощения! Не нужна никакая пластическая хирургия…

Затем пополнили гардероб новыми вещами в стиле Кутузовой. Подошли разноцветные босоножки и сандалии, сарафаны в стиле «манго», несколько сумок и солнцезащитные очки в дорогой модной оправе.

Труднее обстояло с голосом. Вера пробовала говорить в разной манере, получалось неестественно. Все усилия Раисы Сергеевны могли пойти насмарку, если не удастся изменить запоминающийся голос психотерапевта. И тут Веру осенило.

— Как вы думаете, Раиса Сергеевна, если я жена эстонского олигарха, можно ли за акцентом спрятать мой натуральный голос?

— Давайте попробуем… Мы ведь ничем не рискуем? Аффектируйте букву «т», а «е» замените на «э». Ну-ка исполните что-нибудь с прибалтийским акцентом.

— Здравствуйттэ-э-э! Меня зовут Полина Куттусофа!

— Прекрасно! — захлопала в ладоши великая гримерша. — Порепетируйте дома, перед зеркалом. У вас все получится!

Домом теперь у Веры, то есть Полины, была чужая квартира. И она не узнавала себя в зеркале. Но собственные ощущения субъективны, а она теперь имела дело с серьезными людьми. Следовало проверить грим в деле. Вера не поленилась съездить на работу, прошлась по клинике. Она узнавала всех, а ее — никто. Очень странное ощущение, потустороннее. Будто тебя нет… Или о тебе забыли. Кем становится тот, кого вычеркнули из памяти? Дуновением ветра в пейзаже, облаком? Вообще никем?..

Впрочем, надо отрешиться от свойственных Лученко философских размышлений и становиться типичной блондинкой Полиной Кутузовой. Глуповатой, но восхитительно раскованной, без малейших комплексов. Она может, в отличие от нее, Веры Лученко, войти без стука и без приглашения. Выйти оттуда, где надпись «Вход», а войти туда, где «Выхода нет». В анкете в графе «дата» написать вес. Вместо суммы указать рост. Не предъявлять в развернутом виде. Не сохранять до конца поездки. Стоять под грузом и стрелой, заходить за ограждения, заплывать за буек.

… Вера вернулась от воспоминаний сюда, в дом на острове.

— Дальше вы все знаете, — сказал директор.

Вера не знала, удалось ли ей восстановиться. Не знала, как будет действовать. Но время истекло. Оно кончилось.

— Вы остаетесь, будьте как дома, — поднялся Хромченко. — А я и мои ребята — мы уходим. Дверь тщательно запрем, вы уж не обессудьте. На окнах решетки, так что вам не выбраться отсюда.

— Зачем вам умножать свои преступления? — Вера решила сделать последнюю попытку. — Отпустите всех, кроме меня…

— Нет. Как только мы отплывем от пристани, дом будет взорван. Хотите знать почему? — Хромченко и напоследок был верен своему стремлению от всего получать удовольствие: видимо, объяснять жертвам, как именно они умрут, ему было приятно. — Ведь вас всех можно было бы и перестрелять в минуту. Но нужно, чтобы было похоже на несчастный случай. Так спокойнее. В газетах напишут «утечка газа». Я даже жалобу подам на газовщиков, все-таки остров — моя собственность. Всем, кому надо, уже проплачено. Чтоб не расследовали особенно, не копали. На набережной и на острове у пристани дежурят мои люди, они никого сюда не пропустят, а любопытным расскажут байку про утечку газа… Прощайте.

— Вы думаете, игра окончена, — сказала Лученко. Хромченко едва заметно вздрогнул. — Может, вы правы… А может быть, нет. Напоследок хочу сказать: вы поступили глупо. И старались напрасно… Даже если бы я вас разоблачила… Привлекла к вам внимание… И что? Послушать вас, так везде в структурах власти у всесильного господина Хромченко свои люди. Зачем же вам опасаться рядового доктора? Мне бы никто не поверил.

Хромченко развел руками.

— А вдруг? Зачем рисковать? Я же говорил, мы не любим света… Ну все.

Он вышел и закрыл дверь. Щелкнул замок. Чепурной спросил с растерянным видом:

— Это что? — Он потер пальцами виски. — Все? Совсем все?

Яремчук первым делом подобрал пистолет. Подскочил к двери, подергал ее, попытался выломать решетку на окне. Напрасно.

— Не может быть, чтоб отсюда не было выхода… — бормотал он, озираясь. — Не может…

Лиза Романова опять смотрела на подругу как на божество. Спасибо, что молчит… Вере сейчас все мешало, все отвлекало. Главное — она не придумала, что делать. Паника подкатывала все ближе, дыхание участилось. От лица противно отхлынула кровь, сердце забилось в горле. Страх железной рукой сдавил грудь и перекрыл дыхание, на мгновение сжал диафрагму и желудок… И сразу отпустил.

Нельзя паниковать. Вся надежда сейчас только на нее. А надежду нельзя терять до последней минуты. Она полуприкрыла глаза, сосредотачиваясь. Какой может быть единственный способ сделать так, чтобы нас всех не взорвали? Не привели в действие заложенные где-то механизмы? Взрывчатку не загипнотизируешь… Людей, когда они ушли и не видны, без хоть какого-то контакта, без обратной связи — тоже… А так хорошо было бы мерзавца вернуть сюда, обратно в его дом. Не станет же он взрывать его вместе с собой… Стоп!.. Какое-то воспоминание появилось… Сейчас… Она старалась удержать в сознании, определить мелькнувшую догадку, а та будто играла в прятки: на мгновение приоткрывалась и пряталась еще глубже. Ну же, ну…

— Ааа!!! — закричал, замолотил руками по запертой двери Валерий.

Догадка испугалась, ускользнула. Черт бы побрал этого неврастеника!

Вот и все.

Вера попыталась вновь сконцентрироваться, но ничего не получалось. Сейчас навалится страх, и никакая психотерапия не спасет. Никакая длящаяся всю жизнь самодрессура, вот эти беспрестанные попытки перехитрить гнездящееся в глубинах подсознания маленькое первобытное «я». Оно вроде приспосабливается, но тоже хитрит. И вдруг начинаешь бояться давно знакомого. Освоенное до автоматизма — забываешь. Со свежим отчаянием понимаешь, что по-детски беспомощна. Если на самом совершенном музыкальном инструменте круглосуточно играть, он начинает фальшивить. Требуется настройка. Некоторые сами умеют приводить в порядок свои инструменты, другим нужен настройщик-психотерапевт. Он не изобретает велосипед, он просто слушает. Потом говорит: вот тут чуть-чуть подкрутить, и, зайдя с мороза, не играйте сразу, дайте инструменту полежать. Со всеми инструментами умеет обращаться настройщик с идеальным слухом. Кроме своего…

Значит, теперь конец?.. Интересно, сколько осталось. Минут пять, наверное, не больше.

— Теть Вера, — подал голос Алеша. — А я эту большую собаку не испугался.

Мальчик был, как всегда, на своей волне.

— Молодец, малыш…

— Вы же сказали: смотреть в глаза… И она отворачивала голову. А почему?

— Не сейчас… Я тебе потом объясню. — «Хорошо хоть Алеша не паникует. Правда, он ничего не понимает…»

— А как вы смогли зайти? Этот сердитый пес ведь меня сторожил.

— Он меня боится, — вздохнула Вера.

— Почему?

Лученко запнулась. Ну как почему? Собаки боятся огня, как и все животные. Да и люди, в общем, тоже опасаются. Однажды это ей помогло. Когда она выясняла, что за ангел такой по ночам бродит в городском музее, один высокопоставленный чиновник подослал к ней людей — попугать или, может, даже в больницу уложить… Тревожился, что она разоблачит его подпольную сеть по перепродаже произведений искусства. Тоже напрасно, кстати: она и не думала этим заниматься… Мужчин, явившихся к ней тогда, она испугала воображаемым огнем. Навела образ…

Секундочку… Огонь… Фантастический рассказ…

Там, в рассказе, человек спасался от слепых животных-телепатов. Ему приходилось воображать себя то волчицей, если на него нападал волк, то кустом, если пантера… А когда все звери разом на него ринулись, он представил, что он — степной пожар!..

Горячее лето. Жара стоит уже недели три. Здесь, на острове, много сухостоя.

Вера с закрытыми глазами увидела эти сухие деревья. Увидела целые поляны поникшей желтой травы. Малейшая неосторожность, и… Кто-то, скажем, закурил и бросил непогашенную спичку.

Вера увидела эту спичку.

Вот так и возникают лесные пожары. Горят целые леса, массивы, окружают удушливым дымом мегаполис, и горожане задыхаются в грязно-желтом тумане… И так каждое жаркое лето…