Земля имеет форму чемодана - Владимир Орлов

— Мне хватило времени! — в раздражении произнёс Куропёлкин.

— Замечательно! — воскликнул Анатоль. — И какие у вас остались претензии?

— Никаких, — сказал Куропёлкин. — Пока никаких.

— Слово «пока» нас не волнует…

— Единственно, — сказал Куропёлкин, — мне как-то надо её называть. Хотя бы в мыслях. Ведь наверняка в документах вы определили ей имя и фамилию.

— Это к вам, профессор, — сказал Анатоль.

— Фамилия у неё, естественно, Мезенцева, — сказал Удочкин. И засмущался. — И вот ещё… Ну… Её записали Лосей…

— Какой такой Лосей? — спросил Куропёлкин.

— Главной рыбой Мезени считается, сами знаете, сёмга, из отряда лососевых. Отсюда и имя. Не называть же её Лососиной…

— Лося… Лося… — Курапёлкин попробовал проверить красоту звучания нового имени. — Нет, всё же оно какое-то дурацкое.

— Отчего же дурацкое? — возразил Удочкин. — Есть же схожие имена. Олеся, Зося, мужское имя Ося. Или Люся.

— И вправлу, хорошо звучит, — рассмеялся Анатоль. — Лося! Мезенская Баборыба семужного посола!

Профсссор Удочкин укоризненно взглянул на весельчака.

— Лося так Лося, — сказал Куропёлкин.

— Предстоит ещё много трудов по её просвещению, — сказал Удочкин, — в частности, и для того, чтобы она поняла, что её зовут Лосей…

Анатоль резко оборвал его:

— Тут не наши заботы. Нам важнее сейчас, чтобы господин Куропёлкин подписал наконец-то бумагу и признал, что он получил Баборыбу без изъянов и не имеет никаких претензий к ловцам означенной Баборыбы Мезенской, по имени Лося Мезенцева. Я уже говорил вам, Евгений Макарович, о том, что серьёзные люди спешат с новым проектом, но в случае с вами они были, пожалуй, терпеливы… Вот эта бумага, ознакомьтесь с её текстом.

«Бумага» состояла из трёх листов с меленькими строчками тесного текста, Куропёлкину стало лень её читать. И он решительно расписался в трёх указанных ему местах.

— Ну и замечательно! — снова воскликнул Анатоль. — Конец вашим голодовкам и начало сотрудничества с серьёзными людьми!

— С кем именно? — спросил Куропёлкин.

— Ну хотя бы с самим Андреем Сергеевичем Селивановым.

— С Селивановым так с Селивановым, — сказал Куропёлкин.

— Ну, всё! — потёр руки Анатоль. — Надо отметить поимку и доставку Баборыбы. Баборыба и нам приятна, и, надеюсь, подарит удовольствия Евгению Макаровичу.

— Я не возражаю! — обрадовался профессор Удочкин. — И где же мы сможем отметить?

— Сюда нам и доставят, — сказал Анатоль. — И напитки, и вкусности, особенно для упёрто голодавшего.

— Контракт запрещает мне употреблять здесь горячительные напитки, — сказал Куропёлкин.

— Какой контракт! — рассмеялся Анатоль. — Здесь наша территория, и распить ящик шампанского помешать нам никто не может.

— Вы, Анатоль, причисляете себя к серьёзным людям? — спросил Куропёлкин.

— Ну, отчасти, да… — неуверенно произнёс Анатоль.

— И что, серьёзные люди, желающие со мной сотрудничать, — поинтересовался Куропёлкин, — пьют шампанское?

— Ну как же, кто не рискует, тот не пьёт, — с пафосом провозгласил Анатоль.

— А я вот, — сказал Куропёлкин, — не пью эту дрянь.

— Вы шутите? — не поверил Анатоль.

— Нет, — сказал Куропёлкин. — Я — флотский. И от такой газированной бурды у меня случается изжога и тянет в сон.

— Я вас понимаю, — сказал профессор Удочкин. — Но у меня есть фляжка…

— Наверняка с ромом, — предположил Анатоль, — раз у нас сегодня рыбный день…

— Перестаньте ерничать, господин Столяров, — сказал Удочкин. — Ваши функции в нашем деле мелкие и вспомогательные, а вы себя держите чуть ли не главным советником!

— Я зарвался, я зарвался, герр профессор! — пропел Анатоль. — Но сейчас закончились наши с вами усердия. И я готов выпить из вашей фляжки хотя бы и луховицкий самогон.

— Вы — попрыгун, — сказал Удочкин, — но далеко не упрыгаете. Мои же усердия вовсе не закончились. Во фляжке у меня напиток чистый, но особенный. Кто не побрезгует, выпьет со мной.

Служитель Вундеркинд прикатил на двухъярусном колёсном столике закусь и напитки, в частности и бутыль Новосветского шампанского. Заявление Куропёлкина он либо не слышал, либо игнорировал. По блуждающим (или блудливым?) его глазам было понятно, что и он не прочь составить компанию гражданам обмывателям. Присел на корточки и, выказав нетерпение, бутыль шампанского откупорил с шумом и вылетом пробки и был готов, будто бы на этапе «Формулы-1», полить победителей. Но всё ещё ловкий акробат и пожарный Куропёлкин руку Вундеркинда перехватил и направил шипучую струю в глотку жаждущего.

Недопитая бутыль сейчас же была конфискована Анатолем с криком:

— Брысь, шваль водопроводная!

— А вы-то кто, господин Столяров? — сухо спросил Удочкин.

— Я-то кто? — вопрос Удочкина раззадорил Анатоля. — Я-то не какой-нибудь умник и знаток рыбьих глаз. Я — креативный менеджер! Я — продюсер и сотворитель чудес! Ладно, Вундеркинд, разливай шампанское по бокалам! С Новым годом и днём рождения прекрасной Лоси Мезенцевой!

— За Лосю я буду пить исключительно из фляжки профессора! — сказал Куропёлкин.

— А вдруг там какой-нибудь отвар из сушеных лягушек! — захохотал Анатоль.

— Тем более! — сказал Куропёлкин.

205

Утром в своей избушке, или приюте узника, он ощутил, что голоден.

Зверски голоден.

Но посчитал, что сам он с большой ложкой выпрашивать еду никуда не направится. Если кто-то вспомнит о нём, то и хорошо, а если потребности его организма никого не волнуют, то и вовсе замечательно.

Стал вспоминать вчерашний день. Что в нём было? Баборыба. Осмотр её. И сидение вблизи аквариума с обмыванием отлова и доставки… как её… Лоси Мезенцевой… Пил из фляжки профессора Удочкина… О чём-то спорили. Он, Куропёлкин, чуть было не подрался с креативным менеджером, то есть чуть ли не вмазал в рожу Анатолю. Анатоль принялся подтрунивать над Куропёлкиным, мол, тот обмишурился, подписал Бумагу, не испытав важнейших свойств Баборыбы, заробел, что ли, или не способен, или уже и не мужик, а может, как растяпа, вспомнил о любви к иной женщине и, стало быть, проявил себя лохом и подкаблучником, а ему подсунули чёрти что! Но Бумага-то подписана! Профессор Удочкин возмутился. Как это — чёрти что? Анатоль суетился мелким бесом, похихикивал, советовал профессору помалкивать, а коли совесть позволит, корпеть над монографией о невиданной Баборыбе, жаль только, что Куропёлкин отказался провести с отловленной дамой решительный (и для монографии) опыт, он же, Анатоль, ради науки готов пойти и на сексуальный подвиг. И захохотал. И нечего травить людей жидкостями из кунсткамеры. Профессор Удочкин вскочил и быстрыми шагами вышел из шатра. Куда — неизвестно. Куропёлкину стало скучно, и он последовал за профессором, но нигде Удочкина не было. Будто он взвился лёгким соколом и улетел. Возвратиться в шатёр к аквариуму и заставить Анатоля разъяснить высказанные им туманно-ехидные слова он не пожелал.

Пошёл спать.

И теперь ему было нехорошо.

Возможно, от того, что оголодал. А возможно, из-за напитка профессора Удочкина.

Но возможно, и из-за ощущения, что он вчера что-то не сделал. Или сделал не так.

И тоска пришла к Куропёлкину. На кой хрен ему эта Баборыба? А в тяжких снах сегодняшних, скорее всего вызванных фляжкой профессора Удочкина, к нему подплывали Баборыбы, не только в сиреневых купальниках, касались, гладили его тёплыми боками, и все ликами своими походили на юную Катрин Денёв.

А Лося мысли о Денёв у Куропёлкина не вызывала… Но кто вызывал?

Нинон…

Однако Нинон существовала в ином измерении, в пределах стенок земного Чемодана, и имя её на доске останкинской скамьи можно было выжечь только пучком лунных лучей.

В реке Мезени водилась сёмга и многие другие вкусные и красивые рыбы. Но Баборыбы в ней не плавали. И не в Чемодане ли Бавыкина была отловлена нынче Лося Мезенцева?

«Ладно, — посчитал Куропёлкин, — все эти Ниноны и Лоси сейчас не существенны!»

Существенным было то, что ему хотелось жрать.

206

Деликатный стук в дверь прихожей отвлёк Куропёлкина от раздумий.

В дверном проёме он увидел председателя комиссии по диспансеризации Селиванова, просившего называть его просто Андреем.

— А вы-то небось ожидали встретить на пороге горничную Дуняшу с дымящимся стейком на подносе? — спросил Селиванов.

— Мне грубостью, что ли, ответить на ваши слова? — сказал Куропёлкин.

— Не надо никак отвечать, — сказал Селиванов. — Сейчас мы пройдём в иное помещение, и там ваш голод будет утолён. Если вы согласны, следуйте за мной.

207

И Куропёлкин последовал за Селивановым.

Они спустились в погреб или бункер, и там Куропёлкин сквозь стену был переправлен в знакомый ему уже чиновничий кабинет со столом в зелёном сукне и птицей орёл с двумя клювами.