Больные души - Хань Сун
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да, я понимаю, о чем ты. Все – во имя пациентов. – Я притворился, будто все эти объяснения меня вполне удовлетворили. Я мог предположить истинный смысл того, что до меня пыталась донести Байдай. Получалось, она мне давала понять, как в ее теле скопились все эти хвори, которые обещали своевременно свести свою хозяйку в могилу. Но со смертью Байдай тайна «от чего дохнут врачи» так и осталась бы неразгаданной.
Да и вполне возможно, что нахождение в больнице сокращало дни Байдай. Хотя то же самое можно было сказать и о множестве других больных. Кто-то не выдерживал затянувшегося ожидания и бесконечных анализов. У кого-то был настолько сильный страх перед больницей, что возникали осложнения. У кого-то органы отказывались нормально работать. Кто-то настолько ослабевал от радиотерапии и химиотерапии, что раковые клетки начинали заполонять организм быстрее. При этом, за исключением того террориста, который попробовал подорвать больницу, да Байдай, никто из рядовых пациентов не осмеливался выражать даже малейшее недовольство.
В общем, пока человека лечили в больнице, возникали новые патогенные условия, в которых, вынужден напомнить, пациентам надлежало пожизненно проходить лечение. Вот так складывались жизни подавляющего большинства наших современников.
Люди, платившие мне за слова для песен, точно так же из-за неспособности адаптироваться к новой среде заболевали и попадали в больницу. Мучения они претерпевали ужасающие, но результаты обследований были аналогичными: совсем непонятно, что с ними приключилось. Страждущим только и оставалось, что прятаться по уборным и сдавленными глотками заводить песни, чтобы как-то излить все, что накопилось у них в нутре. Так лечили в традиционной китайской медицине: открывай все настежь и дай хвори самой выйти из тебя. Важно было петь так, чтобы никто тебя не услышал. Больничные охранники не давали больным заходиться песнями. Любые перфомансы следовало приберегать до торжественных праздничных вечеров. Так что вся моя история с водичкой и внезапно возникшей болью была явлением весьма заурядного порядка. Так мы и жили, в обстоятельствах все более затруднительных, а жаловаться ни у кого храбрости не хватало. Все пеняли на себя: это они виноваты, что у них организм так плохо сопротивляется, они в ответе за то, что вышли слабыми телесно. Жили мы одним днем, стараясь не рыпаться без нужды. С течением времени и не рыпаться становилось проблематичным. И все же мы не только не решались высказываться, но и старались не говорить о смерти. В этом отношении Байдай была уникумом. И мне очень хотелось, чтобы девушка протянула подольше.
– Но, говорят, есть куда более грозная опасность. – Байдай так взволновалась, что брызгала слюной. Последние оковы слетели. – Братец Ян, слыхал что-нибудь про популярный в последнее время синдром Рихтера? Он унес тысячи жизней. «Новости медицины» проинтервьюировали специалистов, а те им заявили, что это все происки торгующих воздухом зарубежных «продавцов воздуха», которые намеренно сфабриковали злокачественный вирус, чтобы нанести по нам сокрушительный удар и подорвать наше «Общество государственного оздоровления». Вирус, легко передающийся по воздуху и особо живучий, так сгенерирован, чтобы бить прямиком по нашим национальным генам. Вирус прорывает все системы биохимической защиты, которые выстроили вокруг больницы, обманывает нашу иммунную систему, превращает препараты в плацебо и вонзается нам в самые уязвимые места.
– Неужто «продавцы воздуха» тому виной? – Я предположил, что Байдай снова подкидывает мне наводку по причинам смерти.
Сразу припомнилось: японский поэт Сюдзи Тэраяма заявлял, будто женщины имеют склонность прикидываться трупами. А все потому, что женщин во все времена считались лучшими находками для шпионов, ведь они никакую тайну удержать не могут. Вот и приходится дамам изображать бездыханные тельца. Может, Байдай и разыгрывала передо мной смерть, подавая мне нужные сигналы? И какая тогда роль уготована в этом спектакле мне, мужчине? Опарыша на мертвом теле?
Возможно, вот она – первопричина моей боли.
Адам же как-то во сне тоже ощутил боль в районе живота.
– Ох, как же так? Куда делось мое ребро? – воскликнул он.
Тут первого человека позвал по имени сладкий голосок. Адам повернулся и увидел перед собой хорошенькую особу.
– А ты кто? – поинтересовался, превозмогая боль, Адам.
– Твое потерянное ребро.
– Шутки шутишь? – прикрикнул на визитершу Адам. – Как звать тебя?
– Ева.
Я невольно дотронулся до брюха. Место касания сразу пронзила острая боль.
Байдай же продолжала вещать:
– Современные больницы организованы по принципам ведомств национальной безопасности. Больница – передовая линия гособороны. У докторов есть свои инсайды, которые им позволяют приходить к неожиданным выводам. Не веришь? Вообще болезнь становится затянутым во времени динамическим процессом, мишенью, которую надо постоянно отслеживать на поле боя. Проживет человек лишний день – а в нем все равно сидит зараза. У меня проблемы и с мочеточником, и с влагалищем, и со спинным мозгом. Плюс синдром дефицита внимания и гиперактивность. Не у мамы я этих генов понабралась?
– Сколько бы мы не бежали от наших недугов, болезни все равно нагонят нас. Наше тело для болезни или болезнь для нашего тела – неизгладимое клеймо на воспоминаниях. Или просто затирание всей нашей памяти. И кажется, даже если мы вылечимся, память к нам не вернется, – сокрушенно заявил я.
– Ты меня совсем не понял, – заметила Байдай. В ее словах звучала досада, что данный ей в моем лице исходный материал все никак не хотел из железа обратиться в сталь. – В конечном счете болеть – это наша судьба. И это очень круто, в духе нашего времени. И чем опаснее наша болезнь, тем больше внимания на нас будут обращать в больнице. Только терминальных больных пускают на вечеринки. Так что лечение наше будет идти без остановки, возобновляясь вновь и вновь, сопровождая нас до конца
