Держи меня крепче (СИ) - Сукре Рида

— Но ведь пистолета не было. Так ведь?

— Не было. Потому что Матвеева его спрятала к приезду наряда. А вы откуда знаете? — изменившимся тоном продолжил дежурный отделения, медленно продвигаясь к боковой двери и переглядываясь с молоденьким парнишкой, стоящим за моей спиной, рука его при этом тянулась к кобуре, в которой, несомненно, лежит пистолет. — Соучастница? Хотели ограбить бедную старушку, а награбленное поделить поровну?

Мужчина выскочил из своей кабинки и направил на меня пистолет, а парень сзади нерешительно заломил мою целую руку. Даже несмотря на то, что сделал он это так слабо, будто боясь сломать мне и её, я бы не вырвалась, сумка полетела на пол.

— Нет, я не соучастница! Просто я там была. А она нет! Я расскажу всё! — очень громко и очень нервно возопила я, мечтая лишь об одном — скорее бы этот кошмар закончился.

Это сон, просто надо ущипнуть себя и все пройдёт! Ущипнуть оказалось невозможным, но я прикусила губу, было больно до искр из глаз, но не прошло, зато дёрганный дежурный подпрыгнул от неожиданности, чуть не спустив курок, когда я содрогнулась от боли.

— Стоять! Ни с места! Наручники на неё, Мальцев. Чё застыл, как истукан?

Мальцев же боялся меня отпустить, вдруг я начну попытки вырваться. Он пересилил свой страх и достал одной рукой наручники, а затем трясущимися руками попытался нацепить их мне на запястья, но столкнулся с одной проблемой, о которой заранее не подумал — о гипсе на одной и рук.

— Товарищ лейтенант, а как? Как нацепить?

Товарищ лейтенант составил ему пару, задумавшись над «неразрешимой» задачей. Вдруг его нахмуренный, заплывший богатырскими морщинами, свидетельствующими о бороздящей просторы мозга глубокой мысли, лоб прояснился, явив нам решение проблемы:

— А ты её одной рукой к решётке цепляй. Давай, веди в обезьянник.

— Подождите, — попыталась я воззвать к голосу здравого рассудка, если у него такой вообще есть. — Меня нельзя в обезьянник. Зачем?

— Точно, а зачем тебе там наручники? Так запихнём. Мальцев, прибавь ходу.

— Так точно, товарищ лейтенант.

— Товарищ лейтенант, — продолжила я попытки, — это же клевета!

— Это мы потом разберёмся, — отмахнулся от меня пистолетом, как бы не выстрелил на радостях, что к нему матёрый преступник сам заявился, а он не стушевался и схватил его.

Они притащили меня, некто Прохоров по приказу лейтенанта открыл камеру, а затем меня бесцеремонно впихнули в объятия сестрёнки, которая сидела на лавке, подоткнув ноги в позе медитирующего йога. Также в камере сидело ещё пять девушек сомнительно вида, тех самых бабочек, о которых и предупреждал дежурный. Каждая сидела в отдалении от других, брезгливо оглядывая новую заключённую, то есть меня.

— Ты что тут делаешь, идиотка? — заорала Сонька, увидев, мою испуганную мордашку. — Я тебя просила вытащить меня отсюда, а не садиться самой!

— Я и не хотела…

— Матвеевы! Молчать обе! — повысил голос дежурный. — Обе соучастницы вместе, — он в предвкушении новой звезды на погонах потёр руки.

— Мы не соучастницы, — хором возмутились мы.

19

Улыбка с его лица сошла, оставив озадаченную мордаху. Подозреваемые не хотели колоться.

Разнарядка на рыжего среднего роста и возраста преступника, который обманывал пенсионеров, уже пять случаев зарегистрировано, поступила давно. Он под видом волонтёра втирался в доверие покинутых стариков, а затем самым бесстыдным образом лишал копеечной зарплаты, обычно успевая сделать ноги до обнаружения пропажи.

Когда поступил звонок от очередной пенсионерки, сотрудники не сразу смекнули, что раскроют дело, которое висело уже не первую неделю. Но удача была их стороне, и они поймали рыжую девчонку, которую идентифицировали как ту самую преступницу. Она была рыжей пацанкой, никто не сомневался, что она и есть тот самый преступник из разнарядки. Ранее преступница действовала тихо, но прокололась с пистолетом, может хотела припугнуть, а может правда использовать по назначению, тут дежурный сомневался.

Сейчас они нашли помощницу, которая сама пришла. Думала, сможет провести их вокруг пальца, но полицейские не наивные пенсионеры.

— Кто стрелял в старушку? — спросил он.

— Никто, — вновь хором ответили мы с сестрой.

— Сговорились, да?

— Нет! — опять в унисон прозвучал наш ответ.

— Точно, сговорились… — сделал вывод страж порядка.

— Да я вообще не знаю о чём вы! — заорала Соня.

— Не было там никакого пистолета! — одновременно с ней выкрикнула я.

— Так-так, — уцепился лейтенант, а вместе с ним и Соня стала сверлить меня своим бронепробивающим взглядом. — Ты, — он ткнул в меня пистолетом, который так и не убрал в кобуру, — знаешь про оружие. Значит, это была ты.

— Точно! — воодушевилась Соня. — Ну, ты и стерва. Подставила меня. Захотела убить эту ненормальную выскочку Серу, но у тебя не вышло, ты повесила обвинение на меня. Вот ты сучка!

Я в недоумении открыла рот, поражённая тем, что Соня так легко поверила в то, что я могла отправить её за решётку, тем более вместо себя. Даже если бы она была тысячу раз виновата, я скорее взяла бы её вину на себя, чем позволила забрать её. Я хлопала глазами, не в силах что-то сказать, сражённая наповал недоверием сестры, отключившаяся от звуков, издаваемых ею и лейтенантом, окунувшись во временной континуум, который, кажется, застрял, прокручивая её хлёсткие фразы снова и снова, с каждым разом делая мне больнее, а немигающий взгляд провожал её фигурку, покидающую камеру, под прыгающих ночных бабочек, которые требовали выпустить их под шумок.

Не знаю, сколько я так сидела, но меня пробудил шлепок по голове одной из бабочек, красноволосой красавицы в экстремально-короткой юбке, меховой накидке на голое тело, в узорчатых колготках, туфлях на высоченном каблуке и высокой платформе, и с ярким макияжем. Такую невозможно не заметить. Такая красивая, почему она подалась в продажу собственным телом?

— Эй, очнись, психованная, — хриплым прокуренным голосом возвращала меня к жизни красноволосая.

— Очнулась…

— Тогда глянь туда, — она кивнула за решётку, где сидел лейтенант, выжидательно уставившись на меня.

— У меня есть к тебе пара вопросов, — тут же принялся за дело дежурный.

— Где Соня? — спросила его я.

Это сон, дурной сон. Она же не могла просто взять и обвинить меня. А потом бросить здесь одну. Ведь нет?

— Отпустили. Она же не причём, — повёл плечами милиционер.

Пока я пребывала в трансе, который был вызван тем, что ослабленный недавним наркозом и таблетками организм, после шокирующих заявлений сестры включил режим самозащиты, Соня каким-то образом доказала сотрудникам свою невиновность. О разнарядке мы обе ничего не знали, но хорошо подвешенный язык позволил несовершеннолетнему подростку обелить своё имя.

— Да, она не причём.

— Итак, начнём. Как вас зовут?

Я всё ещё пребывала в прострации, уставилась на свои опустившиеся руки, то есть руку, ведь вторая была подвязана. Отвечать не хотелось. У него есть мои документы, пусть там бы прочёл. Боже, меня обвиняют в причинении вреда живому человеку. В том, что я хотела преднамеренно совершить убийство, и совершила бы, если бы не невиданная прыть реактивной старушенции. Меня пустят по этапам. Родные станут чураться и будут отказываться ходить на свиданки. Или придут, но будут смотреть осуждающе и качать головой, а Сеня снимет кино о неудачливой сестре. Даже сейчас слёз не было. Я слышала много историй о том, как невинные люди оказывались за решёткой на года.

— Как вас зовут? — повторил лейтенант.

— Матвеева Елена Родионовна.

— Врёте.

Снов я забыла, что у меня теперь новая фамилия.

— Охренчик Елена Родионовна.

— Возраст?

— Двадцать… Подождите, — начал проясняться мой рассудок, углядев на плече жирно выведенные чёрным несмываемым маркером цифры. Лёжа в ванной и пытаясь оттереть их, я не могла понять, что они значат, но сейчас, подставив мысленно впереди восьмёрку, я ясно поняла, что это телефонный номер. — У меня есть право на звонок!