Там мы стали другими - Томми Ориндж
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Любимое место Блу, где можно выкурить сигарету, – это машина. Ей нравится, как улетучивается дым, когда открыты все окна. Она закуривает. Всякий раз, хватаясь за сигарету, она пытается хотя бы немного помолиться. Это немного облегчает чувство вины за курение. Она делает глубокую затяжку и задерживает дым. Потом говорит «спасибо» и выдыхает.
Она проделала весь этот путь до Оклахомы, чтобы узнать свои корни, и все, что получила за это – цвет вместо имени. Никто там и не слышал ни о какой семье Красное Перо. Она расспрашивала многих. И теперь она задается вопросом, не придумала ли эту историю ее биологическая мама – может, она тоже не знала собственного племени. Может быть, ее тоже удочерили. Может, и Блу придется придумывать себе имя и племя, чтобы передать историю своим детям, если они когда-нибудь появятся.
Проезжая мимо кинотеатра «Гранд Лейк», Блу выбрасывает сигарету в окно. С кинотеатром у нее много чего связано. Она вспоминает недавний поход в кино с Эдвином, сразу заявленный как «не то чтобы свидание». Вот уже год как Эдвин – ее стажер, помощник по координации мероприятий пау-вау. Оказалось, что билеты на фильм распроданы, поэтому они решили прогуляться вокруг озера. Неловкое молчание на протяжении всей прогулки напрягало. Они оба то и дело начинали фразы и обрывали себя на полуслове, добавляя: «Неважно». Ей нравился Эдвин. Да, он ей нравится. В нем есть что-то такое, что напоминает семью. Может, потому, что у него похожее прошлое. Эдвин никогда не знал своего отца. Как выяснилось, его отец – индеец, к тому же еще и ведущий на пау-вау. Так что эта история их в некотором смысле сближает, но не более того. Она определенно не видит в Эдвине больше, чем коллегу и, возможно, будущего друга. Она тысячу раз говорила ему глазами, что остальное невозможно – и даже тем, что отводила глаза, когда он смотрел на нее с надеждой.
Блу подъезжает к его дому и звонит ему из машины. Он не отвечает. Она подходит к двери и стучится. Ей следовало сразу, как только села в машину, отправить ему сообщение о том, что она уже в пути. Дорога до Западного Окленда без пробок занимает около пятнадцати минут. Почему она не заставила его поехать на поезде? Ах да, еще слишком рано. Но автобус? Нет, у него с автобусом связана какая-то печальная история, о чем он и говорить не хочет. Она с ним нянчится? Бедный Эдвин. Но он действительно старается. И не знает, как его воспринимают люди. Он так болезненно переживает свои физические размеры. Слишком часто и критически говорит о себе, о своем весе. Это вызывает у людей такое же ощущение неловкости, какое испытывает и он сам.
Блу стучит снова, стучит так сильно, что это можно принять за грубость, если бы только Эдвин не заставил ее ждать под дверью в этот день, к которому они так усердно готовились на протяжении стольких месяцев.
Блу заглядывает в телефон, проверяет время, затем просматривает электронную почту и сообщения. Там ничего интересного, и она заходит на Facebook. Все та же унылая лента новостей, которую она прочитала вчера перед сном. Никакой движухи. Старые комментарии и посты. Она нажимает кнопку возврата в меню и на секунду, всего на краткий миг, думает, что надо бы открыть свою другую ленту в Facebook. Там она может найти свежую информацию о том, что ее больше всего интересует. На той, другой ленте Facebook, она ищет настоящую связь. То место, где она всегда хотела оказаться. И она надеялась, что Facebook приведет ее туда. Но и там она не находит ничего полезного, нет никакого другого Facebook, поэтому она выключает экран и убирает телефон в карман. Она собирается снова постучать в дверь, когда перед ней появляется большое лицо Эдвина. В руках у него две кружки.
– Кофе? – предлагает он.
Дин Оксендин
Дин сидит в самодельной кабинке сторителлинга, которую соорудил для записи историй. Он направляет камеру на себя и включает запись. Он не улыбается и ничего не говорит. Он записывает свое лицо, как будто образ, узор из света и тьмы, могут обрести особый смысл по ту сторону линзы. Он пользуется камерой, которую дядя подарил ему перед смертью. Bolex. Один из любимых режиссеров Дина, Даррен Аронофски, снимал камерой Bolex свои фильмы «Пи» и «Реквием по мечте» – последний Дин назвал бы одним из своих самых любимых фильмов, хотя трудно назвать такой безумный фильм любимым. Но для Дина ценно то, что фильм эстетически богат, тогда можно наслаждаться кино как искусством, хотя это не значит, что вы уходите, довольные тем, что посмотрели фильм, но все равно не сняли бы его по-другому. Дин полагает, что такая реальность была бы по достоинству оценена его дядей. Этот немигающий взгляд в пустоту зависимости и порока – только камера может смотреть на это широко открытыми глазами.
Дин выключает камеру и закрепляет ее на штативе, направляя объектив на табурет в углу, где будет сидеть рассказчик. Он регулирует освещение, щелкая переключателем на дешевом осветительном приборе, и мягкий свет заливает пространство позади табурета, а более резкий свет выделяет зону у него за спиной. Дин будет задавать всем, кто посетит его импровизированную студию, одни и те же вопросы: почему они пришли на пау-вау, что пау-вау значит для них. Где они живут? Что значит для них быть индейцами? Ему не нужно много историй для его проекта. Ему даже не нужно показывать свой продукт в конце года, отчитываясь за полученный грант. Отчетами займется оргкомитет пау-вау. Дину важно создать документалистику. Для потомков. Возможно, когда-нибудь она ляжет в основу его большого проекта, что бы это ни было, – он пока не знает. Пока он позволяет содержанию направлять видение. И это не просто еще один способ сказать, что он ничего не придумывает по ходу дела. Дин раздвигает черные шторы кабинки и выходит навстречу пау-вау.
Опал Виола Виктория Медвежий Щит
Опал одиноко сидит на площадке «инфилда», во втором ряду скамеек. Она наблюдает оттуда, стараясь, чтобы ее не заметили внуки. Особенно Орвил. Он разволнуется, если увидит ее там.
Она уже сто лет не была на матчах «Атлетикс». Почему они перестали ходить на бейсбол? Это только кажется, будто время проскочило или промчалось мимо без тебя, если ты смотришь в другую сторону. Именно так и