Там мы стали другими - Томми Ориндж
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В последний раз, когда они были на стадионе, Лони только начинал ходить самостоятельно. Опал слушает звуки барабана. Она не слышала большой барабан со времен своей юности. Она оглядывает поле в поисках мальчиков. Все как в тумане. Наверное, ей следует приобрести очки. Наверное, давно надо было обзавестись очками. Она никогда никому об этом не скажет, но ей нравится, что на расстоянии картинка размыта. Она не может сказать, насколько заполнен стадион. Но уж точно не толпа, как на бейсбольном матче.
Она смотрит на небо, потом на пустующий третий ряд скамеек. Оттуда они с мальчиками смотрели игру. Она видит, как что-то пролетает над верхней кромкой стадиона. Не птица. И движение неестественное. Она щурится, пытаясь разглядеть получше.
Эдвин Блэк
Эдвин протягивает Блу кофе, который заварил для нее за несколько минут до того, как она приехала и постучала в его дверь. Органический кофе, темной обжарки, во френч-прессе. Он выбрал умеренную дозу сахара и молока. Он не улыбается и не ведет светскую беседу, пока они вместе идут к ее машине. Сегодняшний день слишком много значит для них. Бесконечные часы кропотливой работы. Все эти барабанные группы, продавцы и танцоры, которых приходилось обзванивать и уговаривать прийти, заманивая призовыми деньгами и хорошей выручкой от продаж. За этот год Эдвин сделал больше телефонных звонков, чем за всю свою жизнь. Люди на самом деле не хотели подписываться на новый пау-вау. Тем более тот, что проводится в Окленде. Если что-то пойдет не так, в следующем году им не видать пау-вау. И тогда они останутся без работы. Но теперь для Эдвина это больше, чем просто работа. Это новая жизнь. К тому же сегодня там будет его отец. Столько всего сошлось в этот день! Голова идет кругом. Или, может, Эдвин выпил слишком много кофе этим утром.
Дорога до стадиона кажется медленной и напряженной. Каждый раз, собираясь что-то сказать, он вместо этого отхлебывает кофе. Это их всего лишь вторая встреча за пределами офиса. Радио, настроенное на волну NPR[78], звучит еле слышно, так что слов не разобрать.
– На днях я начал писать рассказ, – наконец нарушает молчание Эдвин.
– О, да?
– О парне, туземце, я назову его Виктор…
– Виктор? Серьезно? – Блу изображает томный взгляд из-под полуопущенных век.
– Ладно, его зовут Фил. Хочешь послушать?
– Конечно.
– Так вот, значит, Фил живет в шикарной квартире в центре Окленда, которая досталась ему от деда. Квартира большая, с фиксированной арендной платой. Фил работает в Whole Foods. Однажды белый парень, его сослуживец – пусть будет Джон, – предлагает Филу потусоваться после работы. Они идут в бар, хорошо проводят время, и все заканчивается тем, что Джон остается ночевать у Фила. На следующий день Фил приходит домой с работы и видит, что Джон до сих пор в квартире, только с ним еще пара приятелей. Они тоже привезли с собой кучу своего барахла. Фил спрашивает Джона, что происходит, и тот говорит, мол, в квартире так много свободных комнат, места всем хватит. Филу это не нравится, но он не из тех, кто вступает в конфронтацию, поэтому проглатывает. В течение следующих недель, а потом и месяцев дом заполняется скваттерами, хипстерами, офисными задротами – короче, всякой белой швалью. Они либо живут в квартире Фила, либо просто приходят потусоваться. Фил не понимает, как он позволил ситуации выйти из-под контроля. И вот, когда он наконец набирается смелости открыть рот, вышвырнуть всех вон, на него нападает какая-то хворь. Он помнит, как кто-то стащил у него одеяло, и, когда он спросил об этом Джона, тот принес ему новое. Фил уверен, что одеяло и стало причиной его недуга. Целую неделю он прикован к постели. К тому времени, как он выходит из своей спальни, квартиру не узнать. Произошел прогресс, можно сказать. Некоторые комнаты превращены в офисы. Джон управляет каким-то стартапом из квартиры Фила. Фил говорит Джону, что тот должен уйти, все должны уйти, что он никогда не соглашался ни на что из этого. Вот тогда-то Джон и достает какие-то бумаги. Очевидно, Фил что-то подписал. Может, в горячке или во сне. Но Джон не хочет показывать ему бумаги.
– Доверься мне, бро, – говорит Джон. – Ты же не хочешь нарваться. Да, кстати, помнишь ту каморку под лестницей?
– Каморку? – Фил в недоумении. Он имеет в виду чулан под лестницей? Фил знает, что будет дальше. – Дай угадаю, ты переселяешь меня в чулан под лестницей, это моя новая комната, – говорит Фил.
– Угадал, – усмехается Джон.
– Но это моя квартира, здесь жил мой дед, он передал ее мне, чтобы я заботился о ней, – возмущается Фил. Это для моей семьи, если кому-то захочется приехать и остановиться у меня, вот для чего она мне нужна.
И тут Джон достает пистолет. Направляет его в лицо Филу и ведет того к чулану под лестницей.
– Я же говорил тебе, бро, – угрожает Джон.
– Говорил что? – спрашивает Фил.
– Тебе следовало просто присоединиться к компании. Нам бы пригодился кто-нибудь вроде тебя, – отвечает Джон.
– Ты никогда ни о чем меня не спрашивал, просто пришел ко мне домой и остался, а потом и все захватил, – говорит Фил.
– Как бы то ни было, бро, у моих регистраторов все оформлено по-другому, – отвечает Джон и кивает на двух парней на диване в гостиной, яростно отстукивающих на своих компьютерах Apple другую, как полагает Фил, версию событий.
Внезапно почувствовав себя очень усталым и голодным, Фил уходит в свой чулан под лестницей.
Вот, пока все, что у меня есть.
– Смешно, – говорит Блу. Как будто не находит это смешным, но чувствует, что он хочет услышать от нее именно это.
– На самом деле глупо. У меня в голове это звучало намного лучше, – признает Эдвин.
– Сколько таких историй в жизни, верно? – говорит Блу. – Нечто подобное случилось с моей подругой. Не совсем так, конечно, но склад в Западном Окленде, доставшийся ей в наследство от дяди, захватили скваттеры.
– Серьезно?
– Такова их культура, – говорит Блу.
– В смысле?
– Захватывать.
– Даже не знаю. Моя мама белая…
– Ты не обязан защищать всех белых, которых считаешь порядочными людьми, только потому, что я сказала что-то неприятное об их культуре, – продолжает Блу. И у Эдвина учащается сердцебиение. Он слышал, как она кричала на других по телефону, но на него – никогда.
– Извини, – говорит Эдвин.
– Не извиняйся.
– Извини.
В свете раннего
