Песни. Стихотворения - Владимир Высоцкий

«Мне судьба – до последней черты, до креста…»

Мне судьба – до последней черты, до крестаСпорить до хрипоты (а за ней – немота),Убеждать и доказывать с пеной у рта,Что – не то это вовсе, не тот и не та!Что – лабазники врут про ошибки Христа,Что – пока еще в грунт не влежалась плита, —Триста лет под татарами – жизнь еще та:Маета трехсотлетняя и нищета.Но под властью татар жил Иван Калита,И уж был не один, кто один против ста.<Пот> намерений добрых и бунтов тщета,Пугачевщина, кровь и опять – нищета…Пусть не враз, пусть сперва не поймут ни черта, —Повторю даже в образе злого шута, —Но не сто́ит предмет, да и тема не та, —Суета всех сует – все равно суета.

Только чашу испить – не успеть на бегу,Даже если разлить – всё равно не смогу;Или выплеснуть в наглую рожу врагу —Не ломаюсь, не лгу – всё равно не могу!На вертящемся гладком и скользком кругуРавновесье держу, изгибаюсь в дугу!Что же с чашею делать?! Разбить – не могу!Потерплю – и достойного подстерегу:Передам – и не надо держаться в кругуИ в кромешную тьму, и в неясную згу, —Другу передоверивши чашу, сбегу!Смог ли он ее выпить – узнать не смогу.Я с сошедшими с круга пасусь на лугу,Я о чаше невыпитой здесь ни гугу —Никому не скажу, при себе сберегу, —А сказать – и затопчут меня на лугу.

Я до рвоты, ребята, за вас хлопочу!Может, кто-то когда-то поставит свечуМне за голый мой нерв, на котором кричу,И веселый манер, на котором шучу…Даже если сулят золотую парчуИли порчу грозят напустить – не хочу, —На ослабленном нерве я не зазвучу —Я уж свой подтяну, подновлю, подвинчу!Лучше я загуляю, запью, заторчу,Всё, что ночью кропаю, – в чаду растопчу,Лучше голову песне своей откручу, —Но не буду скользить словно пыль по лучу!…Если все-таки чашу испить мне судьба,Если музыка с песней не слишком груба,Если вдруг докажу, даже с пеной у рта, —Я умру и скажу, что не всё суета!

«Реальней сновидения и бреда…»

Реальней сновидения и бреда,Чуднее старой сказки для детей —Красивая восточная легендаПро озеро на сопке и про омут в сто локтей.

И кто нырнет в холодный этот омут,Насобирает ра́кушек, приклеенных ко дну, —Ни заговор, ни смерть его не тронут;А кто потонет – обретет покой и тишину.

Эх, сапоги-то стоптаны – походкой косолапоюПротопаю по тропочке до каменных гольцов,Со дна кружки блестящие я соскоблю, сцарапаю —Тебе на серьги, милая, а хошь – и на кольцо!

Я от земного низкого поклонаНе откажусь, хотя спины не гнул.Родился я в рубашке – из нейлона, —На шелковую, тоненькую я не потянул.

Спасибо и за ту на добром слове:Ношу – не берегу ее, не прячу в тайниках, —Ее легко отстирывать от крови,Не рвется – хоть от ворота рвани ее – никак!

Я на гольцы вскарабкаюсь, на сопку тихой сапою,Всмотрюсь во дно озерное при отблеске зарниц:Мерцающие ра́кушки я подкрадусь и сцапаю —Тебе на ожерелие, какое у цариц!

Пылю посу́ху, топаю по жиже, —Я иногда спускаюсь по ножу…Мне говорят, что я качусь всё ниже,А я – хоть и внизу, а всё же уровень держу!

Жизнь впереди – один отрезок прожит,Я вхож куда угодно – в терема и в закрома:Рожден в рубашке – Бог тебе поможет, —Хоть наш, хоть удэгейский – старый Сангия-мама́!

Дела мои любезные, я вас накрою шляпою —Я доберусь, долезу до заоблачных границ, —Не взять волшебных ра́кушек – звезду с небес        сцарапаю,Алмазную да крупную – какие у цариц!

Нанес бы звезд я в золоченом блюде,Чтобы при них вам век прокоротать, —Да вот беда – заботливые людиСказали: «Звезды с неба – не хватать!»

Ныряльщики за ра́кушками – тонут.Но кто в рубашке – что тому тюрьма или сума:Бросаюсь головою в синий омут —Бери меня к себе, не мешкай, Сангия-мама́!..

Но до того, душа моя, по странам по МуравиямПрокатимся, и боги подождут-повременят!Мы в галечку прибрежную, в дорожки с белым гравиемВобьем монету звонкую, затопчем – и назад.

А помнишь ли, голубушка, в денечки наши летниеБросали в море денюжку – просила ты сама?..А может быть, и в озеро те ра́кушки заветныеЗабросил Бог для верности – сам Сангия-мама́!..

Из детства

Аркадию Вайнеру

Ах, черная икорочкаДа едкая махорочка!..А помнишь – кепка, челочка        Да кабаки до трех?..А черненькая НорочкаС подъезда пять – айсорочка?Глядишь – всего пятерочка,        А вдоль и поперек…

А вся братва одесская…Два тридцать – время детское.Куда, ребята, деться, а?        К цыганам в «поплавок»!Пойдемте с нами, Верочка!..Цыганская венгерочка!Пригладь виски, Валерочка,        Да чуть примни сапог!..

А помнишь – вечериночкиУ Солиной Мариночки,Две бывших балериночки        В гостях у пацанов?..Сплошная безотцовщина:Война, да и ежовщина, —А значит – поножовщина,        И годы – до обнов…

На всех клифты казенные —И флотские, и зонные, —И братья заблатненные        Имеются у всех.

Потом отцы появятся,Да очень не понравятся, —Кой с кем, конечно, справятся,        И то – от сих до сех…

Дворы полны – ну надо же! —Танго́ хватает за́ души, —Хоть этому, да рады же,        Да вот еще – нагул.С Малюшенки – богатые,Там – шпанцири «подснятые»,Там и червонцы мятые,        Там Клещ меня пырнул…

А у Толяна РваногоБратан пришел с «Желанного»И жить задумал наново,        А был хитер и смел, —Да хоть и в этом возрасте,А были позанозистей, —Помыкался он в гордости —        И снова загремел…

А всё же брали «соточку»И бацали чечеточку, —А ночью взял обмоточку —        И чтой-то завернул…

У матери бессонница, —Все сутки книзу клонится.Спи! Вдруг чего обломится, —        Небось – не в Барнаул.

Попытка самоубийства

Подшит крахмальный подворотничокИ наглухо застегнут китель серыйИ вот легли на спусковой крючокБескровные фаланги офицера.

Пора! Кто знает время сей поры?Но вот она воистину близка:О, как недолог жест от кобурыДо выбритого начисто виска!

Движение закончилось, и сдулоС назначенной мишени волосокС улыбкой Смерть уставилась из дулаНа аккуратно выбритый висок.

Виднелась сбоку поднятая бровь,А рядом что-то билось и дрожалоВ виске еще не пущенная кровьПульсировала, то есть возражала.

И перед тем как ринуться посметьОт уха в мозг, наискосок к затылку,Вдруг загляделась пристальная СмертьНа жалкую взбесившуюся жилку…

Промедлила она и прогадала:Теперь обратно в кобуру ложись!Так Смерть впервые близко увидалаС рожденья ненавидимую Жизнь.

«Открытые двери больниц, жандармерий…»

Другу моему Михаилу Шемякину

Открытые двериБольниц, жандармерий —Предельно натянута нить, —Французские бесы —Большие балбесы,Но тоже умеют кружить.

Я где-то точно – наследил, —Последствия предвижу:Меня сегодня бес водилПо городу Парижу,Канючил: «Выпей-ка бокал!Послушай-ка гитары!» —Таскал по русским кабакам,Где – венгры да болгары.Я рвался на природу, в лес,Хотел в траву и в воду, —Но это был – французский бес:Он не любил природу.Мы – как сбежали из тюрьмы, —Веди куда угодно, —Пьянели и трезвели мыВсегда поочередно.И бес водил, и пели мы,И плакали свободно.

А друг мой – гений всех времен,Безумец и повеса, —Когда бывал в сознанье он —Седлал хромого беса.Трезвея, он вставал под душ,Изничтожая вялость, —И бесу наших русских душСгубить не удавалось.А то, что друг мой сотворил, —От бога, не от беса, —Он крупного помола был,Крутого был замеса.Его снутри не провернешьНи острым, ни тяжелым,Хотя он огорожен сплошьВраждебным частоколом.

Пить – наши пьяные умыСчитали делом кровным, —Чего наговорили мыИ правым и виновным!Нить порвалась – и понеслась —Спасайте наши шкуры!Больницы плакали по нас,А также префектуры.Мы лезли к бесу в кабалу,С гранатами – под танки, —Блестели слезы на полу,А в них тускнели франки.Цыгане пели нам про шальИ скрипками качали —Вливали в нас тоску-печаль, —По горло в нас печали.

Уж влага из ушей лилась —Всё чушь, глупее чуши, —Но скрипки снова эту мразьЗаталкивали в души.Армян в браслетах и серьгахИкрой кормили где-то,А друг мой в черных сапогах —Стрелял из пистолета.Набрякли жилы, и в кровиОбразовались сгустки, —И бес, сидевший визави,Хихикал по-французски.Всё в этой жизни – суета, —Плевать на префектуры!Мой друг подписывал счетаИ раздавал купюры.

Распахнуты двериБольниц, жандармерий —Предельно натянута нить, —Французские бесы —Такие балбесы! —Но тоже умеют кружить.

Письмо к другу, или Зарисовка о Париже