Песни. Стихотворения - Владимир Высоцкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Попытка самоубийства
Подшит крахмальный подворотничокИ наглухо застегнут китель серыйИ вот легли на спусковой крючокБескровные фаланги офицера.
Пора! Кто знает время сей поры?Но вот она воистину близка:О, как недолог жест от кобурыДо выбритого начисто виска!
Движение закончилось, и сдулоС назначенной мишени волосокС улыбкой Смерть уставилась из дулаНа аккуратно выбритый висок.
Виднелась сбоку поднятая бровь,А рядом что-то билось и дрожалоВ виске еще не пущенная кровьПульсировала, то есть возражала.
И перед тем как ринуться посметьОт уха в мозг, наискосок к затылку,Вдруг загляделась пристальная СмертьНа жалкую взбесившуюся жилку…
Промедлила она и прогадала:Теперь обратно в кобуру ложись!Так Смерть впервые близко увидалаС рожденья ненавидимую Жизнь.
До 1978«Открытые двери больниц, жандармерий…»
Другу моему Михаилу Шемякину
Открытые двериБольниц, жандармерий —Предельно натянута нить, —Французские бесы —Большие балбесы,Но тоже умеют кружить.
Я где-то точно – наследил, —Последствия предвижу:Меня сегодня бес водилПо городу Парижу,Канючил: «Выпей-ка бокал!Послушай-ка гитары!» —Таскал по русским кабакам,Где – венгры да болгары.Я рвался на природу, в лес,Хотел в траву и в воду, —Но это был – французский бес:Он не любил природу.Мы – как сбежали из тюрьмы, —Веди куда угодно, —Пьянели и трезвели мыВсегда поочередно.И бес водил, и пели мы,И плакали свободно.
А друг мой – гений всех времен,Безумец и повеса, —Когда бывал в сознанье он —Седлал хромого беса.Трезвея, он вставал под душ,Изничтожая вялость, —И бесу наших русских душСгубить не удавалось.А то, что друг мой сотворил, —От бога, не от беса, —Он крупного помола был,Крутого был замеса.Его снутри не провернешьНи острым, ни тяжелым,Хотя он огорожен сплошьВраждебным частоколом.
Пить – наши пьяные умыСчитали делом кровным, —Чего наговорили мыИ правым и виновным!Нить порвалась – и понеслась —Спасайте наши шкуры!Больницы плакали по нас,А также префектуры.Мы лезли к бесу в кабалу,С гранатами – под танки, —Блестели слезы на полу,А в них тускнели франки.Цыгане пели нам про шальИ скрипками качали —Вливали в нас тоску-печаль, —По горло в нас печали.
Уж влага из ушей лилась —Всё чушь, глупее чуши, —Но скрипки снова эту мразьЗаталкивали в души.Армян в браслетах и серьгахИкрой кормили где-то,А друг мой в черных сапогах —Стрелял из пистолета.Набрякли жилы, и в кровиОбразовались сгустки, —И бес, сидевший визави,Хихикал по-французски.Всё в этой жизни – суета, —Плевать на префектуры!Мой друг подписывал счетаИ раздавал купюры.
Распахнуты двериБольниц, жандармерий —Предельно натянута нить, —Французские бесы —Такие балбесы! —Но тоже умеют кружить.
1978Письмо к другу, или Зарисовка о Париже
Ах, милый Ваня! Я гуляю по Парижу —И то, что слышу, и то, что вижу, —Пишу в блокнотик, впечатлениям вдогонку:Когда состарюсь – издам книжонку
Про то, что, Ваня, мы с тобой в ПарижеНужны – как в бане пассатижи.
Все эмигранты тут второго поколенья —От них сплошные недоразуменья:Они всё путают – и имя, и названья, —И ты бы, Ваня, у них был – «Ванья».
А в общем, Ваня, мы с тобой в ПарижеНужны – как в русской бане лыжи!
Я сам завел с француженкою шашни,Мои друзья теперь – и Пьер, и Жан.Уже плевал я с Эйфелевой башниНа головы беспечных парижан!
Проникновенье наше по планетеОсобенно заметно вдалеке:В общественном парижском туалетеЕсть надписи на русском языке!
1978I. Охота на волков
Рвусь из сил – и из всех сухожилий,Но сегодня – опять как вчера:Обложили меня, обложили —Гонят весело на номера!
Из-за елей хлопочут двустволки —Там охотники прячутся в тень, —На снегу кувыркаются волки,Превратившись в живую мишень.
Идет охота на волков, идет охота —На серых хищников, матерых и щенков!Кричат загонщики, и лают псы до рвоты,Кровь на снегу – и пятна красные флажков.
Не на равных играют с волкамиЕгеря – но не дрогнет рука, —Оградив нам свободу флажками,Бьют уверенно, наверняка.
Волк не может нарушить традиций, —Видно, в детстве – слепые щенки —Мы, волчата, сосали волчицуИ всосали: нельзя за флажки!
И вот – охота на волков, идет охота, —На серых хищников, матерых и щенков!Кричат загонщики, и лают псы до рвоты,Кровь на снегу – и пятна красные флажков.
Наши ноги и челюсти быстры, —Почему же, вожак, – дай ответ —Мы затравленно мчимся на выстрелИ не пробуем – через запрет?!
Волк не может, не должен иначе.Вот кончается время мое:Тот, которому я предназначен,Улыбнулся – и поднял ружье.
Идет охота на волков, идет охота —На серых хищников, матерых и щенков!Кричат загонщики, и лают псы до рвоты,Кровь на снегу – и пятна красные флажков.
Я из повиновения вышел —За флажки, – жажда жизни сильней!Только сзади я радостно слышалУдивленные крики людей.
Рвусь из сил – и из всех сухожилий,Но сегодня не так, как вчера:Обложили меня, обложили —Но остались ни с чем егеря!
Идет охота на волков, идет охота —На серых хищников, матерых и щенков!Кричат загонщики, и лают псы до рвоты,Кровь на снегу – и пятна красные флажков.
1968II. Конец «Охоты на волков», или Охота с вертолетов
Михаилу Шемякину
Словно бритва рассвет полоснул по глазам,Отворились курки, как волшебный сезам,Появились стрелки́, на помине легки, —И взлетели стрекозы с протухшей реки,И потеха пошла – в две руки, в две руки!
Вы легли на живот и убрали клыки.Даже тот, даже тот, кто нырял под флажки,Чуял волчие ямы подушками лап;Тот, кого даже пуля догнать не могла б, —Тоже в страхе взопрел и прилег – и ослаб.
Чтобы жизнь улыбалась волкам – не слыхал, —Зря мы любим ее, однолюбы.Вот у смерти – красивый широкий оскалИ здоровые, крепкие зубы.
Улыбнемся же волчьей ухмылкой врагу —Псам еще не намылены холки!Но – на татуированном кровью снегуНаша роспись: мы больше не волки!
Мы ползли, по-собачьи хвосты подобрав,К небесам удивленные морды задрав:Либо с неба возмездье на нас пролилось,Либо света конец – и в мозгах перекос, —Только били нас в рост из железных стрекоз.
Кровью вымокли мы под свинцовым дождем —И смирились, решив: всё равно не уйдем!Животами горячими плавили снег.Эту бойню затеял не Бог – человек:Улетающим – влет, убегающим – в бег…
Свора псов, ты со стаей моей не вяжись,В равной сваре – за нами удача.Волки мы – хороша наша волчая жизнь,Вы собаки – и смерть вам собачья!
Улыбнемся же волчьей ухмылкой врагу —Чтобы в корне пресечь кривотолки!Но – на татуированном кровью снегуНаша роспись: мы больше не волки!
К лесу – там хоть немногих из вас сберегу!К лесу, волки, – труднее убить на бегу!Уносите же ноги, спасайте щенков!Я мечусь на глазах полупьяных стрелковИ скликаю заблудшие души волков.
Те, кто жив, затаились на том берегу.Что могу я один? Ничего не могу!Отказали глаза, притупилось чутье…
Где вы, волки, былое лесное зверье,Где же ты, желтоглазое племя мое?!
…Я живу, но теперь окружают меняЗвери, волчьих не знавшие кличей, —Это псы, отдаленная наша родня,Мы их раньше считали добычей.
Улыбаюсь я волчьей ухмылкой врагу —Обнажаю гнилые осколки.Но – на татуированном кровью снегуТает роспись: мы больше не волки!
1978Пожары
Пожары над страной всё выше, жарче, веселей,Их отблески плясали в два притопа три прихлопа, —Но вот Судьба и Время пересели на коней,А там – в галоп, под пули в лоб, —И мир ударило в озноб От этого галопа.
Шальные пули злы, слепы и бестолковы,А мы летели вскачь – они за нами влет, —Расковывались кони – и горячие подковыЛетели в пыль – на счастье тем, кто их потом найдет.
Увертливы поводья, словно угри,И спутаны и волосы и мысли на бегу, —А ветер дул – и расплетал нам кудриИ распрямлял извилины в мозгу.
Ни бегство от огня, ни страх погони – ни при чем,А Время подскакало, и Фортуна улыбалась, —И сабли седоков скрестились с солнечным лучом, —Седок – поэт, а конь – пегас.Пожар померк, потом погас, — А скачка разгоралась.
Еще не видел свет подобного аллюра —Копыта били дробь, трезвонила капель.Помешанная на крови слепая пуля-дураПрозрела, поумнела вдруг – и чаще била в цель.
И кто кого – азартней перепляса,И кто скорее – в этой скачке опоздавших нет, —А ветер дул, с костей сдувая мясоИ радуя прохладою скелет.
Удача впереди и исцеление больным, —Впервые скачет Время напрямую – не по кругу,Обещанное завтра будет горьким и хмельным…Легко скакать, врага видать,И друга тоже – благодать! Судьба летит по лугу!
Доверчивую Смерть вкруг пальца обернули —Замешкалась она, забыв махнуть косой, —Уже не догоняли нас и отставали пули…Удастся ли умыться нам не кровью, а росой?!
Пел ветер все печальнее и глуше,Навылет Время ранено, досталось и Судьбе.Ветра и кони – и тела и душиУбитых – выносили на себе.
1978Летела жизнь