Дневник смертницы. Хадижа - Марина Ахмедова

Еще я боюсь, что Сабрина бросила университет и больше никогда в нем не появится. Я останусь на курсе одна — мне больше не с кем дружить. Даже у этой новенькой подруга нашлась — Гаджиева. Хотя сразу пошли слухи, что новенькая — непорядочная. В первый же день ее с занятий увезли какие-то парни на машине. Она всем рассказывает, как будто засватана. Лично я не верю, что с таким поведением можно замуж выйти. Аллах, какой у нее язык! Она такие вещи про себя говорит! Она рассказывала Гаджиевой, что встречалась с одним богатым парнем и еще сделала два аборта от него. Даже ее родители об этом не узнали — они в селе живут. Я ушам своим не поверила, когда Буталибова это на своем языке принесла. И, короче, эта новенькая еще как будто сказала, что, прежде чем она выйдет замуж за того сельского чабана, за которого ее родители засватали, она тут в городе как следует погуляет, а потом зашьется. Если так посмотреть, у нас на курсе много непорядочных. Хотя порядочных больше.

Как мы сегодня хохотали на латинском! Аминат Казиевна стояла возле окна и диктовала окончания. Неожиданно она замолчала и еще ближе подошла к окну.

— Вы посмотрите… вы только посмотрите… — тихо проговорила она.

Она схватила со стола блокнот и на своих коротких ногах быстро-быстро поспешила за дверь.

— Наверное, война началась, — сказал Сулик.

Мы все бросились к окну. Возле остановки стояла длинная иномарка с открытой дверью, и низкий парень в кепке за руку тянул в нее одну нашу однокурсницу. Она улыбалась и как будто не хотела садиться. В тот момент, когда он ее уже почти затянул, из университета выбежала Аминат Казиевна и стала вытаскивать эту девушку из машины.

— Типус в кепке! — кричала она. — Ни стыда, ни совести!

— Э, чё еще за типус?! — стал кричать в ответ он.

Мы не слышали, что Аминат Казиевна говорила ему дальше. Ее седые волосы поднялись, как перья у воробья. Парень тоже ей что-то отвечал, но Аминат Казиевна при каждом его слове на шаг подходила к нему, как будто собиралась клюнуть. Когда она подошла к нему впритык, он быстро прыгнул в машину и уехал с сильными пробуксовками. Аминат Казиевна побежала за машиной и стала записывать ее номер в блокнот. Мы хохотали как сумасшедшие.

Она вернулась вся в красных пятнах.

— А если бы я не успела?! Увез бы в неизвестном направлении! — говорила она. — Вы только посмотрите, метр с кепкой, только с горы спустился, а уже к у-ни-вер-си-те-ту на ли-му-зи-не подкатил… — Аминат Казиевна выставила вперед грудь и так, раскачиваясь, пошла к окну, чтобы показать, как он подкатывал. — Но ничего, я тут возле окна стою, все вижу. Здесь у меня все номера записаны. — И потрясла в воздухе блокнотом.

Она вернулась к окну, и мы снова начали записывать окончания. Теперь я поняла, почему во время пар она всегда стоит у окна. Такая же любопытная, как бабушка. Ей какое дело до других?

Прошла неделя, и я уже думала, что Сабрина никогда не придет, но сегодня она пришла. Когда она появилась в аудитории, я сначала подумала, что это еще одна новенькая. На ней была длинная юбка, платок, который она завязала так, чтобы спрятать все волосы, и ни грамма косметики на лице. Не только я смотрела на нее во все глаза, все повернулись и смотрели.

Сабрина мне улыбнулась наполовину. Платок на ней был завязан так туго, что кажется, держал опухшие бледные щеки, чтобы они не провисали. Клянусь, я не узнала бы ее, если бы встретила в городе. Я так хотела спросить, где она была, что с ней случилось за этот месяц, вопросы уже прыгали с моего языка, но я заставила себя молчать — слишком много посторонних ушей было вокруг.

На перемене никто к нам не подходил, и я тихо спросила у Сабрины, где она была. Она ответила, что болела, но я не поверила.

— Сабрина, это правда, что Исмаила убили? — не выдержала я.

— То, что его убили, — это правда, — сказала она и отвернулась.

Я сначала думала, что разговор закончен — Сабрина смотрела на стену, а не на меня.

— Мой Исмаил для меня — герой. — Она повернулась ко мне и сказала это тихо.

Аллах, если он боевиком был, других людей убивал, какой он тогда герой? Я думала, когда Сабрина узнает, чем он на самом деле занимался, она откажется от него. Она так часто смеялась над закутанными, а теперь сама пришла в платке. Вот почему я не могла поверить собственным глазам. Что эти женщины с ней сделали, чтобы она так изменилась? Все, кто проходил мимо нас, смотрели на Сабрину как на умирающую. Как будто она смертельно болела и они пришли выразить соболезнование. У нас на курсе было сколько хочешь непорядочных, но таких закрытых в платок еще не было.

Я еле дождалась конца третьей пары, чтобы поговорить с Сабриной без ушей. Оказалось, что она спешит домой делать намаз. Она раньше никогда не молилась. Я все равно пошла за ней.

— Может, время пройдет, ты другого человека встретишь и еще будешь жить с ним счастливо, — сказала я ей, когда мы оторвались от других студентов.

— Зачем? — спросила она. — Я уже была счастлива.

— Вай, когда ты была счастлива, Сабрина? Сколько раз ты с ним встречалась? Ты даже замужем за ним не была!

— Всевышний послал мне это испытание за мои грехи, — сказала она. — Кого-то он испытывает беднотой, кого-то голодом. У меня он забрал любимого человека. В любом случае, никто раньше времени не умрет. Кому суждено быть повешенным, тот не утонет.

— Сабрина, ты откуда такие слова взяла?! — удивилась я. — Ты раньше никогда так не разговаривала. Зачем теперь так говоришь?

— Раньше я многого не понимала, теперь понимаю, — сказала она.

Я не могла узнать ее. Раньше она громко разговаривала, сразу ругалась, если что не нравилось, даже несколько раз я слышала от нее запрещенные слова. Что теперь с ней случилось? Она разговаривала тихо, как будто ее больше ничего не волновало, смотрела только себе под ноги.

— Смерть невозможно избежать, она придет когда написано, — стала говорить Сабрина, и я хотела закрыть уши руками. Это те женщины наговорили ей такие слова, а она их теперь за ними повторяет.

— Зачем ты в платок закуталась? — спросила я.

— Потому что с тех пор, как убили Исмаила, я выходила на улицу и чувствовала стыд перед Всевышним за то, что не соблюдаю его законы.

Аман, я так испугалась, что даже не знала, что ей ответить. Мы шли молча. Прошли центральную больницу. Я мечтала, чтобы дорога поскорее закончилась. Если бы я могла убежать, я бы убежала. Но вместо этого мне приходилось идти медленно, потому что Сабрина теперь все делала медленно — двигалась, говорила. Можно было подумать, за ней наблюдают со всех сторон и она боится сделать лишнее движение.

— Хадижа, ты любишь Всевышнего? — спросила Сабрина, когда мы перешли дорогу и стал виден мой дом.

— Конечно люблю! Зачем спрашиваешь? — еще больше испугалась я.

— Тогда почему ты не молишься? — снова спросила Сабрина.

— Откуда ты знаешь, что я не молюсь? Я каждый день молюсь — утром и вечером.

— Ты неправильно молишься, Хадижа, — сказала она. — Чтобы правильно молиться, надо намаз делать. Ты знаешь, что если посчитать, то в Коране слово «день» встречается триста шестьдесят пять раз? Столько же дней в году. Ты знаешь, что Всевышний сказал — в судный день мы соберем вас по кончикам пальцев? Ты знаешь, что он имел в виду? Отпечатки пальцев. А их начали снимать только в восемнадцатом веке. Ты знаешь, зачем на земле есть горы? В Коране сказано, что Всевышний установил на земле горы, чтобы земля туда-сюда не ходила. Еще тогда он открыл это людям. Если бы гор не было, на земле каждые полчаса происходило бы землетрясение. Кто я такая, чтобы не соблюдать законы Всевышнего? Нельзя жить приниженно — только для того, чтобы поесть и в туалет сходить. Надо думать о вечной жизни.

— Откуда ты знаешь, что вечная жизнь есть? — чуть не заплакала я.

— Всевышний сказал нам, что есть. Кто я такая, чтобы ему не верить? И там, иншалла, мы все встретимся. Чтобы не сомневаться в том, что рай есть, надо молиться. Я в этом не сомневаюсь. Если ты начнешь изучать ислам, тебе тоже это откроется.

— Сабрина, что они с тобой сделали?! — закричала я.

— Я счастлива, что появились люди, которые заставили меня задуматься, — медленно сказала она. Мы уже подошли к моему дому, и я хотела побыстрее от нее убежать. — Если Всевышний нас чему-то обязал, кто мы такие, чтобы ослушаться? Кто знает, успеем ли мы перед смертью покаяться…

Я быстро с ней попрощалась и нырнула в подъезд. Было такое чувство, как будто я с нашей соседкой с пятого этажа поговорила. Аллах, прости меня, если я сказала что-то неправильное. Я теперь поняла за что тетя, Миясатка и все другие вокруг так не любят закутанных. За то, что они постоянно с тобой об Аллахе хотят говорить, а ты с ними споришь, но потом начинаешь бояться, что в этом споре сказала что-то против Аллаха, какими-то неосторожными словами обидела его. А он возьмет и тебя после этого накажет. А если бы всякие закутанные не заводили разговоров о нем, то ему не за что было бы тебя наказывать. Я теперь тоже боялась — мало ли, вдруг какие-то мои слова Аллаху не понравились и он сделает так, чтобы Махач меня забыл навсегда. В таких разговорах чувство появляется, будто идешь по канату. Неправильный шаг сделаешь вправо или влево, и упадешь, и все — Аллах тебя больше никогда не поднимет.