Собрание сочинений в четырех томах. Том 4. Проза - Владимир Высоцкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глядя на всех встречающихся мне баб, я с ними не якшаюсь, чужаюсь их и понимаю, лапочка, всю массу твоих достоинств и горжусь, что ты моя жена. Это, Люсик, серьезно.
‹***›Ох! Господи, прости! Выговорился.
Теперь про себя, лапочка! Хожу чуть загорелый, выгоревший и в усах. Да! Да! В своих, ненаклеенных, усах, которые взрастил на лице своем. Подбривает мне их лучший парикмахер Одессы, который снимается у нас в массовке исключительно из любви к искусству. Романов, повторяю, нет. Ни платонических, ни плотоядных. Мне очень трудно, но я терплю и настоятельно рекомендую тебе то же самое. По поводу твоего отдыха – поговорим в Москве. Я не думаю, что тебе было бы здесь лучше. Мне было бы лучше, потому что я очень соскучился и мы бы с тобой жили, а не с Шацкой и Золотухиным, но здесь жуткая духота, и я все время мотаюсь. Я, например, с громадным бы удовольствием приехал к тебе, и у меня даже роились планы, но они рухнули, разбившись о стену кинематографического планирования.
Кстати, есть новый кинотермин «кинозвездище» и еще есть строчки:
«Он стоял, опираясь рукойНа упругую палочку Коха».
Это Петя Тодоровский придумал. Здесь был Марлен Хуциев, про которого есть такие строчки:
«Не видели в цеху его?Кого его? Хуциева!», —
а также его зовут «Марлен Мартынович Монро».
Только что узнал, что ‹…› другой врач сказал, что ей лечить нечего, так что может быть, они сегодня уедут куда-нибудь и дадут мне спокойно мочиться в рукомойник.
Люсик! Уже осталось очень немного времени – и мы увидимся. У меня голова болит от того, что я ничего не знаю, когда и что будет, но она пройдет к 1-му сентября. Я целую тебя, Люсик, и люблю, хоть это и нахально с моей стороны.
Выс‹оцкий›.
P. S. Привет Оле, Лене!
8 января 1968 года, Москва – Магадан, И. Кохановскому(Фрагменты)Дорогой ты мой! Самый наипервейший, распронаединственнейший друг Васечек!
‹***› Встречаюсь со своими почитателями, пою в учреждениях, в институтах и так далее. Месяц назад был в Куйбышеве. У них там есть молодежный клуб и отличные ребята, которые каким-то образом такую развели свободу, что мне дали выступить во Дворце спорта по семь тысяч человек, два концерта. Ощущение жуткое. Громадное здание, и одна моя небольшая фигурка среди шумного зала. Но приняли грандиозно. Раздал автографов столько, что, если собрать их все, будет больше, чем у Толстого и Достоевского. Ставил свою подпись, а иногда слова из песен, или что-нибудь вроде «будьте счастливы». Получаю бездну писем с благодарностью за песни из «Вертикали». А альпинисты просто обожают. Вот видишь, Васечек, как все прекрасно! Правда?
‹***› Ебаная жизнь! Ничего не успеваешь. Писать стал хуже – и некогда, и неохота, и не умею, наверное. Иногда что-то выходит, и то редко.
‹***›Я придумал кое-что написать всерьез, но пока не брался, все откладываю – вот, мол, на новой квартире возьмусь. А ведь знаю, что не возьмусь, что дальше песен не двинусь, да и песни-то, наверное, скоро брошу, хотя – неохота.
Целую тебя, обнимаю, жду.
Привет – кому хочешь.
Васечек.
24 июня 1968 года,Москва, ЦК КПСС, отдел агитации и пропаганды,В. СтепаковуУважаемый Владимир Ильич!
За последнее время в нашей печати появились материалы, которые прямо или косвенно касаются моего творчества. Я имею в виду песни. 9 июня с. г. в газете «Советская Россия» напечатана статья, озаглавленная «О чем поет Высоцкий». Я не берусь спорить с авторами статьи об оценке моих песен. Это дело их вкуса, а также дело редакции. Тем более я не собираюсь оправдываться, ибо мои песни могут нравиться или не нравиться, как и любое другое произведение. Мне бы хотелось только указать на ряд, мягко говоря, неточностей. В статье указывается, что в «программной песне “Я – старый сказочник” Высоцкий говорит: “Я не несу с собой ни зла, ни ласки, я сам себе рассказываю сказки”», и далее говорится, что, дескать, как раз зла-то много. Может быть, это и так, но я не знаю этой песни, потому что она мне не принадлежит.
Автор обвиняет меня в том, что я издеваюсь над завоеваниями нашего народа, иначе как расценить песню, поющуюся от имени технолога Петухова: «Зато мы делаем ракеты…» и т. д. Обвинение очень серьезно, но оно опять не по адресу, ибо и эта песня не моя. Обе эти песни я никогда не исполнял ни с эстрады, ни в компаниях.
В-третьих, авторами указывается, что у меня не нашлось слов, чтобы написать о героях войны, и я, будто бы, написал о штрафниках как о единственных защитниках Родины. Это – неправда. И прежде чем писать и печатать статью, авторы и редакция могли бы выяснить, что мною написано много песен о войне, о павших бойцах, о подводниках и летчиках. Песни эти звучали в фильмах, в спектаклях и исполнялись мною с эстрады.
И, наконец, мои песни, к которым предъявляются претензии, написаны 6–7 лет назад и исполнялись в обществе моих друзей, как шутки. Последние годы я не пою этих песен. Мне кажется, что такая серьезная редакция, как «Советская Россия», должна была бы сначала проверить факты, а затем уже печатать материалы.
В статье от 31 мая с. г. в той же газете «Советская Россия» под заголовком «Если друг оказался вдруг» напечатана статья о молодежном клубе г. Куйбышева. Название статьи – это строка из моей песни «О друге». И опять авторы говорят о моем прошлогоднем выступлении в г. Куйбышеве, организованном клубом. Они пишут, что зрители пришли на 2 моих концерта не затем, чтобы послушать хорошие песни из фильма «Вертикаль» и других, которые я исполнял в концертах, а затем, чтобы услышать песни, которые крутят на магнитофоне на пьянках и вечеринках. На обоих концертах было около 14 тысяч человек, а заявок около сорока тысяч. Так неужели же 40 тысяч человек пришли за этими песнями. Я видел в зале лица всех возрастов, разговаривал и с рабочими, и со студентами, и с пенсионерами – и все они пришли слушать именно те песни, которые я пел. Странное отношение у авторов к труженикам города Куйбышева.
И, наконец, статья в газете «Комсомольская правда» от 16 июня с. г., где не упоминается моя фамилия, но упоминаются мои песни. Могу только сказать, что все песни, приведенные в этой статье, озаглавленной «Что за песней», написаны 7–8 лет назад.
В статье говорится, что даже почитатели мои осудили эти песни. Ну что же, мне остается только радоваться, ибо я этих песен никогда не пел с эстрады и не пою даже друзьям уже несколько лет.
Во всех этих выступлениях сквозит одна мысль, что мои песни, повторяю – речь идет о старых, тысячекратно переписанных, исковерканных, старых записях, – что эти песни вредны, особенно молодежи. Почему же ни в одной из статей не говорится о песнях последних 3-х лет? Я получаю огромное количество писем и абсолютно ответственно заявляю, что именно эти последние нравятся и полюбились молодежи.
И, наконец, почему во всех этих выступлениях говорится о магнитофонных записях? Я знаю сам очень много записей, которые приписываются мне и которые мне не принадлежат. Сам я записей не распространяю, не имею магнитофона, а следить за тем, чтобы они не расходились, у меня нет возможности. Мне кажется, что эти статьи создают нездоровый ажиотаж вокруг моей фамилии и в них подчас – тенденциозность и необъективность, а также частый вымысел. Убедительно прошу не оставить без ответа это письмо и дать мне возможность выступить на страницах печати.
В. Высоцкий.
‹6 августа 1968 года› Село Выезжий Лог Красноярского края – станция Отдых Московской области, В. СмеховуЗдравствуй, однако! Венька! Мы тут думали-думали и решили: надо Веньке написать все как есть, без экивоков… Золотухин в данный момент возлежит на раскладушке, благодушный и похмельный. А я с завистью гляжу на него и думаю. «Эх! – думаю я. – Нет среди нас Веньки и баб. А жаль!» Я ведь, Венька, в Москве был. Красиво там, богато, многолюдно. Но где ни шастал я, а тебя не встретил. Был на сельхозвыставке и… всяко. Теперь снова тут. Живем мы в хате, построенной на месте сгоревшей тоже хаты. Есть у нас раскладушки, стол и бардак, устроенный Золотухиным. Как истый деревенский житель, он живет себе и в ус не дует, и поплевывает на грязь, неудобства, навоз и свинцовые мерзости деревенской жизни. А я умираю. Во дворе у нас живет свинья с выводком. Иногда она заходит к Золотухину на огонек и чувствует себя очень уютно. Сортир у нас порос картофелем, и мы туда не ходим.
Теперь о творческих планах. Думаем послать всех к… и приехать на сбор труппы, как ни в чем не бывало. А ведь бывало, Венька, ох как бывало! Только теперь мы по-настоящему оценили твой с Любимовым литературный талант и Любимова с тобой режиссерские качества. Можаев перед вами – нуль, Назаров перед вами – г…
Кстати, как твои армейские успехи?… Может, мы и пишем-то напрасно? А? Но… Валерка замахал руками и воскликнул: «Не может быть! Евреев в армию не берут, хотя после событий на Ближнем Востоке это пересматривается». Я-то думаю, что армия без тебя обойдется, но ты, по-моему же, без армии зачахнешь.
