Мильфьори, или Популярные сказки, адаптированные для современного взрослого чтения - Ада Самарка

Гнусная приторно-горькая, немного тягучая жидкость обожгла горло и переносицу. Отставив бутылку, она согнулась, думая, что потеряет сознание, стала кашлять. Ребята не знали, смеяться ли им.

Неожиданно Димон подошел к ней, протянул стаканчик с минералкой и накинул на плечи флисовую спортивную кофту. По небу, заслоняя звезды, пролетела его рука в кожаном браслете.

Русланочка кивнула.

– А ты, может, не местная просто, да? Пам-пам пар американ… – запел кто-то из парней.

– Ты очень красиво танцевала сегодня. Я рад, что ты пришла. Мне кажется, что мы виделись раньше, да?

Русланочка кивнула.

– Ну, я так и думал. И как тебе тут… нравится?

В это время на сцену вышла какая-то знаменитость. Толпа заревела, мимо их столика промчались взбудораженные девицы, налетели на угол, так что попадали стаканы, но, кажется, даже не заметили – их взгляды были прикованы к сцене. Димон с друзьями обернулись, сев вполоборота, так что сквозь ткань обтягивающих футболок отлично просматривались булочные рельефы их накачанных грудных клеток.

Русланочка сидела рядом, глядя на море перед собой, чувствуя, как ее нога касается его ноги. Кожа к коже. Но реальность становилась все расплывчатей – нужно было уходить, срочно, в гостиницу, к таблеткам, и спать.

Она встала, сняла с плеч флисовую кофту, положила ему на колени и, помахав кончиками пальцев, пошла.

Димон дернулся идти следом, а Русланочкино сердце сжалось так сильно, что казалось, кровь потекла по внутренностям.

«Господи… как же я люблю его…» – думала она, делая осторожные неуверенные шаги в сторону выхода.

– Я провожу тебя. Тебе нужно лечь, это пройдет… просто ляжешь. Поспишь. Идем, – он взял ее за руку и легонько сжал.

Ей было так плохо, что не получалось даже радоваться. И она думала о тех нумерологических и астрономических чудесах, свидетелями которых мы иногда становимся, но никак не можем применить в своей жизни.

Он довел ее до номера, расстелил постель, отметив банки с лекарствами, растерялся.

– У меня такое чувство, что мы точно виделись раньше. Дай телефон, я позвоню…

Она замотала головой. Это откроется завтра. Не сейчас, когда ее может в любой момент стошнить… только не сейчас!

– Ну ладно, загадочная красавица… отдыхай… высыпайся и это… не болей! – он подмигнул ей и, помахав двумя пальцами, скрылся за дверью.

– Я люблю тебя!!! Как же я люблю тебя… – мысленно кричала Русланочка – до хрипоты, до потери голоса.

На следующий день она проснулась разбитой, обессиленной, в липком поту. Ядовитое послеобеденное солнце билось сквозь закрытые занавески. Смятая постель вдавилась в тело, оставив пунцовые и белые обескровленные отпечатки. Но пошла в душ, долго мылась, потом втирала в кожу специально купленное для этого дня масло – разминала каждый сантиметр своего тела, думая, как сегодня принесет это тело в дар, как в песне, во имя своей любви. Заставила себя поесть в кафе, выпила два стакана сока и съела мороженое.

Долго сидела с телефоном. Писать ему можно было бы хоть каждый день – но Русланочка пользовалась СМС в исключительных случаях. Это был ее деликатес. Это было самое сладкое… единственный смысл жизни, кроме его голоса в наушниках, конечно.

…Сегодня я буду твоей…

И как десятки раз до этого, села ждать. И привычные клейкие бумажные ленты ожидания завились вверх по щиколоткам и запястьям, к самому сердцу. Но через некоторое время пробившейся нефтяной скважиной, горячим гейзером, сладким звоном, воздушными пальцами, перебирающими серебряные колокольчики, телефон сообщил об эсэмэске и, ерзнув виброзвонком, словно сам ладненько пристроился ей в руку.

о да детка… давай!

И потом, второй волной, песней на «бис», еще когда не улеглись овации в ее душе и пальцы не перестали дрожать – телефон снова запел воздушным солнечным ветром и ерзнул еще раз:

когда я буду петь ночные алмазы поднимешся на сцену

Она сидела за столиком, смотрела на море. Телефон потом еще долго ерзал и пиликал чужими, ненужными сообщениями – родители, сестры – их тексты читались как фоновый шум, как переговоры по рации, которые слушаешь, когда едешь в такси, – к ней лично не имеющими никакого отношения теперь.

Когда опустились сумерки и по небу зашагали молочно-белые лучи, а музыка волнами заурчала, колыхая собравшуюся обгоревшую на солнце толпу в шортах и купальниках, Русланочка вернулась в гостиницу, еще раз приняла душ, еще раз натерлась маслом. Музыка, словно завинчиваясь спиралью, чувственным водоворотом несла всех к горловине этой ночи.

Тем временем, накупавшись и назагоравшись, довольная собой и своей жизнью, а также начавшимся отпуском, под сценой в виде яйца танцевала Инна Кривуца – бывший доктор-отоларинголог, пережившая болезненное расставание с мужчиной и сияющая какой-то особенной хищной красотой освободившейся умной женщины.

– Ненавижу старых пердунов… этот был последним! – пьяно растягивая слова, говорила она на ухо своей подруге, с которой они вдвоем – красивые, в белых шортах и завязанных под грудью рубашках, – на красном джипе совершили спонтанный бросок из Киева в Поповку.

– Какое охренительное количество симпатичных молодых людей тут находится, и плевать, что бедные… – отвечала подруга.

– Я понимаю эту девочку, которая лечилась у меня зимой… – сказала Инна, глядя на сцену, – ради этого пацанчика она пожертвовала голосом и вообще чуть не умерла.

– Ради вон того?

– Да, с его фоткой она не расставалась даже в реанимации.

Подруга перестала танцевать, пристально рассматривая юношу за диджейским пультом:

– Ну ничего так… я ее в чем-то понимаю. Хорошенький.

– Я тоже так считаю, – и, раскинув руки, посетительница хореографической студии и уроков пластической драмы, уверенная в себе и разнеженная мужским вниманием, Инна стала выгибаться и приседать, пристально глядя на диджея.

– Эээй! Меня возьми! Нас возьми! – визжала подруга.

Инна продолжала извиваться.

Внезапно воцарилась тишина, толпа замерла в ожидании. И тут глухим галопом зазвучали первые ноты главной песни того лета:

Ночные алмазы рассыпала грустьТебе будет больно ну и пустьРади этой ночи ты будешь сверкатьНочными алмазами звезд за сто двадцать пятьУдаров в минутуСто двадцать пять минут с тобой буду я…

– Вааааау! – визжала Инна и протягивала руки.

– Возьми нааааас! – визжала подруга.

DJ Prinz давно заметил их и теперь стоял, вполголоса подпевая своей фонограмме, любуясь.

Когда его помощники вытягивали Инну на сцену, он не видел, как, проталкиваясь через толпу, пьяно шатаясь, к нему пробирается вчерашняя странная девушка с симптомами наркотического опьянения. И – как будто совсем не в себе – толкает людей и падает, цепляясь за их одежду, ловит ртом воздух, пытаясь встать, не может скоординировать движения, снова падает.

– Ночная колдунья?.. это ты, детка? – спросил он у темноволосой грациозной Инны, отмечая, что в девушках и женщинах ему больше всего нравится поясничный прогиб, вот то самое место, где оттопыренный задок отделяется тканью джинсов или купальных трусиков. Она легонько потерлась головой о его плечо, большие серебряные серьги, как полумесяцы, смутно напомнили о той далекой витачивской весне, сумасшедшем дне рождения, сутолоке и ужасе больничных приключений.

– Да, это я… мой принц, – скалясь и запрокидывая голову, ответила Инна.

– Я так долго ждал тебя.

– Ох, молодой человек… не брешите! – засмеялась Инна и обняла его за талию, пританцовывая в такт музыке.

– Сто двадцать пять… – запел в микрофон DJ Prinz, другой рукой обнимая ее за талию.

– Сто двадцать пять по пять! – запела ему в ухо Инна.

Потом их видели шустро спрыгивающими со сцены и после короткой остановки возле барной стойки – удаляющихся по мощенной плитами дорожке в сторону дальнего пляжа, где уже стояла пришвартованная яхта. Волосы у Инны после наращивания, даже собранные в высокий хвост на затылке, волнами падали почти до поясницы. Одной рукой Димон обнимал ее за талию, в другой болталась бутылка дорогого шампанского.

Русланочка, задыхаясь, борясь с накатывающей тошнотой, увязая острыми каблуками в песке, бежала за ними вдоль забора, от бокового входа. Юбка специально купленного для этого дня платья – длинного, чем-то похожего на венчальное, разлетающегося полупрозрачным перламутровым шифоном, – теперь страшно мешала, путалась в ногах. Небо кружилось и то наваливалось, придавливая, то стремительно улетало, словно выпущенное из рогатки.

Тихонько заурчал мотор, яхта быстро отчалила, и вскоре в морской смолистой черноте едва угадывался белый силуэт, неожиданно чем-то напомнивший козлиный череп со светящимся глазом.

Русланочка села на песок у берега. Звезды качались в такт волнам.