От кочевья к оседлости - Лодонгийн Тудэв
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А почем сейчас скотина на базаре?
— Дешево, Пил-гуай, ох дешево! Слух прошел, будто весь скот отберут, вот все и норовят его продать. Продавцов больше, чем покупателей.
— И сколько же дают нынче за барана?
— От силы девяносто тугриков.
— Считай, даром! — вздохнул старик. — Куда мне, немощному, на базар ехать. Далеко слишком. Придется, видно, отказаться от этой затеи.
— А мы-то на что? Как не пособить своему человеку? Прихватим заодно и вашу отару.
— Стало быть, девяносто тугриков за барана?
— Да нет, по семьдесят пять. Надо ведь и нам немножко подработать. В городе, сами понимаете, расходы большие.
Старик шмыгнул носом.
— Эх, была не была, забирайте мою отару. Десять голов овец. Они тут недалеко, за косогором, пасутся. Только барашков не трогайте. Я их на еду оставил, не голодать же.
Гончиг отслюнявил причитающиеся деньги. Впервые в жизни Пил держал в руках такую крупную сумму, но это почему-то его не радовало. Что-то мутное, похожее на ил, поднималось со дна его взбаламученной души. Домой он возвратился запоздно, и хотя старуха жена одобрила его поступок, легче ему не стало, такая тоска — хоть плачь.
Старик и не подозревал, что Ванчиг и Гончиг надули его. И на изрядную сумму. До аймачного центра они и не добрались — отогнали овец в сомонный центр и там выручили за каждую голову по сто пятьдесят тугриков. «Надо уметь жить», — посмеивался Ванчиг, отсчитывая компаньону его долю. При этом маленько его обсчитал, друзья поссорились, чуть не до драки дошло. Но вскоре успокоились и домой вернулись мирно, обсуждая, кого бы еще обдурить.
Вечером того же дня Пил заколол годовалого барашка. Старая и властная — всю жизнь командовала мужем — Дэмбэ поначалу рассердилась: ведь лето, жара; мясо долго не пролежит, стухнет, но на этот раз Пил не дал ей и слова вымолвить.
— Знаешь, старуха, нам скоро помирать. Хоть поедим напоследок досыта.
Дэмбэ покорно принялась готовить ужин.
Поутру Пил оседлал свою старенькую рыжуху и поехал к соседям. Сперва решил заглянуть к Цамбе — тот кочевал поблизости, — чтобы рассказать ему услышанные накануне новости. Пусть и он о себе позаботится. Как-никак друг, земляк.
У Цамбы старик застал Лувсанпэрэнлэя. Они ожесточенно спорили. Лувсанпэрэнлэй торговал коня, Цамба требовал новенький войлок и деньги. Сколько именно — старик не расслышал, но понял, что покупатель считает цену несообразно высокой.
— Дедушка! Отведайте свежего мясца, только что сварила. И чайку выпейте! — приветливо пригласила Дэжид, супруга Цамбы. Едва удостоив взглядом жирный кусок баранины, старик тут же отвернулся. Он еще с вечера объелся мясом и теперь выпил только чая.
Выждав перерыва в торге, старик обратился к Лувсанпэрэнлэю:
— Как поживаете? Хорошие ли уродились хлеба?
— На редкость хорошие, — ответил Лувсанпэрэнлэй, жадно уписывая мясо. — Какая удача, что я вас увидел, Пил-гуай. В объединении выдают деньги на трудодни. Кассир просит, чтобы и вы приехали.
— Успеется, — к великому удивлению присутствующих равнодушно обронил старик. Ну что там ему причитается? Тугриков пятнадцать? А это сущая мелочь по сравнению с целым капиталом, заботливо упрятанным на самом дне сундука.
— Видать, наше объединение разбогатело, даже деньги платит? — из чистой вежливости полюбопытствовал старик, протягивая хозяйке пустую чашку, чтобы она налила еще.
— Прибыль составляет восемьдесят тысяч. Шестьдесят тысяч распределены по трудодням. — Лувсанпэрэнлэй посмотрел на Пила с таким изумлением, будто тот свалился с луны. Все об этом только и говорят, а он и ведать ничего не ведает. — Забились вы, Пил-гуай, как сурок в нору, на центральную усадьбу и глаз не кажете, вот вам все и в диковинку.
Эти последние слова больно кольнули Пила. «Ничего я вам не скажу, хоть и знаю побольше вашего», — решил старик, простился и ушел. На обратном пути он думал о том, что надо зарезать двух оставшихся барашков, а мясо припрятать.
Жена Пила готовила обед — на огне кипел казан, доверху набитый бараниной, когда прибыли члены комиссии по обобществлению скота.
— Важная новость, — провозгласил Сурэн. — По просьбе большинства членов объединения в примерный устав внесены некоторые изменения.
Старик насторожился. Стало быть, вот оно, грянуло!
— В частности, сокращены нормы скота, остающегося в личном пользовании, — продолжал Сурэн. — Опыт показывает, что члену объединения трудно успевать на двух фронтах — общественном и личном. Особо если у него много своей скотины.
— И сколько же можно будет держать голов? — поинтересовался старик, подавляя волнение.
— Вот вы с женой получили на выпас сарлычих с детенышами, а у вас около двух десятков своих овец. Управиться нелегко.
Пил подивился, что секретарь так хорошо осведомлен. Управиться и в самом деле было нелегко. Лишенные присмотра овцы уже несколько раз убегали.
— По новому положению вы можете оставить себе не более пятнадцати голов. Но ведь и это большое подспорье.
Пятнадцать голов? А у них со старухой почти столько и было!
— Что с вами, Пил-гуай? На вас лица нет.
— Со мной ничего, — пробормотал старик, — я только подумал…
Но не признаваться же было вслух, что Ванчиг и Гончиг его вокруг пальца обвели!
— И на что же мы будем жить? — спросил он, пряча замешательство.
— Будете работать в объединении. Так же честно, как и прежде. А уж оно вас обеспечит. На жизнь, во всяком случае, хватит. Кстати, я привез вам деньги, кассир поручил передать. Это плата за работу на канале и в поле. Получите. — Сурэн вынул бумажник и вручил Пилу несколько крупных купюр — пятьсот тугриков.
— Это мне? — не поверил своим глазам старик. — Огромное вам спасибо!
— За второе полугодие выплата будет производиться зимой, после подведения итогов осенних работ. Но в случае нужды можно попросить аванс.
Пил сидел, уронив голову на грудь. Какого же дурака он свалял — продал своих овец! И каких овец!
— Позвольте вас спросить, — глядя на казан с бараниной, спросил секретарь, — почему вы режете овец в такую жарищу?
— Хотим послать мясо в подарок родне, в аймачный центр, — не сразу нашелся старик, уклоняясь от взгляда секретаря.
Сурэн недоверчиво покачал головой.
— Первый раз слышу, что у вас там родня. Ну, это дело хозяйское. Мой долг — вас предупредить. Если надумаете сдать часть овец, дайте знать, комиссия их примет. Сами и отберете.
Сурэн и его спутники отправились дальше — разъяснять аратам сущность предстоящей кампании. Старый Пил предался отчаянию. Объединение хорошо заплатило ему, с лихвой хватит на жизнь. Зачем же было продавать овец?! Сдурел, видно, на старости лет. И вдруг его осенила мысль: может быть, Ванчиг еще не успел отогнать его
