Шизофрения - Наталия Вико

— Помню, — женщина подняла глаза, — ходила по улицам и на маленьких детей смотреть не могла. На пальчики их крошечные. Не могла поверить, что у меня в доме никогда не поселится детский смех, — продолжила она дрогнувшим голосом. — И вот… хорошо помню тот вечер — 12 апреля. С мужем как раз на эту тему разговор был. Сложный. Я расплакалась и к окну отвернулась, вдруг вижу — за домами свет необычный. В тот день на небе полная луна была, — пояснила она, — но свет этот не от нее исходил. Да и другой он был. Голубоватый и яркий. Будто подтолкнуло меня что. Бросилась к двери на улицу. Уже потом заметила — муж за мной побежал. Прошла несколько домов и оказалась перед храмом Девы Марии. Смотрю — там уже люди собрались, кричат, на небо показывают. В глазах одних — страх, других — восторг. А я сама, когда шла, только на небо смотреть и могла.

Она снова замолчала. В ее глазах словно появился отблеск того света. Легкая улыбка коснулась губ, морщины разгладились.

— Вижу — над куполом в свечении женская фигура в широком покрывале. Сначала неподвижная была. А потом качнулась и как-то в сторону поплыла. Двигалась как живая. Только стояла, как на полумесяце. Чувствую, муж меня за руку схватил, вот здесь, — она показала на худенькое запястье. — Так крепко схватил — синяк потом был. Смотрю я на это чудо, и такое на душе происходит,… — она смахнула рукой слезу, выступившую в краешке глаза. — Я же без матери росла. Умерла она, когда мне было всего пять лет. А здесь — будто мать свою вижу. Такое тепло внутри, такой покой наступил. И счастье огромное. Люди все больше и больше подходят, шум вокруг, а я смотрю и пошевелиться боюсь. Не знаю, сколько мы так стояли. Времени словно не было. Я возьми и прошепчи: «Сына я хочу. Очень я сына хочу. Помоги мне». Слезы по щекам текут, — женщина провела ладонью по лицу. — Долго мы там стояли. Потом показалось — голубь над ее головой появился. Такой же свет от него исходил. Дома не помню, как оказались. А через месяц, — ее лицо озарилось улыбкой, — врачи сказали мне, ребенок у меня будет… Не я одна такая. Чудеса со многими она, Богородица Зейтунская, сделала. Больных излечила. Фарух, тот, кто первым Богоматерь увидел, на следующий день пошел к врачу, и обнаружилось, что палец его, пораженный гангреной, ампутировать не нужно. Главное же — Богоматерь веру дала, — рассказчица перекрестилась. — Вера — ведь самое главное. Верить надо. После того дня еще много раз Она являлась. Тысячи людей видели. Со всего мира приезжали, — она улыбнулась. — А мы с мужем приняли христианство. А в январе сын родился»…

— Пойдем в храм? — спросила журналистка у выхода из дома, протягивая Александре предусмотрительно приготовленный головной платок. — Отсюда недалеко. Как говорят, лучше один раз увидеть, чем…

— У нас тоже есть такая поговорка, — кивнула Александра.

«Почему именно над Зейтунским храмом? — спрашивала она себя по дороге. Хотя, наверное, когда речь идет о чуде, вопрос «почему именно здесь?» звучит неуместно. Богородица испокон веков во всех христианских странах — покровительница и защитница. А слабые и немощные всегда верят в чудеса и ждут их. Почти все чудесные явления предполагают исцеление, защиту либо сбывшиеся пророчества. Этим собственно и пользуются шарлатаны, делающие деньги на слабых. Продавцы небесной благодати. Точнее, спекулянты».

Накинув платок на голову, она вошла в храм Девы Марии, подняла голову вверх и замерла…

… Время перестало существовать. Александра сидела на старой церковной скамье и не могла оторвать взгляд от купола. «Я есть все, что было, все, что есть, все, что будет», — вспомнилась прочитанная когда-то фраза о богине Исиде. С купола храма в обрамлении звезд на нее смотрела Великая Мать…

— Все по мужик-а-ам бегаешь? — услышала Александра, едва войдя в фойе дома. — Вырвалась, так сказать, на свобо-оду? На оперативный простор? Но мы, тс-сс… — Зам, покачнувшись, поднес палец к губам. — Мы ж понимаем. Женщина без секса… что рыба без сковородки! — изрек он и задумался, видимо, пытаясь осмыслить созданный художественный образ: рыба, раскаленная сковорода и наслаждение. Что-то явно было не так — компоненты никак не складывались в логичную картинку. — Молчу! — наконец, сказал он и постучал себя кулаком в грудь. — Могила! Клянусь!

Александра поморщилась. Очередной разговор с Замом не входил в ее планы. Хотелось спокойно поразмышлять в одиночестве. Скользнув по остряку недовольным взглядом, направилась во внутренний дворик.

— Чего, обиделась? — последовал тот за неразговорчивым объектом внимания. — Не обижайся. Я шу-тю! Вот такой я недоразвитый — все шу-тю и шу-тю. Жена на меня ворчит, а я — шу-тю. Хочешь, анекдот расскажу? Ну, очень приличный, — на всякий случай пообещал он. — Ей-огу! Очень, — размашисто перекрестился.

Александра приостановилась, недоверчиво разглядывая Зама.

«Интересный тип, — думала она. — Глаза умные, цепкие, хитрые. Сразу и не поймешь, на самом деле таков, или хочет казаться захмелевшим простачком. Профессиональная маска? Или найденная однажды удобная форма, за которой можно спрятать внутренний надрыв?»

— В общем, встречаются два приятеля, — начал Зам. — Один другого спрашивает: «Ты чего такой грустный?»

— Второй отвечает: «Да вот пошли с мужиками на кабана охотиться. Кабан не пришел. Ну, мы и нажрались как свиньи… — рассказчик сделал паузу, означавшую приближение кульминационного момента. — И тут пришел кабан», — трагическим голосом закончил он и загоготал.

Александра поощрительно улыбнулась. Нельзя же расстраивать человека, который, может впервые в жизни, рассказал не скабрезный анекдот.

Зам вдруг замолк, поднял голову и посмотрел на окна третьего этажа.

— Тихо… Всем лежать! Уходим в подполье! — прошептал он и, схватив Александру за руку, потащил к входу в здание.

— Куда ты меня тащишь? — с трудом вырвалась она. — Чуть руку не вывернул! — все же продолжила идти за ним, потирая кисть руки.

— Ну, прости уж дурака! — запричитал подпольщик. — Прости, а то не выживу! Не доживу до светлого завтра! — он остановился в вестибюле. — Там, — поднял глаза вверх, — живет наша главная… знайка. Неленивая тетка, прямо скажем! — доверительно сообщил он. — Наша местная графоманка. Писать о-о-чень любит. И письма рассылать, — посмотрел многозначительно. — Не знает, дура, про пер-люстрацию. Хочешь анекдот? «Сидят трое в тюрьме…»

— Не хочу! — Александра снова сделала попытку уйти и решительно развернулась, столкнувшись лицом к лицу с Иваном Фомичом, вынырнувшим из-за простенка лифтового холла. Зам с неожиданной резвостью отскочил на шаг и развернулся, сделав вид, что увлечен осмотром окрестностей.

— Чего это вы здесь воркуете, а? — Иван Фомич выпятил нижнюю губку и оглядел голубку и спину голубка подозрительным взглядом.

Зам изобразил, что не слышит.

— А почему это ты стоишь ко мне спиной, когда я смотрю тебе прямо в лицо? — возмутился Иван Фомич.

Зам немедленно повернулся и старательно изобразил, в какой степени удивлен неожиданным появлением начальника.

— А что это ты на меня свое лицо вытаращил? — продолжил кипятиться Иван Фомич. — Ты у меня смотри, я где нормальный, а где и беспощаден! — он погрозил пальцем.

— Ой, Иван Фомич, — Зам продолжил изображать изумление, — вы прямо как Мефистофель — из-под земли!

Иван Фомич нахмурился, выпятил грудь и даже как будто стал выше ростом.

— Везде считается, я начальник — ты дурак, у нас получается, я — начальник, и я же дурак? — спросил он с грозным видом, надвигаясь на заместителя.

— Иван Фомич, дорогой, как хорошо, что я вас встретила! — решила разрядить обстановку Александра, обрадованная возможности отвязаться от Зама.

Глаза Ивана Фомича потеплели.

— Позвольте ручку поцеловать? — галантно склонился он.

— Мне? — из-за спины Александры с блудливой улыбкой вынырнул Зам. — Ну что вы, Иван Фомич, не стоит, — протянул жеманным голосом клубного гея и спрятал руки за спину. — В другой раз. На людях как-то неудобно.

Александра рассмеялась, представив уморительную картинку. Застигнутый врасплох Иван Фомич, замахал руками, что должно было означать «Изыди, нечистая сила!».

— А рубашечка у вас такая миленькая — голубая, — не унимался тот, войдя в роль лица с нетрадиционной сексуальной ориентацией. — И вы сами тоже… такой миленький!

Иван Фомич, не найдя, что ответить, чертыхнулся. На его лице было видно сожаление по поводу отчета, сданного Замом слишком рано.

— Иван Фомич, мне надо бы авиабилет на другой день поменять, можете помочь? — согнав с лица улыбку, решила поддержать Александра расстроенного шефа.

— А это вот вашего дорогого друга просите, — указал рукой на заместителя. — Он у нас с Аэрофлотом и в футбол играл и водку пил. А я с ними не пил.

— Во-о-от, Иван Фомич, — Александра хитро улыбнулась, — вы все говорите, что у меня характер тяжелый. Если б это было так, я бы сейчас спросила: «Как, неужели в Египте есть люди, с которыми вы не пили?!», но ведь я этого не говорю! — подняла на него невинные глаза.