Зеро - Эрик Ластбадер

Конечно, не знала. Только теперь она уразумела истинную причину своих поступков. И глубину своей ненависти к отцу и всему тому, что он олицетворял собой. А уразумев, поделилась всем этим с Тернером. И ей стало легче. Тернер — спасибо ему — все понял и помог Лилиан избавиться от того, что она всегда считала слабостью. Потому что так говорил ей отец!

О, как она ненавидела отца! И все благодаря Дэвиду Тернеру.

— Ты изменился.

— Правда? — спросил Филипп. — В чем же?

Лилиан закрыла книгу.

— Трудно сказать. — Она сжала губы. Но нет, она знала. Странно, но Филипп стал неуязвим. Лилиан нуждалась в нем — вернее, в том, чем она его считала. Но теперь у нее появилось подозрение, что сам Филипп больше не нуждается в ней.

Они сидели лицом к лицу в гостиной своей тесной квартирки. На потолке мерцали разноцветные пятна света от уличных фонарей. Иногда проезжали машины, и тогда по разделявшему Филиппа и Лилиан ковру пробегал луч света.

— Когда я тебя встретила, — сказала она, — у меня было такое чувство, будто я протиснулась сквозь прутья клетки и стою рядом с прекрасным, но диким зверем. Я всеми фибрами души ощущала эту силу, и мне хотелось навсегда остаться рядом с тобой, под ее защитой.

— Как у отца.

— Нет! — испуганно воскликнула она, но потом рассмеялась, поняв, что Филипп шутит. — О, Господи, нет. Ничего подобного. Ничего общего с отцом.

Или с Джейсоном, подумала она, моим братом. Он обладал силой, похожей на силу отца, что я вся оцепенела, когда надо было действовать. Джейсон, хороший солдат, улетевший навстречу последнему в своей жизни восходу. Но я ведь не виновата в его смерти, правда? Так сказал Дэвид.

— А теперь? — спросил Филипп. — Что изменилось теперь?

Лилиан положила на книгу ладонь.

— Ты знаешь, — нехотя произнесла она, поскольку не желала признаваться в этом даже самой себе, — по-моему, больше всего я ненавижу в отце эту его убежденность в чистоте своих целей. Его сила — это сила праведника. У нас дома была сабля, и однажды он показал ее мне. Она принадлежала еще его отцу, кавалерийскому офицеру времен первой мировой войны. «Видишь этот клинок, Лил? — спросил отец, вынимая саблю из ножен. — Он сделан из цельного куска стали. — Отец ударил саблей по бетону. — Он не согнулся, Лил. Он крепок. Он неукротим. Ты когда-нибудь задумывалась о смысле жизни? Вот тебе ответ», — Она поцеловала Филиппа в щеку. — Твоя сила совсем другая. Встретив тебя, я впервые соприкоснулась с силой, подобной... потоку. Не найду другого слова. Потоку, а не цельному куску стали. В тебе нет неукротимости.

Филипп прикрыл глаза.

— Ты когда-нибудь видела японский длинный меч? Катану?

— Наверное. Но не помню.

— Значит, не видела, — сказал он. — Его бы ты наверняка запомнила. Катана сделана, из куска стали, который ковали и перековывали десять тысяч раз. Лучшего клинка мир не видел. Настоящая катана разрубает латы. Она пройдет сквозь кавалерийскую саблю твоего деда, как сквозь масло. Это к вопросу о неукротимости, как ее понимает твой отец.

Она пытливо смотрела на него, будто на спящего.

— Я бы хотела, — произнесла она наконец, — понять, что так привлекает тебя в этой стране?

— И люди, и сама страна.

— Иногда мне кажется, что ты сошел с ума. Это те самые люди, которые бомбили Перл-Харбор, которые предательски напали на нас ночью.

— Так у них принято. Лил. — Он сказал это так спокойно, что она содрогнулась. — Так они ведут дела. Даже войну. От этого они не становятся хуже. По крайней мере не все.

— Вот видишь, — сказала она, — когда ты так говоришь, я ничего не могу понять.

— Не знаю уже, как объяснить это еще доходчивее.

— Мне не понять японцев, — повторила она. — Они мыслят не так, как я. Меня от них в дрожь бросает.

— Я не могу научить тебя пониманию, Лил, — сказал Филипп. — И никто не может.

А вот и нет, подумала она, прижимая книгу рукой. Дэвид учит меня пониманию. Я чувствую, что с каждым днем узнаю все больше и больше. Что распускаюсь, как цветок.

— Мне кажется, что мы... что мы как два корабля, а между нами океан, — сказала Лилиан. — Иногда я чувствую, что ты очень далеко от меня. Фил.

Он открыл глаза.

— Я здесь.

Что еще он мог сказать. Как объяснить необъяснимое? Как передать то, что он почувствовал на развалинах храма Кэннон? Какими словами описать, как возникла из тумана Митико? А ведь именно этого хотела от него Лилиан. На радость или на беду, но он полюбил Японию. И хотел, чтобы она не только поднялась из руин, как храм Кэннон, но и пошла в своем развитии по правильному пути. А это подразумевало борьбу с Кодзо Сийной и его Дзибаном.

Лилиан попыталась улыбнуться, но то, что она собиралась сказать, было так важно, что улыбки не получилось.

— Ты не представляешь, как мне хочется в Штаты, Фил. Здесь я как мертвая. Или как в тюрьме. Жду, когда жизнь начнется заново.

— Жизнь вокруг тебя, Лил, — сказал он. — Если бы только ты не боялась ее.

Если бы только ты потрудился научить меня, подумала Лилиан.

— Вот видишь, — сказала она, — ты и впрямь изменился. Ты доволен жизнью.

Наверное, она права, подумал он. Меня изменила Япония. Теперь она знает, что у меня появилась цель, что я предан этой стране.

И только много позже он понял, что дело было не в Японии. Лилиан чувствовала незримое присутствие Митико.

Зазвонил телефон, Филипп дотянулся до него, снял трубку.

— Я у Силверса. — Это был голос Джоунас. — Ты знаешь, где это?

— Да, конечно. — Филипп приподнялся в постели. Ни «здравствуй», ни «как дела?» — А что, собственно...

— Давай-ка сюда, парень. — Джоунас не мог отдышаться. — И быстро, мать твою.

В квартале, где жил Силверс, все оставалось по-прежнему, только его дом был оцеплен. Подступы к нему охранялись военной полицией, как будто внутри находились сам президент и кабинет министров в полном составе.

Филипп предъявил удостоверение личности. Тем не менее, сержант с квадратной челюстью профессионально обыскал его.

— Извините, сэр, — сказал он. — Таков приказ.

Филипп поднялся по каменным ступеням, открыл дверь.

— Это ты, Фил? — голос Джоунаса. — Я в библиотеке. Это справа от тебя.

Филипп вошел и остановился как вкопанный.

— Господи!

— Вот так его обнаружили.

Кровь по всей комнате. Ковер пропитался ею; ручейки крови блестели на натертом деревянном полу. Филипп проследил их взглядом до истока.

На полу скрючился полковник Гарольд Морген Силверс. Вернее, то, что от него осталось. Казалось, его разрубили на куски.

— Кто его нашел? — спросил Филипп.

— Я, — ответил чей-то голос.

Филипп посмотрел на говорившего и увидел свежевыбритое лицо генерала Сэма Хэдли.

— Вот так вы его и нашли? — спросил Филипп. Его тесть кивнул.

— У нас с Силверсом была назначена встреча. Дверь была закрыта, но не заперта. Я вошел, позвал его.

Интересно, о чем они собирались говорить? — подумал Филипп.

— Больше в доме никого не было?

— Никто не откликнулся, — ответил Хэдли.

— Я спрашиваю о другом. — Филипп начинал расследование.

Генерал пожал плечами.

— Точно сказать не могу. Я нашел Силверса вот в таком положении. Я ни к чему не прикасался. И сразу же информировал ЦРГ.

— И они позвонили тебе, Джоунас?

— Позвонил Дэвид Тернер. Сейчас он делает заявление для военной полиции.

Филипп подошел ближе. Вокруг все было в крови.

— Как ты думаешь, чем его так? — спросил Джоунас.

— Ты имеешь в виду оружие убийства? — Филипп наклонился над изуродованным телом.

— Пока мы не нашли ничего подозрительного, — сказал Джоунас.

Филипп не верил своим глазам. Глядя на глубокие раны на теле убитого, он вспомнил катану, которую приставила к его горлу Митико в тот раз, когда он впервые увидел Дзэна Годо.

— Похоже, Силверса убили длинным японским мечом, — сказал Филипп.

— Японец убил полковника Силверса? — В комнату вошел Дэвид Тернер. — Лейтенант Досс, — он улыбался, — я знаю, вы у нас эксперт, когда дело касается Японии. Так что теперь у нас есть с чего начать.

Филипп собирался возразить, сказав, что, даже если орудием убийства была катана, ее вовсе не обязательно держал в руках обитатель японских островов. Сильные удары, почти разрубившие тело Силверса пополам, были нанесены неумелой рукой. Ни один человек, хоть немного знакомый с правилами кэндзитсу не стал бы убивать подобным образом. Генерал Хэдли не дал ему высказать свои мысли вслух.

— Похоже на возмездие, — сказал Сэм Хэдли. Увидев выражение лица Филиппа, он успокаивающе взмахнул рукой. — Все в порядке, сынок, и Джоунас, и Тернер знают о найденных тобой уликах против Силверса. Я сказал им вчера. Новость была настолько удручающей, что я решил сообщить им об этом прежде чем пойду к Мак-Артуру. Думаю, ты согласишься, что они имеют на это право. Мне бы не хотелось, чтобы они узнали об этом как-нибудь стороной.