Год некроманта. Ворон и ветвь - Дана Арнаутова

— Вы говорили о плате, — прерываю я бесконечные речи дядюшки.

И прежде, чем почтенный родственник успевает раскрыть рот, Кольстан выпаливает:

— Пять золотых каждому!

Дядюшка кривится, словно впридачу любимый племянник обещал содрать с него шкуру и отдать нам на сапоги. Да, немало. Но я пожимаю плечами.

— Должен сказать, мессиры, что работа того стоит. Мы попытаемся. Не выходите из круга. А лучше бы вам вернуться в замок. В подвал, чтоб наверняка…

— Моя честь не позволит этого! — снова срывается на фальцет Кольстан и добавляет, глядя совершенно по-щенячьи доверчиво: — Возьмите меня с собой, прошу. Я не буду обузой! Я препоясанный рыцарь, а мой меч освящен руками епископа.

Виннар издает какой-то непонятный звук, словно боясь, что я соглашусь. Это каким же безумцем надо быть…

— Простите, мессир, — ровно отвечаю я. — Но с нечистью не вступают в достойную схватку. Поберегите ваш меч для более славных дел, а нам позвольте сделать свою работу, как умеем.

— Но Изоль… — почти стонет мальчишка.

— Вас поймет, — мягко прерываю я. — Не будем терять времени…

Сдавленно ругнувшись, он остается на месте, а мы с Виннаром идем к церковной ограде.

— Ну? — хмуро спрашивает он.

— Плохо, — честно говорю я. — Виннар, это ланон ши. Темная Дева, кровопийца. Не знаю, кому из местных дурней хватило ума с ней связаться, а потом бросить, но она очень зла. Наверняка в церкви уже есть мертвецы. Но кто — я не знаю.

— Это ты от того парня узнал?

— Вроде того…

Он, конечно, помнит, что я сказал о покойнике, не произнесшем слова. Молчит, пока мы не подходим к самой ограде и не входим внутрь. И когда я переворачиваю скорчившееся тело какого-то старика, молчит тоже. У старика синие губы и искаженное лицо — явно сердце не выдержало. Когда мальчишка сказал о дудочке, мне следовало догадаться, но я почему-то подумал о глейстиг, затанцовывающей людей до смерти. Все-таки ланон ши — редкость. К счастью.

— Ты ворлок, — спокойно говорит Виннар, когда мы входим на широкое церковное крыльцо.

— Здесь не Аудольв, — отвечаю я негромко. — Здесь быть колдуном — это дорога на костер.

— А кто расскажет? — хмыкает Виннар, останавливаясь. — Ты хочешь вытащить эту девчонку?

Пожимаю плечами.

— Мы не вытащим никого, пока ланон ши жива. Ни твоих парней, ни невесту этого героя. И раз уж ты догадался, должен понимать: там, в церкви, главным буду я. Не дай тебе Одноглазый ослушаться моего приказа — увидишься с ним раньше времени.

— Не пугай, сам знаю, — ворчит Виннар.

— Знаешь, но не понимаешь, — повторяю я. — С первого раза, Виннар, чтобы я ни сказал. И ты никому никогда не расскажешь, что увидишь или услышишь. А лучше бы тебе и вовсе туда не ходить. Ты не мальчишка в доспехах, но одному мне было бы проще.

— Нет уж, — бросает Виннар. — Куда ты, туда и я. А там, как Одноглазый решит.

— Хорошо, — соглашаюсь я. — Тогда молчи, пока я не разрешу открыть рот. Не вздумай солгать, ни единым словом. Ничего не обещай. И не называй своего имени. Можешь так и звать меня Грелем, а я тебя…

— А ты зови меня Виннаром, — ухмыляется северянин. — У нас тоже чужим имя не говорят… Сам знаю, чего с альвами нельзя. Пошли уже, ворлок.

И мы входим в широкую дверь с резными картинами деяний Единого. А я думаю, что дядюшке, чьего имени я так и не узнал, стоило лишь позволить своим мордоворотам отпустить рыцаренка на подвиг — и никто не доказал бы, что замок достался безутешному родственнику не по праву. Не вовремя мы… Хотя кто сказал, что слова двух наемников без роду и племени перевесят слово мессира рыцаря? Не нравится мне оставлять эту компанию за спиной — а что делать?

В церкви тихо. Зал шагах в шести впереди, за очередной дверью, безобидно открытой наполовину, будто служка, выходя, неплотно прикрыл створку. А здесь, в узком длинном преддверье, такое беззвучие, что зубы ломит от этой неправильной тишины. Не могут несколько десятков перепуганных людей вести себя так тихо. Да и вообще, живые люди на это неспособны. Но здесь тихо и спокойно — и мягко закрывается дверь за нашими спинами.

Виннар, сунувшийся было вперед, перед самым порогом отчего-то медлит — ладонь, созданная для весла драккара, замирает на ручке двери. Или это дверь заклинило? Хмыкнув, он подается вперед плечом и с трудом двигает деревянную створку. Я молчу, глубоко и медленно дыша холодным воздухом, впитывая боль и смерть, разлитые в нем. Так же молча кладу ладонь на покатый валун плеча — и прохожу первым по грубо шлифованному каменному полу, темному от влажных потеков. Церковный свод уходит ввысь, туда, где цветные блики витражей дрожат на фресках, а здесь, внизу — узкая тропа между распростертыми на полу телами ведет к алтарю. Глухо ругается сзади Виннар, протиснувшись в дверь — и замолкает, увидев, что ее держало.

Не такая уж большая деревня… Это лишь с первого взгляда кажется, что нелепо изломанные куклы с мучнисто-белыми лицами повсюду: у подножья статуй, между сдвинутыми к стенам скамьями, возле стрельчатых окон… Да и люди большей частью живы. Разве что в паре мест колышется темное марево, видное только мне — ореол недавней смерти. Дети, подростки, женщины… Мужчин на удивление немного, но потом я вспоминаю, что в полусотне миль отсюда — большая облава: инквизиция ловит некроманта, осквернившего древнее кладбище — и едва не улыбаюсь. Вот уж не думал, что обрадуюсь обычаю церковников сгонять крестьян на облавы. Это же насколько меньше народу попало сюда? Впору награду просить!

Виннар молча сопит сзади. А в сыроватом воздухе плывет еле слышный ручеек мелодии. Тихой, нежной, вьющейся, словно прозрачный поток между берегов, покрытых бархатно-зеленым лугом. И на этом лугу над алыми цветами порхают золотые мотыльки… Я встряхиваю головой, сбрасывая липкое наваждение. Что, и это все, на что она способна? И где она, кстати? Тела, сопящий за спиной северянин…

А потом что-то толкает меня посмотреть вперед и наверх, туда, где в высокий стрельчатый свод почти упирается огромная стрела, тускло блестящая позолотой. Сегодня солнце не балует светом, но скудные лучи все-таки сочатся сквозь ало-золотой витраж с изумрудными и лазоревыми вкраплениями. И отблески падают на ее платье, раскрашивая светлую ткань дивными узорами. Она сидит на высоком алтаре, прямо на узкой каменной спинке, прислонившись к золотому древку святой стрелы. Мы встречаемся взглядами — и мое сердце замирает, пропуская удар, а потом гулко стукает снова и начинает частить, как от долгого быстрого бега.

Рядом охает Виннар. Но мне пока не до него. Я смотрю на нее, на Темную Деву, нелюдь-кровопийцу. Она же, вроде, должна быть в зеленом? Нет, это глейстиг носят изумрудные платья… Бред, не о том я думаю… Она прекрасна! Нет, тоже не то. Она смотрит на меня, и я не могу издалека разглядеть выражение ее глаз, но это, наверное, и к лучшему. Сердце тоскливо тянет, когда она улыбается мне сладко и зло.