Моя вторая мама (Сериал). Книга 1 - Абель Крус

- Я хочу выпить за женщину, которую люблю, за самую прекрасную женщину в мире, - сказал Ханс, подняв бокал с золотистым напитком. Они чокнулись и выпили.

После ссоры с Брендой Сония очень переживала. Прежде ей и в голову не могло бы прийти, что когда-нибудь она выгонит подругу из своего дома. Её мучили угрызения совести. Сония понимала, что зашла слишком далеко в стремлении устроить свои отношения с Рамоном, не обращая внимания на остальных. Она хотела позвонить Бренде, но та позвонила сама и назначила ей встречу в кафе.

Бренда пришла раньше и уже успела заказать себе кофе, когда появилась Сония. Поздоровавшись, сестра Хуана Антонио села за столик.

- Спасибо, что пришла, - сказала Бренда.

- Я не знала, стоит ли приходить, но мы столько лет дружили, - осторожно ответила Сония, не желая признаваться, что сама хотела предложить встречу.

Официант подал ей меню. Сония сделала заказ. Когда он ушел, Бренда продолжила:

- Ради этой дружбы я и хочу попросить у тебя прощения. В тот день мы обе были слишком возбуждены.

- Ты вела себя неправильно.

- Но и ты должна признать, что Рамон был со мной груб. Правда, я часто подсмеивалась над ним, но в тот день…

- Ну ладно, забудем об этом, - остановила ее подруга. Сония боялась, что, заговорив о Рамоне, они снова поссорятся.

- Так ты меня простила? - спросила Бренда, и глаза ее вдруг покраснели от подступивших слез.

- Если ты обещаешь больше не вмешиваться в мою жизнь, то да, - ответила Сония, и они обнялись.

А Рамон между тем также был полон переживаний, но несколько иного свойства. Его тянуло к Патрисии, девушке, с которой он познакомился в первый же свой университетский день. А она, словно что-то подозревая, все время расспрашивала его о Сонии, и ему приходилось изворачиваться. Наконец, он решил, что не будет ничего страшного, если Патрисия узнает правду. И юноша признался, что Сония ему вовсе не мачеха.

- Почему же ты сразу не сказал правду? Какой смысл был во лжи? - посуровев спросила девушка, которая тоже была не совсем равнодушна к высокому красивому соученику с наивными глазами деревенского мальчика. То, что она услышала, больно резануло ее.

- Как же ты не понимаешь… Мне было стыдно. Я не хотел, чтобы ты, да и все другие смеялись.

- Тебе стыдно из-за разницы в вашем возрасте? - уточнила девушка.

- В возрасте и в положении, - сказав это, Рамон почувствовал облегчение. Ему казалось, что преграда лжи между ним и Патрисией рушится, и теперь будет легче.

- Я хочу спросить тебя кое о чем. Только прошу тебя ответить честно, - попросила она.

- Что ты хочешь знать?

- Эта сеньора тебя… - она запнулась. - Она тебя содержит?

Кровь бросилась Рамону в лицо.

- Да, - тихо сказал он, глядя в сторону.

Патрисия смотрела на него с ужасом.

- Не бойся, я не буду над тобой смеяться. И никому об этом не расскажу. В конце концов какое мне дело, с кем и почему ты живешь.

- Послушай, - сказал Рамон, догадываясь, что происходит что-то неладное. - Ты меня не так поняла. Я с ней живу вовсе не из-за ее денег.

- Не надо мне ничего объяснять, - Патрисия брезгливо повела плечом.

- Пойми же, я очень ей благодарен, потому что она помогает мне получить образование.

- Конечно, ты должен ее благодарить.

- И потом… Я люблю ее. Она красивая женщина, - сказал Рамон и сам понял, что еще больше все испортил.

- Ну что ж, поздравляю тебя, ты хорошо устроился, - сухо отозвалась девушка и пошла вверх по лестнице университетского корпуса.

Рамон схватил ее за руку:

- Патрисия, постой!

Она вырвала руку:

- Не смей меня трогать! Не путай меня со своей… мачехой!

- Но ведь ты сказала, что не будешь смеяться надо мной - в отчаянии произнес Рамон.

- Я и не смеюсь. Но дружить с тобой я не собираюсь. Мне не все равно, кто мои друзья!

Патрисия ушла. Рамон сел на ступеньки, обхватив голову руками. Жизнь казалась ему невыносимой. «Ну и идиот же я! Нашел с кем откровенничать!», - ругал он себя.

Даниэла откинулась на спинку кресла и задумчиво глядела на Хуана Антонио, который сидел напротив.

- Давай поженимся прямо завтра, я не могу больше ждать, - страстно сказал он.

- Милый мой, если бы дело было только во мне, я бы тоже не ждала ни минуты. Но ты ведь знаешь, что пока этого нельзя сделать.

Хуан Антонио невесело улыбнулся. Ему было трудно смириться с тем, что на пути к счастью возникли препятствия.

- Ладно, я не буду настаивать. Но имей в виду, если потом я сойду с ума и больше не предложу тебе этого, вини только себя, - мрачно произнес он.

Даниэла улыбнулась:

- Ты думаешь, это возможно?

- А ты как полагаешь? - с угрозой в голосе сказал Хуан Антонио, но не выдержал и рассмеялся. Они поцеловались.

- Ты должен показать нам с Моникой твои заводы.

- Хорошо, давай съездим в субботу, - согласился он.

Несмотря ни на что, Хуан Антонио был счастлив. Никогда раньше он не думал, что можно любить деловую, независимую женщину. Но вот такая женщина была рядом с ним и делала его жизнь прекрасной. Он предпочитал, чтобы будущая жена не работала, но ловил себя на мысли, что, пожалуй, был бы немного разочарован в Даниэле, если бы она бросила свое любимое дело. Он и хотел, и не хотел этого.

- Я восхищаюсь тобой, Даниэла, - сказал он. - Меня радует, что ты такая.

- Какая? - спросила она.

- Деловая, умная, независимая. Ты ни в ком не нуждаешься, и если ты со мной, то только потому, что любишь меня.

- Я тебя люблю. Но предупреждаю, что я очень ревнива. И если ты будешь вести себя, как со своей прежней женой…

- Даниэла, ну что ты!

И они снова обнялись…

Долорес опять улизнула из дома на весь день, не сказав никому, куда едет. Но Мануэль и Ракель не особенно расспрашивали ее - их вполне устраивала возможность остаться вдвоем. И все же, когда она ушла, разговор зашел о ней. Мануэль считал, что беспокоиться не о чем: Лолите с ее энергией и интересом к жизни, можно только позавидовать. Ракель, своими глазами убедившаяся, на что способна его мать, все же немного волновалась. Однако Мануэля заботило другое.

- Ракель, - сказал он, - я все обдумал и считаю, что ждать больше незачем.

- Ждать? Чего? - недоуменно спросила девушка.

- Нам надо пожениться как можно скорее.

- Правильно, - машинально отозвалась Ракель, и вдруг до нее дошел подлинный смысл его слов: - Что ты сказал?

- Давай скорее поженимся, - повторил Мануэль.

- Ты говоришь это серьезно? - Ракель боялась поверить тому, что услышала.

- Конечно, - улыбнулся он.

Ракель была без ума от счастья. На глазах ее выступили слезы. Она подумала о Долорес.

- Лолита будет счастлива, - всхлипнула она.

- Давай пока не будем никому говорить. Пусть это будет сюрпризом для всех.

- Ты хочешь жениться на мне тайком? - подняла на него глаза Ракель.

Мануэль хмыкнул. «Это было бы забавно», - подумал он, но тут же отогнал от себя такие мысли.

- Завтра же мы пойдем и подадим заявление, или как это там называется. И как только все будет готово, сообщим всем, что женились. Ты согласна?

Девушка вздохнула, встала, обвила его шею руками и произнесла, глядя ему прямо в глаза:

- Я согласна на все, что ты предлагаешь. Я люблю тебя, Мануэль.

Если для Ракель посещение кабаре было просто необычным приключением, забавой, то в жизни Долорес оно сыграло более серьезную роль. Мужчина, который подсел к ним за столик, понравился ей. Седой, подтянутый вдовец с мужественным лицом и добрыми глазами также не забыл немолодую, но такую веселую и живую женщину. Его звали Хустино. И именно к нему поехала в тот день мать Мануэля. Они встретились в баре в центре Мехико. Выпив по коктейлю, Хустино и Долорес пошли танцевать. Делали они это так зажигательно, что посетители бара окружили их и, смеясь, аплодировали немолодым людям, умевшим веселиться по-настоящему.

Обмахиваясь платком, Долорес села на стул, который любезно пододвинул Хустино.

- Никогда в жизни так не веселился, - сказал раскрасневшийся мужчина.

- И я тоже, - призналась женщина.

- Ты прекрасно танцуешь, Лолита, - отметил он.

- Я сейчас не в форме, - отмахнулась она. - А ты тоже молодец.

- Стараюсь, - рассмеялся Хустино. - Знаешь, нам надо почаще встречаться.

- Да, да, да! - оживилась Долорес.

Они выпили.

Джина подошла к двери, на которой блестела элегантная табличка: «Бретон и Пенья. Адвокатская контора». Усмехнувшись, девушка решительно вошла внутрь.

- Сеньор Бретон сейчас занят, - сказала секретарша, вставая из-за стола.

Джина, не обращая на нее внимания, направилась к двери в кабинет Фелипе.

- Простите, сеньора, но туда нельзя, - секретарша преградила ей путь.

- Мне - и нельзя? - возмутилась Джина.

Она отстранила секретаршу и буквально ворвалась в кабинет.

Изумленный Фелипе поднялся ей навстречу. Вбежавшая за Джиной секретарша, оправдываясь, сказала: