Клан – моё государство. - Китлинский

– Двадцатого декабря,- ответил Тони.

– Уровень?

– Посол в Германии со стороны Союза. Там второй заместитель министра иностранных дел. Был ещё один человек, но личность не установили. Это со стороны русских,- Тони Ланкастер закатил глаза, – прибыл тайно, убыл – тоже.

– Обсуждаем Восточный вопрос,- констатировал Сашка,- в него сейчас всё упирается. Кто расширит?

– Сначала я,- взял слово Эдвин Купер,- занимайте очередь. Из того, что известно мне, вопрос решался один. Объединение Германий в перспективе. За это немцы готовы дать гарантии финансовой поддержки и политической. Наметили ряд позиций, в которых сходятся. Где не сходятся – составили протокол в двух экземплярах для согласования на высшем уровне. Само собой, имелся и протокол о намерениях. Инициатива встречи принадлежит русским.

– Я это тоже знаю,- кивнул Тони,- но не вкладывается сей факт в общую схему. Крыть нечем. Восточная отойдёт. Поляки – тоже. Ладно бы, немцы подняли тему эту, но чтобы русские? А если потом весь Советский Союз посыплется, что тогда? Они ведь, ускоряя процесс объединения Германий, себе могилу роют. Я не увидел в их действиях ни подвоха, ни неискренности. Ну как?

– Кто ещё в сомнениях?- Сашка сунул руки в карманы,- отметьтесь.- Все, кроме Эдвина и Лина, подняли руки.- Ясно. Беру слово вне очереди. Перестройка и новое мышление, о которых Горбачёв вещает на всех углах мыльный пузырь. В сохраняющейся ситуации противостояния Восток-Запад, коммунизм-капитализм, Союз может протянуть ещё долго. Весьма. Потенциал имеется. Правда в сторону ухудшения, так как падает цена на углеродное сырьё, основной товар для них. Все действующие лица вам известны, имею в виду советских бонз. Они хотят кое-что переделать, сместить к западной схеме. Но многие против. Однако, дело сдвинулось. Среди же единомышленников полного согласия, как идти, нет. Одни лозунги. Есть, правда, конечная цель. Ядерное разоружение. Ещё химическое стоит на повестке дня. Благое, так сказать, желание. Об этом спора нет, разоружаться надо. При определённых гарантиях капиталисты будут, я думаю, готовы согласиться, но при этом торговаться станут зло. Но советские деятели, желая блага, то бишь разоружения, сделали одну промашку. Большую. Не рассчитали силёнок. Умственных. Они возжелали под программу разоружения сунуться, вернее интегрироваться в мировой рынок. Но благо не всегда в пользу бывает. Семьдесят процентов промышленного комплекса Советского Союза работает на оборонку. В один момент перевести всё это хозяйство на мирные рельсы – проблема из проблем. Плюс ко всему внутренние, запутанные в клубок, противоречия, которые рубить не рекомендуется, так как возникнет тупик. Они желают изменить чуть-чуть систему по линии партии и управления, вложив в короткий период времени большие средства в экономику. А средств таких не очень много. Есть запасы немалые, но это стратегические запасы сырья для оборонки. Сейчас им необходимы крупные кредиты, коих в мире, как вы понимаете, тоже нет. Сами топчутся. Немцы логичны, их интерес особый. Первое – российский газ. Второе – объединение. Ведь в принципе восточная Германия газифицирована почти полностью, а это важно. Третье – престиж и, как результат, доступ к дешёвому советскому сырью. Советы со своей стороны хотят иметь политическую поддержку (объединение Германий даёт это), долгосрочные немецкие кредиты и кредиты других стран Европы; снятия с себя ограничений по торговле для полнокровного участия в рынке технологий. Но уже сейчас, ещё до того, как процесс перестройки начнётся, заметно аритмию, слабую, правда, пока. Она перерастёт в болезнь. Обязательно. Где-то произошли изменения необратимые, но в худшую сторону. Это следствие плохо поставленного диагноза. Уже теперь советские лидеры сползли в шараханья: борьба с водкой, кооперативы, аграрная программа. Стронули с места снежный ком. Покатится лавина, снесет полстраны. Такое может и не случиться, но, ещё раз повторюсь, что в коллегах согласия нет. Закончится всё, скорее всего, под неусыпным контролем спецслужб запада, всеобщей драчкой, в режиме собственного плохого контроля или рассыплется на тысячи мелких конфликтов, начиная с регионально-национальных, заканчивая межреспубликанскими. Прибалты уже косят в Европу. Кавказ в преддверии разрешения национальных претензий друг к другу, заложенных знатоком этого вопроса – Сталиным. Азиатские народы рвутся под знамёна ислама. Вот и получается, что этой благой идее, перестройке то есть, будут сопутствовать подружки – война да холера. И дружки – тиф да мор. И ещё куча прихлебателей,- Сашка смолк.

– Безрадостная картина,- вздохнул Тони.

– Вот и выходит, что всё теперь крутится вокруг этой оси. Остальное – мелочь, но и она должна учитываться в прогнозе. Своей малой долей влияния. Малость же эта очень быстро перерастает в крупное, если лидеры неправильно сделают ходы или не вовремя предпримут действия, что весьма вероятно,- подвёл итог Эдвин.

– Совершенно верно,- поддержал Лин,- а у конфликтов есть ужасная сторона. Отсутствие каких бы то ни было правовых гарантий, что, в свою очередь, вызывает неконтролируемую миграцию населения.- Лин был дока в этих вопросах.- Для Советского Союза, в котором конфликтов почти не было пятьдесят лет, в ситуации, когда в стране нет правовых гарантий, уже теперь рванёт так, что не соберёшь и не подлатаешь. Вот евреи, их горький опыт учит, он им в кровь въелся, у них историческая память сильна. Чуть нестабильно стало – и подались к выходу, и, в основном, не на землю обетованную. Туда те, кто победней, а в США, где из каждых десяти выезжающих из Союза евреев семь оседает, в конечном итоге. А обиженных народов в Союзе не счесть. Немцы Поволжья, крымские татары, калмыки, народы Кавказа. И так далее.

– Кроме того, в этом балагане муть поднимется. Всякая – превсякая. От крупных уголовных авторитетов и простых жуликов до хапуг с портфелями. И будут всё, что можно, продавать, воровать, перевозить,- добавил Робертс.- В Югославии уже есть такой ход событий. Столпотворение. Вавилон.

– Ты Советский Союз с югославами не равняй. Югославы имели доступ в европейскую цивилизацию, а советские сидели за железным занавесом,- Питер встал.- В горле у вас не пересохло? Столько говорите много.

– Александр, ты как считаешь?- спросил Робертс.

– Оба правы. По-своему. Но меньше крови будет в той стране, где есть национальная однородность и отсутствуют крупные религиозные конфессии.

– А это венгры, поляки,- вставил Лин.

– Верно,- Сашка взял стакан из рук Питера,- западные немцы вот имеют себе головную боль – турецкую. А ведь она ещё аукнется. А когда наши славянские попрут с Востока, такая мигрень разыграется, что хоть вешайся. Получить в свой состав Восточную Германию – лиха беда начало. Её ведь надо интегрировать. А это не просто. Это значит по теперешним немецким законам, что надо возвращать прежним владельцам когда-то народной властью национализированное, закон, ведь, не объедешь. Сводить эти части – врагу не пожелаю. Это интересы миллионов затронуть придётся.

– Александр! Я – вопрос,- Крюгер поднял руку.

– Для этого и собрались,- Сашка кивнул,- давай.

– Вот ты – русский. У тебя не болит? Здесь?- Крюгер похлопал по груди.

– Нет,- произнёс Сашка.

– Ведь, если там начнётся, умирать будут соотечественники и большей частью простые люди. Не жаль? – настаивал Крюгер.

– Конкретно каждого – да. Горько будет. И без разделения на национальную принадлежность. Мне больно, когда избивают на улицах немецких городов турецкого рабочего те, кто называет себя новыми наци. Горько, что в Афганистане кладут головы молоденькие парни, которым ни обнимать, ни любить, ни воспитывать детей не предстоит, а тем, кому предстоит, за тех ещё больней, потому что воспитать они уже не смогут нормальных детей. Их самих война перевернёт напрочь, а они передадут эту свою боль детям. Мне больно оттого, что в Афганистане гибнут дети и старики под снарядами моих соотечественников, горько за то, что покидают страну евреи. Особенно те, кто был во второй мировой войне на передовой, в пехоте, кто дожил до победы и сейчас, в конце жизни, вынужден покидать Родину. Ну что им Израиль – этим старикам с Украины и Белоруссии, республик Прибалтики и Российской Федерации – земля обетованная? Они уезжают только ради детей, заведомо зная, что до смертного одра протянут в муках и ностальгии по тихим вечерам во дворе дома в Одессе, который был как один большой и единый для них всех мир. Их мир. Но общий счёт во мне, Отто, не болит. Ты вот не мучаешься оттого, что народ твой причастен к геноциду?

– Во мне этого нет. Мать страшно мучилась, когда отец вернулся из русского плена и рассказал, как ваши бабы бросали хлеб в колонны, при этом жутко матерились и плевались, но бросали. Боялись близко подходить, а кидали – таки хлеб из сочувствия.

– Так, ведь, не все, Отто, не все сквозь это покаяние прошли. Неофашисты поднимают голову не просто из желания реванша. Появилась заноза. Турки. И всё. И совсем неважно для них, какой враг, лишь бы он был. А нет, так они его выдумают, найдут в собственном народе. Без наличия врага трудно поднимать в поход "фаланги". На месте турок мог оказаться кто угодно,- Сашка глотнул,- и потом, Отто, я мир таким не делал, и ты не делал, и Роже, наоборот, мы к тому и собрались, без идей всяких, чтобы понять и помочь, в первую очередь – самим себе, разобраться во всём, и по возможности помочь уже другим. Чтобы общее будущее предвидеть, но без красно-кровавых зарниц. Дорогой такой может и не пройти нам, в тщедушном нашем желании, так тоже может статься. Что ж, и в этом есть резон определённый, кто-то, ведь, и после нас останется. Я за это голову готов сложить. Хоть сейчас. Но во имя цели этой буду убивать любого, кто на моём пути встанет, но только того, кто с оружием. Безоружного я не буду убивать, он мне зла сделать не сможет,- Сашка вздохнул.