Клан – моё государство. - Китлинский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Нельзя, Петрович,- расстёгивая овчинную безрукавку, ответил Сашка.- Самое страшное – потерять форму. Это гробовая работа, несносная, противная до головной боли. Да на каждом шагу возможна смерть. Ты идёшь, размеривая каждый шаг, ошибка равносильна гибели, при этом измеряешь себя, высчитываешь, как хронометром, свою силу, возможности организма, проверяешь величину выносливости, приспособленности к невозможному. Всё это наполнено запахами, звуками, чувствами, мыслями. Ты их ловишь, сжимаешь до малой точки, останавливаешь время, заставляешь его бежать, и в этом "не могу" основной принцип созидания. Когда уже нет сил в очередной раз поднять ногу над снегом, а твоё тело превратилось в мешок с дерьмом, и, кажется, в следующее мгновение у тебя остановится сердце, не выдержав этого напряжения, ты обязан думать не о боли, сидящей в тебе и не о чём-то постороннем, а о главном деле, том, которое предстоит. И мысль твоя должна быть при этом лёгкой и свободной, расчёт холодным и точным. Другого способа обучиться я не знаю. Да, это крайность, но без неё мне не выжить. Петрович, не ругай за это. Геройство здесь ни при чём. Скорее, это экзамен, экзамен готовности. Так думаю. Времени мало, пока пью чай, говори, что и как.
– Времени, действительно, в обрез. Меня уж заискались, поди. Сутки ещё пилить.
– Часа через два двинемся,- пересаживаясь к столу, сказал Сашка.- Всё равно раньше ты танкетку не откостришь. В ней я и отосплюсь.
– Тогда главное. Весь механизм работает. С осеннего сбора снесли 250 кг. Зимний дал 45 кг. Но всего – более 500 килограмм.
– Достали, стало быть, заначки.
– Да. Причём, многолетние. Я циркуляром запретил хранение и ныканье. Обстановка напряженная. Очень. Люди готовы работать, с этим всё нормально, более того, говорят: пахать за такую плату – мы сквозь землю тоннель пророем. Власть гоношится, ОБХСС продыху не даёт: то облаву затеют под видом отлова бичей, то в бумагах роются неделями. Были гонцы от центра, но мы их того, спровадили. Однако, думаю, снова явятся.
– Разве "оттуда" никто не прибыл?
– Трое приехали. Я их устроил. Задержались, снега тропы на границе перемели. Но сказали, что только до осени.
– Ничего. Осенью замена придёт. Наша. Голова болеть об этом не будет. Сейчас я им свечку вставлю, козлам этим, в центре. Ребятки мне подсобят, но в том случае, если дёргаться замыслят, а нет, то и нет: баба с воза – коням легче. А наши придут, тогда всё образуется, прибудут спецы хорошие, хоть убивать и не профессия, вроде бы. Товар из-за границы пошёл?
– С этим проблем нет. Особенно снегоходы. Цена нормальная, отрывают с руками, да и другое берут, на цену не глядя.
– Сейчас самое главное – оборот. Весну и начало лета я здесь помотаюсь. Во второй половине лета исчезну. Связь не оставлю. Не могу. Тебе круто придётся одному. Но коль станет плохо, лети в мою "семью", дай им долю, проси крышу. Обо мне молчок. Сам, мол, всё делал. Со своей головой.
– А откажут?
– Не откажут. Тебе не откажут. Знают они, что происходит, со стороны наблюдают. Ты свалишься – им же на границе забота. Главное, солиднее и спокойнее. Приехал, условия предложил и отбыл. И жди.
– Торговать сколько?
– Этого не знаю. Стрелки дороги. Стражей бери и контрольщиков. Плату валютой дай, если потребуют. Если металлом запросят, курсом отсыпь. Ну, а сами не потяните, то и стрелков нанимай.
– Сам что?
– Петрович, я рук не умываю. Мне своё хочется организовать. Сильно хочется. Масштабное.
– Подожди! А это чьё?
– Это, Петрович, твоё. Ты тут хозяин. Я у тебя в помощниках и одновременно в скупщиках металла, ну, и ещё по снабжению. Но дело твоё. Территория твоя – дело твоё. В том, что я варганить буду, ты мне подмогнёшь – ясное дело, за долю. Как я тебе тут, так ты мне – там.
– Чем я тебе подсобить смогу? Да ещё там?
– Не журись, Петрович. Ты уже помог немало. Мне металл нужен, ты его даёшь. Всё.
– Так он же продаётся?
– Ну, какой я бандит, чтобы продать? Для этого ума совсем не надо. Плачу добыче солидно?
– Да ты не спрашивай. Знаешь ведь, что все довольны, слюни текут с обеих сторон.
– А металл мне возвращают после продажи. Как и кто – об этом я поведать не могу, чужая тайна. Не даром, конечно. Вот за это я должен кому-то отработать, и тогда вольный.
– Ясно. О чём речь.
– Ты, Петрович, теперь хозяйствуй. Голову свою не выставляй напоказ – снесут. Имя, которым действуешь сейчас, пусть будет. Козлы эти могут думать на кого угодно, хоть на Господа, ты вне подозрений.
– Я за это не переживаю,- Петрович встал.- Ты поешь. Я двинул "громыхало" кострить.- Стал одеваться. Уже с порога сказал:- Я, Александр, с промысловиками договорился по части покупки шкурок, они под предложенную мной цену обещали госплан свой опустить в три раза под предлогом того, что промысловые звери в последние годы повывелись. Там на столе бумаги глянь, пока я копаюсь,- Петрович вышел.
Глава 13
Всю весну и часть лета Сашка проводил ревизии того, что досталось от прежних хозяев. Добирал новых людей. Брать же надо было посторонних, протекции исключались. Выбор был невелик. Из сотни кандидатов отбирался один. Многочисленные пороки человеческие были противопоказаны, а где взять без них в стране, погрязшей в пьянстве и разврате, да ещё с таким наследством, где из десяти десять готовы заложить. Ненормальность отношений, столь очевидная, была противоестественной, жуткой, не вкладывалась в разумное, но вся страна, миллионы людей жили с ней, не замечали её, даже считали преступлением, если кто-то позволял себе отступить от неё. Алчность. К вещам и деньгам, водке и женщинам, машинам и дачам, к власти, в конце концов. И ни одной потуги, ни одного шевеления мысли к добру.
Попутно с этим Сашка готовился сам. Он менял лицо. Сложности в этом не было. Голос отрабатывал, разговаривая сам с собой, выбирая тональность, размер, величину звука. Сменил цвет волос, глаз. Залезать в "контору" без приглашения (абсурдность самой идеи захватила его) было чревато. Только сумасшедший, по их меркам, мог решиться на это. В святая святых. Дух перехватывало от предчувствия удачи. Так же, видно, и у конквистадоров клокотало в груди при виде пирамид, выложенных инками пластинами из золота. Скольких лишил разума этот жёлтый металл, сколько крови и судеб человеческих он пожрал своей ненасытной пастью. Только власть может в полной мере похвалиться большими успехами на стезе смерти и предательства, чем золото. Её кровожадности нет предела, её безумию нет начала и конца. Нематериальная, неосязаемая, не имеющая цвета и запаха, неощутимая плоть сглатывала, захлёбываясь слюной и кровью и отдельного человека, и группу. Армии и народы уходили без остатка в эту прорву, исчезали, не оставив следов. В эту, не имеющую величин, армаду, бронированную лучше линкоров первой мировой войны, ОН, Сашка, восемнадцати лет отроду, вознамерился шагнуть, как в преисподнюю, без страха и сомнений, надеясь только на себя, свой ум, изворотливость, способность предвидеть, умение понять и осмыслить.
Что он был для её непомерного аппетита? Кроха. Частица. Молекула. В этой адовой комбинации он задумал посоревноваться не с кем-нибудь, а с самой властью. Поэтому тщательность, с которой готовился, превосходила все его предыдущие приготовления к деяниям. Это не убить или зарезать, это не созданная им сеть подпольных промыслов, ибо всё, что он произвёл на свет не могло и близко сравниться с тем, против чего он решился играть.
Китаец, брат настоятеля, с первых секунд встречи увидел в нём многое, но не стал торопить события, пообещав подготовить за два-три года необходимые программы и информацию. И с одной стороны он был прав. Потому, что молодость была помехой. Но с другой стороны, китаец не мог знать объёма его внутреннего "я", хотя, видно, понял, что личность перед ним незаурядная, неординарная, необычная, обладающая авантюрностью, но сочетающаяся в то же время с холодным расчетом. Именно на молодость, напор и свою звезду ставил сейчас Сашка, пускаясь во всё тяжкие.
В августе Сашка сдал экзамены в университет. И был зачислен на первый курс юридического факультета. Документы, по которым он поступал, принадлежали парню, которого он отправил в Китай для обучения. Тот был детдомовцем, ко всему – подкидышем. Отсюда, из университета, Сашке, кровь из носа, надо было попасть на работу в Комитет Государственной Безопасности, но не просто, а в архив. Такая была задача. Китайцу нужна информация из архива, спецархива ещё довоенных лет. Вот за ней и полез Сашка в игру.
ЧАСТЬ 5
Глава 1
Рождество и Новый год прошли, и граждане кантонов приступили к повседневной работе. Наплыв туристов начнётся в феврале, в период каникулов. Безлюдные улочки маленьких городков не вызывали у Сашки особых ассоциаций. Швейцарские кантоны, собравшись вместе несколько веков назад в одно государство, являли собой наглядный пример того, каким путём должен идти процесс объединения в мирное сообщество. Другое дело, что обустроить маленькое проще, это реальный факт. "А такую огромную квартиру, как наша, да ещё коммунально-лагерного типа, попробуй обустроить. Сколько людей,- сказал сам себе Сашка,- сидят сейчас в своих отдельных кроличьих норках, с тоской вздыхая по прошлым временам, весёлым, коммунальным, где все вместе и пили, и скандалили, и праздновали даты, и помогали друг другу не задумываясь, несмотря на то, что ещё вчера били друг другу морды. Получается, что наша страна – большой лагерь, поделенный на некие блоки-города, в которых есть маленькие секции-здания, а в них – камеры-квартиры. Вот так более точно".