Фантастическое путешествие II - Айзек Азимов

— Не думаю, что все происходящее имеет отношение к тому, что мы ученые, — успокоил его Моррисон. — Просто мозг одного человека обязательно отличается от мозга другого человека. Вполне возможно, он и разрушается так же, как и кровь. Ведь мы не можем переливать одну и ту же кровь всем подряд. Твой мозг, возможно, совершенно не такой, как у Шапирова. И поэтому между вами не может возникнуть никакой плоскости пересечения.

— Только со мной?

— Нет, что ты. В мире, наверно, существуют миллионы типов мозга, не совпадающие с мозгом Шапирова. Ты же заметил, что Софья и Наталья услышали одну и ту же фразу, а нам с Юрием это не удалось? И наоборот.

— Двое мужчин и две женщины, — проворчал Дежнев. — А кто же я!

— Мы только теряем время, — нетерпеливо произнес Конев. — Давайте не будем по часу обсуждать каждую мелочь. Нам еще нужно многое услышать, а времени очень мало. И если ты постараешься посильнее сосредоточиться, Аркадий, то, возможно, и ты тоже что-нибудь почувствуешь.

Тишина.

Время от времени ее нарушали непонятные бормотания о только что услышанном слове или появившемся образе. Вклад Дежнева в общую копилку был небольшим:

— Я ощущаю чувство голода, но, вполне возможно, оно мое собственное.

— Несомненно, — сухо произнесла Баранова. — Утешай себя мыслью, Аркадий, что, когда мы вернемся, ты получишь по несколько порций каждого блюда и сколько хочешь воды.

Дежневу мысль пришлась по душе.

— Итак, в процессе мы не наткнулись ни на что более или менее существенное или необычное. Я еще раз заявляю, что даже у Шапирова большинство мыслей связано с обыденной жизнью, — сказал Моррисон.

— И тем не менее, — проворчал Конев, — мы еще слушаем.

— И как долго?

— До конца аксона. До самого конца.

— А потом? Потом мы направимся в синапс или вернемся обратно?

— Мы постараемся подойти к синапсу как можно ближе. Тем самым вплотную приблизимся к соседней клетке и будем улавливать скептические волны. Здесь, в критическом месте передачи импульса, работать станет еще легче.

— Да, конечно, Юрий, но ты не капитан, — возразил Дежнев. — Наталья, солнышко, ты тоже так считаешь?

— А почему бы и нет? — ответила Баранова. — Юрий прав. Синапс — уникальное место, и мы ничего о нем не знаем.

— Я спрашиваю лишь потому, что мы уже израсходовали половину запаса энергии. Как долго мы собираемся еще оставаться в клетке?

— Достаточно, чтобы достичь синапса.

И снова повисла тишина.

Корабль продолжал двигаться вдоль нескончаемого аксона. Конев все больше и больше брал руководство на себя.

— Что бы вы ни почувствовали, обязательно говорите. Не имеет значения, слово это или целый абзац, со смыслом или без смысла. Если это образ, запомните его. Даже если вы думаете, что это ваша собственная мысль, все равно скажите.

— Ты слишком много болтаешь, — заявил Дежнев, отчасти раздраженный своим невезением.

— Может быть, но две или три подсказки могут решить все. Ведь мы не в состоянии определить, что имеет значение, а что нет, до тех пор, пока не изучим все.

На это Дежнев заметил:

— А если я что-то почувствую, мне тоже говорить?

— Обязательно, — ответил Конев. — Если ты такой нечувствительный, то все, что тебе вдруг покажется, может оказаться особенно важным. А теперь, пожалуйста, хватит разговоров. Каждая секунда может стоить нам научного факта.

И снова потекли разрозненные фразы, уловить смысл которых, по мнению Моррисона, было невозможно.

Все удивились, когда Калныня вдруг сказала: — «Нобелевская премия!»

Конев резко глянул в ее сторону, но, поняв, кто это произнес, промолчал.

Моррисон, старясь не задеть чувства Конева, спросил:

— Ты тоже это услышал, Юрий?

Конев кивнул:

— Да, и в тот же самый момент.

— Это первое пересечение мыслей мужчины и женщины, — произнес Моррисон. — Видимо, Ша-пиров подумал об этом в связи с развитием теории минимизации.

— Несомненно. Но он бы и так получил Нобелевскую премию за то, что уже сделал в плане минимизации.

— Которая совершенно секретна и поэтому неизвестна.

— Да, но поскольку мы завершаем процесс, она перестанет быть неизвестной.

— Будем надеяться, — съязвил Моррисон.

Конев огрызнулся:

— Мы не намного скрытнее, чем американцы.

— Хорошо, я не спорю, — мягко согласился Моррисон, но при этом все-таки ухмыльнулся, что, казалось, еще больше взбесило Конева.

Вдруг заговорил Дежнев: — «Хокинг».

Брови Моррисона поползли вверх от удивления. Этого он не ожидал.

Баранова недовольно спросила:

— Что это значит, Аркадий?

— Я сказал «Хокинг», — обиженно ответил Дежнев. — Вдруг откуда ни возьмись, оно появилось у меня в голове. Вы же сами велели говорить все подряд, что придет на ум.

— Это английское слово, оно означает «плевать», — сказала Баранова.

— Или «торговать», — весело вклинился в разговор Моррисон.

Дежнев продолжал:

— Не знаю я никакого английского слова. Я решил, что это чье-то имя.

— Так оно и есть, — отозвался Конев. — Стефан Хокинг. Известный английский физик-теоретик, жил в прошлом веке. Я тоже о нем думал, но я решил, что это моя собственная мысль

— Прекрасно, Аркадий, — одобрил Моррисон. — Это может пригодиться.

Лицо Дежнева осветила улыбка:

— Оказывается, я не настолько уж бесполезен. Как говорил мой отец: «Даже если слова мудреца немногочисленны, к ним все равно стоит прислушаться».

Спустя полчаса Моррисон не выдержал:

— Мы к чему-нибудь придем, в конце концов? Мне кажется, что большинство слов и образов не имеют никакого значения. Фраза «Нобелевская премия» говорит нам лишь о том, что Шапиров думал ее получить, но мы это и сами знаем. Слово «Хокинг» означает, что это был выдающийся физик и его работы, возможно, имели какое-то отношение к теории минимизации, но какое, никто не знает.

Как ни странно, возразила ему Баранова, а не Конев, как ожидал Моррисон. Конев же, который, по-видимому, еще готовился к ответному удару, решил, что в данном случае будет лучше, если сначала выступит капитан.

Баранова сказала:

— Альберт, мы имеем дело с громадной криптограммой. Шапиров находится в коме, и его мозг не функционирует должным образом. Все происходит совершенно случайно. Но мы должны собрать все, пока не вдаваясь в подробности. И уже потом изучить весь материал в свете теории минимизации. Вполне возможно, мы увидим смысл там, где ты не увидел ничего. И совсем крохотный факт может объяснить всю теорию минимизации. Так что, все, что мы делаем, имеет для нас большое значение, потому мы должны продолжать.