Фантастическое путешествие II - Айзек Азимов

«Она снова мстит ему», — отметил по себя Моррисон.

Конев мужественно вынес мощную атаку Калныни. Он оставался удивительно спокойным, но при этом снова обратился к Барановой:

— Это не так. Это обратная сторона правды. С самого начала было ясно, что нам не следует надеяться на то, что процесс мышления Шапирова останется прежним. Скорее всего, можно было ожидать, что мы получим разрозненные куски информации, как имеющие смысл, так и тривиальные. И мы этого добились. Единственное, что нам не удалось, так это получить более высокий процент информации сразу после синапса. Это усложняет нашу задачу, но не перечеркивает ее. Мы получили свыше сотни фраз и образов. Не забывайте фразу «я«умножить на с равно t деленное на 5». Она может оказаться очень существенной. Мы не должны воспринимать ее как тривиальную мысль.

— А не может случиться так, Юрий, — обратилась к нему Баранова, — что Шапиров просто так пытался вспомнить и вспомнил часть какой-то математической формулы?

— Я уже думал об том. Но почему она запала ему в мозг? Все нужно поверить. А сколько полезного мы могли бы узнать, попадись нам хоть одна фраза-подсказка! Тогда все сразу бы стало на свои места. У нас нет абсолютно никаких причин называть данный эксперимент неудавшимся.

Баранова слегка кивнула:

— Будем надеяться, ты прав, Юрий. Но, как уже спросил Аркадий, что нам делать теперь?

Очень убедительно Конев произнес:

— У нас осталась единовременная возможность. Мы уже пытались улавливать мысли за пределами нейрона, в самом нейроне, внутри аксона, внутри дендритов, в синалсисе. Но в каждом случае это было проделано внутри корабля, изолированно от окружающей его клетки.

— Значит, — сказала Баранова, — ты предлагаешь предпринять попытку провести данные испытания за пределами корабля, то есть в самой клеточной жидкости? Имей в виду, все равно человек будет находиться в пластиковом костюме.

Пластиковый костюм не такой толстый, как стены корабля. Кроме того, компьютер все равно будет иметь прямой контакт с жидкостью.

Моррисон почувствовал нарастающее беспокойство:

— И кого ты предлагаешь для выполнения данной работы?

Конев невозмутимо глянул в его сторону:

— Есть единственная возможность, Альберт. Ведь компьютер изготовлен тобою и приспособлен к твоему типу мозга. Ты из нас самый чувствительный к мыслям Шапирова. Было бы просто глупо посылать кого-нибудь другого. Я имею в виду только тебя.

У Моррисона перехватило дыхание. Только не это! Никто не вправе заставить его повторить выход. Он пытался это сказать, но язык и губы, казалось, мгновенно стали абсолютно сухими, и у него ничего не получалось. Послышался лишь какой-то гортанный свист. В голове пронеслась мысль: он все равно остался трусом. А ведь он только-только отделался от страха и стал спокойно, даже с удовольствием, путешествовать на корабле внутри человеческого мозга.

— Только не это! — наконец, он смог закричать, но оказалось, это был не его голос. Кричала Калныня. Она повернулась лицом к Барановой, так сильно вцепившись руками в кресло, что побелели суставы пальцев.

— Только не это, Наталья! — она снова крикнула. Ей не хватало воздуха. — Это трусливое предложение. Бедный Альберт уже был там однажды. Он едва не погиб. И если бы не он, мы скорее всего уже потерялись бы в каком-нибудь капилляре и никогда бы не достигли этой клетки. Почему он должен пережить это снова? Теперь очередь других. И поскольку он хочет этого, — всем было понятно, о ком шла речь, — пусть сам это и делает. Он не должен просить других.

Моррисона, несмотря на страх, очень заинтересовало, с чем были связаны эмоции Калныни: с ее растущей симпатией к нему или желанием сопротивляться всему, что шло от Конева? И где-то в глубине души он понимал, что причина была не в Коневе.

Пока Софья говорила, лицо Конева заливалось краской. Он вынужден был сказать:

— Это не трусость. Я просто предлагаю. Если я выйду наружу, что, кстати, хочу сделать сам, я выйду с прибором Альберта, который совсем не настроен на работу со мной. Мы не можем делать выбор, полагаясь на чей-то каприз. Это должен быть человек, который добьется лучших результатов, и, я думаю, альтернативы у нас нет.

— Это правда, — согласился Моррисон, снова обретя голос. — Но не стоит думать, что процесс приема волн снаружи будет намного эффективнее, чем изнутри.

— Но не стоит предполагать и обратное, — возразил Конев. — И, как говорит Дежнев, с каждой минутой наши запасы топлива уменьшаются, а следовательно, у нас практически не остается времени, поэтому не будем медлить. Вам придется покинуть корабль, как вы это уже однажды делали.

Моррисон ответил тихим, но уверенным голосом, надеясь, что то будет последняя фраза:

— Я очень сожалею, но я не выйду.

Но Баранова тоже сделала выбор. Она мягко сказала:

— Боюсь, Альберт, вам придется это сделать.

— Нет.

— Юрий прав. Только вы и ваш прибор поможете получить нужную нам всем информацию.

— Я уверен, там не будет никакой информации.

Баранова подняла обе руки:

— Может, и нет, но мы не можем полагаться на наши догадки. Давайте попробуем.

— Но...

Баранова не дала ему договорить:

— Альберт, я обещаю вам, если вы сделаете это для нас, о вашем непосредственном участии будет честно заявлено, когда придет время открытых публикаций. Вы станете известны тем, что разработали правильную теорию мышления, создали прибор, с помощью которого возможно дальнейшее развитие данной теории, спасли корабль от гибели в капилляре: отважились выйти в нейрон, а еще раньше в кровяной поток, чтобы зарегистрировать процесс мышления Шапирова.

— Уж не хочешь ли ты сказать, что если я откажусь, то правду так никто и не узнает?

Баранова вздохнула:

— Вы сами вынуждаете меня играть роль злодея. Да, я хочу сразу расставить все точки над i. Мы скроем правду. Это, в конце концов, мое единственное оружие против тебя. Мы не можем силой вытолкать вас из корабля, поскольку в этом нет никакого смысла. Вы ведь должны не просто находиться в клетке, но и ловить мысли бедняги Шапирова. А для этого нужно ваше согласие. И мы щедро отплатим вам за это. Но только за это.

Моррисон оглянулся по сторонам в поисках поддержки. Баранова просто в упор смотрела на него. Конев был очень высокомерен. Дежнев, очевидно, чувствовал себя неловко, не желая занимать ничью сторону. Калныня была единственной его поддержкой.

Он задумчиво посмотрел на нее и затем спросил:

— А вы что думаете, Софья?

Калныня заколебалась, но затем уверенным голосом произнесла: