Потерянные континенты - Лайон де Камп

За Евмерием Ямбул (также сохраненный Диодором) в III в. до н. э. превзошел его другим описанием идеального государства на группе островов в Индийском океане. Возможно, оба произведения основаны на сведениях о Цейлоне, о котором античные географы, знавшие его под названием Тапробане, имели туманное представление, однако его размеры, богатство и добродетельность жителей весьма преувеличены.

Ямбул писал, что, будучи купцом в молодости, был захвачен в плен эфиопами, которые во время религиозной церемонии отправили его и его спутников в Аравийское море на маленькой лодке, снабдив провизией. Через четыре месяца странники добрались до семи чудесных островов, где люди отличались гибкими костями и раздвоенными языками, с помощью которых могли вести два разговора одновременно. Их государство солнца оказалось копией коммунистического, поскольку его граждане были как две капли воды похожи друг на друга и по очереди исполняли все виды работ. В конце концов гостей изгнали за проступки, и Ямбул со товарищи отбыл в Индию, откуда уже вернулся в Элладу.

На удивление за прошедшие века не возникло культа, который утверждал бы, что Гелиополис (город солнца) Ямбула существовал в действительности, хотя автор заявляет, что видел его своими собственными глазами. Вероятно, гибкие кости и раздвоенные языки это уже чересчур для мыслителей, хотя на самом деле подобное государство не более невероятно, нежели доисторическая Афинская империя или Лемурия Елены Блаватской с ее гермафродитами.

Эти истории оказали значительное влияние на своих современников. Возьмем «Короля зерна и королеву весны» Наоми Митчисон, один из лучших когда-либо написанных исторических романов, несмотря на то что древние греки миссис Митчисон имели странную привычку внезапно переходить на марксистский жаргон. Роман представляет собой утопию о том, как царь-коммунист Клемений III и его союзники вдохновлялись на радикальные изменения в Спарте. Сама идея никоим образом не является немыслимой, ибо в 132 г. до н. э. Аристоник возглавил пролетарскую революцию в Пергаме, где последний царь завещал свое царство Риму, и на полном серьезе пытался установить государство солнца, очень похожее на описанное Ямбулом. Итальянский стоик Блоссий из Куме, сторонник Тиберия Гракха, поддерживал его. Аристоник уничтожил армию римского консула и самого консула, но потом его схватили, и он умер в тюрьме, после чего Блоссий покончил с собой.

В III в. н. э. египетский неоплатоник Плотин, выдававший себя в Риме за философа, попытался убедить своего друга императора Галлиния восстановить кампанские руины, называвшиеся городом философов, переименовать его в Платонополис и основать там идеальное общество, которым и будет управлять Плотин по предписаниям самого Платона. Однако император отказал ему то ли потому, что другие из зависти отговаривали его, то ли он считал эту идею бредовой.

С возникновением христианства люди оставили надежду улучшить свое мирское государство. Утопии уступили место трактатам о радостях будущей жизни, таким как «Город Бога» Блаженного Августина. Только в 1516 г. эта тема снова возникла в «Утопии» сэра Томаса Мора, в которой португальский моряк Рафаэль Хитлодей поведал рассказчику, как ходил в море с Америго Веспуччи и побывал на Утопии, острове, формой напоминающем месяц, размером 200 миль в самом широком месте. На нем стояли пятьдесят четыре города, самый большой из которых Аморот. Народом управляла иерархия избираемых магистров и ими назначаемых чиновников. Сам народ жил просто, занимался сельским хозяйством и кустарными ремеслами.

Утопийцы не могли путешествовать без особого разрешения. Преступники в наказание за содеянное отдавались в рабство. Страна по возможности избегала войн, но, принужденная к битве, старалась одержать победу хитростью и террористическими актами, будучи невысокого мнения о военных переговорах. Юноши и девушки, желавшие пожениться, должны были предстать друг перед другом обнаженными, чтобы избежать неприятных сюрпризов в дальнейшем. Утопийцы (высоконравственные и склонные к философии, однако далекие от науки) называли своего верховного бога Митрой и делились на несколько религиозных сект. Их язык напоминал персидский, а культура явно несла на себе отпечаток греческой колонизации. Это описание занимает только половину произведения, а оставшаяся часть посвящена критике Европы во времена Мора.

Недавно Артур И. Морган написал книгу, в которой пытался доказать, что Хитлодей был реальным человеком, который отправился в секретную экспедицию (их снаряжала Португалия в эпоху Колумба) и добрался до Перу за несколько десятилетий до завоеваний Писарро в 30-х гг. XVI в. Утопия Мора, говорит Морган, – это описание империи инков. Что ж, идея любопытная, но не доказанная. Во-первых, демократическое государство Мора по одним аспектам так же не похоже на деспотизм инков, как и по другим. Во-вторых, столь же веские источники для Мора можно найти и в античной литературе, например «Ликург» Плутарха и «Германия» Тацита.

Век спустя сэр Фрэнсис Бэкон, «шипящий змий», взялся за похожий проект. В его «Новой Атлантиде» повествуется о том, как его корабль на пути из Перу в Китай снесло ветром к неизвестной земле в Южном море, где люди в чалмах жили при прекрасной демократически ограниченной монархии. Этот народ называл свою страну Бенсалем и утверждал, что пришел сюда из Атлантиды Платона, которая находилась в Америке. Исходная Атлантида, империя, протянувшаяся от Мексики до Перу, погибла во время обширного, но недолгого наводнения. Утопия Бэкона безвкусна, но производит впечатление и более научной, чем утопия Мора. В ней присутствуют подводные лодки, самолеты, микрофоны, кондиционеры воздуха и серьезная исследовательская основа. Бенсалемийцы исповедовали христианство, получив Евангелие чудесным образом от святого Варфоломея. Как и история об Атлантиде Платона, этот труд незакончен. Бэкон намеревался написать вторую часть о законах идеального государства, но так и не приступил к ней.

Примерно в то же время монах-доминиканец из Калабрии Томмазо Кампанелла написал подобную работу, проведя двадцать восемь лет за решеткой за то, что замышлял освободить Неаполь от испанцев. Уходящая корнями в труды Платона и других античных авторов, его книга называется «Город Солнца», как и произведение Ямбула. Она написана как «диалог между Великим магистром ордена госпитальеров и генуэзским морским капитаном, его гостем».

Капитан рассказывает: «В ходе моего путешествия прибыл я к Тапробане и был вынужден сойти на берег в том месте, где из-за страха перед местными жителями скрывался в лесу. Потом вышел из него и увидел, что стою на широкой равнине прямо под экватором… Я наткнулся на большую группу мужчин и вооруженных женщин, большинство из которых не понимали нашего языка. Они отвели меня тотчас в город Солнца». Сей город стоял на холме, окруженный семью огромными стенами или кольцами, каждая из которых соответствовала планете. Люди носили тоги поверх комбинезонов, белые днем и красные ночью. Как новые атланты Бэкона, они отличались пристрастием к науке, как республиканцы Платона, исповедовали обобществление женщин и детей.

Еще один современник Бэкона, немецкий священнослужитель-лютеранин Иоганн Валентин Андре, в 1619 г.

написал аналогичный труд: «Христинополис», идеальный город, соединил в себе аскетизм Мора, научность Бэкона и беззаветную набожность самого Андре. Андре, очевидно, стал основателем розенкрейцеров, поскольку считается автором серии анонимных манифестов, появившихся в те времена и призывавших мудрых и просвещенных организовать тайное общество и назвать его Орденом розы и креста, чтобы реформировать Европу. Хотя проект Андре не увенчался успехом, оккультисты и шарлатаны с тех пор использовали эти памфлеты в своих интересах, заявляя, что они и есть настоящие розенкрейцеры.

Все эти утопии дали свободу предубеждениям их авторов. Так, холостяки Платон и Кампанелла проповедовали обобществление женщин, а женатые Мор и Андре стояли за семью. Те, кто (подобно Бэкону) питали слабость к роскоши и церемониям, наполняли свои утопии такими представлениями, а те, кто не питали – навязывали всем свой скучный натурализм. Это напоминает анекдот об агитаторе, который разглагольствует перед толпой о том, что вот случится революция, и богатым придется работать до седьмого пота, а им, рабочим, можно будет уплетать клубнику. Голос из толпы: «Товарищ, а я не люблю клубнику!» Агитатор: «Дойдет до революции – полюбишь!»

Справедливости ради надо отметить, что в «Законах» Платон отказывается от чистого коммунизма, как от неподходящего нашему несовершенному миру строя. Вместо этого он пропагандирует «государство второго сорта», очень похожее на современные ему греческие города-государства, управлявшиеся аристократией и придерживавшиеся нормальных семейных отношений. Он даже объявляет спартанскую конституцию слишком милитаристской, поскольку она не пренебрегает мирными добродетелями наряду с военными.