Вишенки в огне - Виктор Бычков

Вот и сейчас он не думал о собственной жизни, а соображал, как бы больше прервать жизней врага на берегу его любимой с детства речушки Деснянки. Мало того, что враг пришёл сюда без спроса, истоптал своим грязным, поганым, чужим сапогом священную для мужчины землю, он ещё и посягнул на святое: жизни его самых близких, земляков. Простить такое мужчина не мог. И терпеть безмолвно и безропотно тоже. Душу его захлестнула ненависть, искала выхода. И он нашёл его, выход этот. За его спиной, за ним стоит его деревенька, родные и близкие люди, наконец, стоит его Родина. Он осознавал это, и это осознание своей значимости в борьбе с захватчиками поднимало его, возвышало в собственных глазах, придавало сил. И брал ответственность на себя. Он не мог отсиживаться за чужими спинами, когда вся страна восстала против врага. Но и со своей спины не перекладывал собственную ответственность на других. Мужчина был способен сам лично рассчитаться с врагом, что он и делал.

Там, где синеет спасительный лес, раскинулось бывшее колхозное поле, открытое пространство. Молодая трава не сможет скрыть человека. Здесь река, вдоль берегов цепью навстречу друг другу идут вооружённые враги с собаками. До них от него в обе стороны около километра. Немцы пока его не видят: скрывают кусты. Но это ловушка, человек как никогда понимает, что попал в западню, однако осознание смертельной опасности не остановило его, не выбило из колеи, не потерял рассудок. Напротив, повышенное чувство риска на грани жизни и смерти только придало сил, заставило мозг и тело работать, трудиться за чертой своих физиологических возможностей и способностей, заложенных природой. Вынудило доставать, извлекать из глубины кладовых опыта тысячелетнего человеческого бытия именно те знания, навыки и чувства, благодаря которым человек выживал в самые драматические мгновения своего развития. Это психологическое состояние потом люди назовут звериным чутьём, интуицией, инстинктом самосохранения. Но ему было совершенно безразлично, как и что называлось. Он действовал!

Сорвавшись с места, мужчина бросился в сторону цепи, что шла из Слободы. Укрылся за кустом метрах в четырёхстах, воткнул в землю палку с рогатиной на конце, что раньше использовал в виде посоха, установил винтовку, справился с дыханием, тщательно прицелился. Благо, цели двигались ему навстречу по – немецки правильной и почти ровной шеренгой с равными интервалами. Осталось лишь выбрать цель, что и постарался сделать мужчина.

Громом средь ясного неба прогремели один за другим три винтовочные выстрелы; скатилась с мёртвой офицерской головы фуражка; рвали поводки две служебные собаки, тащили за собой безжизненные тела хозяев.

Цепи залегли. Стрелок тут же бросился в обратную сторону, навстречу врагам, что шли от Борков. И снова три выстрела достигли цели.

Вопреки здравому смыслу, человек устремился вдоль берега туда, где строчил с пулемёта, поливая свинцом кусты, немецкий броневик. Он ехал впереди цепи солдат, что, пригнувшись, снова двинулись вперёд.

Связка гранат, брошенная с близкого расстояния, заставила остановиться бронемашину, она задымила, извергая в безоблачное утреннее весеннее небо клубы чёрного дыма. Тотчас оборвался и рокот пулемёта.

Человек, не мешкая ни секунды, опять предпринял действие, совершенно несовместимое со здравым смыслом: снова побежал в сторону врага, навстречу, казалось бы, своей неминуемой гибели. Когда да идущих цепью немцев оставались какие-то сотня-полторы метров, вдруг резко свернул к Деснянке, на ходу выдернув сухой стебель камыша, неторопливо обломил его, тщательно продул, вошёл в реку, погрузился в неё, потом ушёл с головой под воду, вжался под водой в обрывистый берег с густой, ниспадающей в реку травой. Он исчез! Лишь над речной гладью среди молодого аира и провисшей с берега осоки торчала тоненькая трубочка камыша. Поднятая мужчиной муть со дна реки снова медленно осела на определённое природой для неё место, уплыла вслед за неторопливым бегом воды, растворилась бесследно.

Он уже не видел, как рыскали берегом овчарки, потеряв такой свежий след, бесились от бессилия, давились, заходясь злобным лаем; как бегали солдаты, с недоумением разводя руками.

Das ist Waldgeist! Das ist Wassermann!

И не удивительно, лишь леший да водяной способны на такое: только что был здесь, стрелял, в него стреляли, его многие видели, и, на тебе! Не стало! Воистину, поверишь в водяных и леших.

Взрывы от брошенных в воду гранат мужчина слышал: они больно ударили по перепонкам, звоном отдались в голове, пришлось даже немного хлебнуть воды. Но быстро оправился: благо, гранаты взорвались вниз по течению.

Время под водой остановилось. Человек помнит, что тогда солнце только-только встало, а сейчас он позволяет на мгновение открыть прямо в воде глаза, видит солнце над рекой. Решает передохнуть, втянуть воздух полной грудью, отдышаться. Дышать через камышинку в воде можно, но не очень продолжительное время. У него уже был опыт. Это он проделывал и не раз ещё в далёком детстве, когда с друзьями играли на берегу Деснянки. Но здесь совершенно не тот случай и игра совершенно не та, не детская. Поэтому, приходилось терпеть на грани потери сознания. Однако терпел. Спиной он хорошо слышал топот множества ног ещё в самом начале, а теперь как не прислушивался, как не вжимался в дрогкий берег реки, земля не сообщала ему о присутствии посторонних на берегу. Посчитал, что враги ушли, можно вдохнуть воздуха, выйти из воды.

Надеялся ещё, что на поверхности быстрее появится слух, исчезнет противный тонкий звон в ушах, что появился от взрывной волны в воде.

Спустя ещё какое-то время над водой в густой прибрежной траве, что свисает прямо в воду, у берега сначала замаячила человеческая голова, потом, наконец, на берегу появился и сам человек. Стоя на коленях, так же долго оглядывался вокруг, одновременно прислушивался к себе: звон и боль в ушах сохранялись. Мало того, сильно болела голова.

Тщательно огляделся: никого. Лишь аисты парили в вышине да несколько штук их важно расхаживали по высокой болотной траве невдалеке от человека. Ходили спокойно, непугано. Значит, рядом нет никого. Это обнадёжило, придало уверенности, и мужчина уже спокойно и тщательно принялся осматриваться вокруг, оценивал обстановку.

Солнце застыло в зените, значит, день переваливал на вторую половину. Мужчина ушёл от реки в сторону колхозного поля, остановился на краю за густыми кустами лозы, принялся раздеваться, развешивать свои мокрые, рваные одёжки по кустам. Остался в исподнем белье. Разобрал винтовку, протёр, разложил для просушки. То же проделал и с пистолетом. Постепенно возвращался слух, проходила боль в голове, но звон всё равно оставался. Ещё раз внимательно оглядевшись, человек расположился под кустом отдохнуть: слишком тяжёлым и насыщенным на события был для него этот майский день 1942 года.

Сон его был коротким и чутким, но вполне достаточным, чтобы восстановились силы, и мужчина снова почувствовал себя готовым к продолжению борьбы с врагами.

Никто из слободчан, из немецких патрулей не удивился, когда ближе к вечеру затопилась банька у нового старосты деревни Слобода Прибыткова, что стоит за огородом на берегу Деснянки. Уже стемнело, когда в баню открыто, демонстративно на виду у всех с зажжённым фонарём в руках и свертком чистого белья подмышкой прошёл и сам хозяин Кирилла Данилович. Перед тем, как зайти, ещё постоял, покурил, по – хозяйски оглядел огород, кусты, кинул пытливый взгляд на речку, прислушался к вечерней деревне. Тихо. Тепло. Покойно. Втоптал окурок в землю, очередной раз окинул взором окрестности, открыл дверь в предбанник.

Очередное майское утро 1942 года ничем не отличалась от других: всё так же взошло весеннее солнце; всё так же парили над поймой реки аисты; как всегда в такую рань одаривал землю звонкой песней жаворонок.

После построения у немецкой комендатуры загружались в машины солдаты, что вчера прибыли из района на помощь в поимке «лешего». Уезжали обратно, так никого и не поймав, предварительно отправив с попутной колонной в фатерлянд гробы с телом командира взвода лейтенанта Меркель и ещё трупы семерых сослуживцев. Ужасная страна Россия: помимо комиссаров и красноармейцев, здесь сражаются против доблестных немецких солдат и лешие с водяными.

К немцам, широко улыбаясь, подходил высокий, опрятный, стройный полицай в форменной одежде, с винтовкой на плече. Его чисто выбритое лицо источало одновременно радость и глубокую признательность, подобострастие и готовность услужить.

– Хайль Гитлер! – поприветствовал он солдат, что, сгрудившись, уже сидели в кузове, некоторые из них ещё пытались досмотреть прерванные сны. – Три литра! – добавил распространённую среди сослуживцев-полицаев шутку, обыгрывающую немецкое приветствие.

Ответом ему были тишина и презрительные взгляды союзников. Но это, казалось, не очень-то и обидело полицая.