Дом грозы - Ксюша Левина

– Как пожелаешь, но я не «малыш». – У Нимеи, оказывается, есть силы, чтобы посмеяться. – Если тут кто и «малыш», так это ты, а я…

–…истеричная взрослая особа.

– Да, мне нравится. – Она кивает и делает вид, что задумалась над его словами. – Истеричная и взрослая. Мне нравится.

– Какого черта? – звучит посторонний голос над их головами, Нимея часто моргает, чтобы прогнать слезы.

Непрошеные зрители добавляют холода объятиям: то было личное, чужим глазам не предназначенное. Нимея отстраняется, бросив напоследок взгляд на мокрую от ее слез футболку Фандера и его полные сострадания глаза, которые провожают каждый ее жест.

На них сверху смотрят вытянувшиеся от удивления лица друзей. Рейв, Лис, Якоб. За их спинами Лю – это она начала возмущаться. Брайт, хмурая, стоит в сторонке.

– Нимее нужен отдых. Она еще слаба, – обрубает невысказанные вопросы Фандер, поднимается на ноги, потянув за собой Нимею, и торопится вместе с ней в ту спальню, где не так давно ее лечил.

Дорн

Нимея Нока

У Фандера Хардина словно есть сокровенная тайна. Она не страшная, не отвратительная, не постыдная; эта тайна священна, и он горд, что оберегает ее. Нимея даже немного ему завидует. Будь у нее такое знание, она непременно была бы счастлива, и это все, на чем сосредотачиваются ее мысли вот уже четверть часа.

В Нимее будто только что умерла надежда, а вместе с ней и одни из немногих крох счастья, что приходилось с такой болью собирать после революции. Но рядом Фандер Хардин, и он, очевидно, и не думает ни о чем переживать. У него все хорошо – быть может, потому что ничего нет?

У него нет имени. Его тело зарыто в ледяную землю на траминерском кладбище. Нет семьи. Нет дома. Да даже планов на жизнь – и тех нет. Но он, черт возьми, счастлив. Это чувствуется в каждом его вдохе и навечно приклеившейся к губам хитрой полуулыбке.

Он, черт бы его побрал, знает какую-то тайну. И все время о ней думает.

Нимею эта мысль интригует, больше всего на свете она мечтает влезть в его голову и посмотреть, что творится за полуприкрытыми веками, пока ресницы трепещут, а на щеках появляются следы ямочек.

Нимея и Фандер полулежат, прислонившись к спинке кровати в спальне, и молчат уже вечность. Он привел ее сюда, уложил рядом с собой, велел успокаиваться и глубоко дышать.

– Интересно, сколько нам осталось? Дня два, и все закончится? Что будешь делать дальше? – Хардин нарушает тишину внезапно, этот вопрос как бы витал в воздухе.

– Не знаю. Вернусь в Траминер.

– Зачем?

– Чтобы позаботиться о тех, кто во мне нуждается. – Ее голос становится сиплым.

– Энграм?

– Энграм.

– Ты любишь его?

– Конечно, люблю. – Она чувствует, как сжимаются пальцы Фандера, и только в этот момент понимает, что они держатся за руки. – Ревнуешь?

– Ревную.

– Это не та любовь, о которой тебе нужно переживать.

– А мне можно переживать?

– Я… не знаю… – Нимея растерянно хмурится, сглатывает и косится на профиль Фандера. Тот сидит с закрытыми глазами, совершенно спокойный.

– Да ладно, брось. Не отвечай.

– Нет, слушай.

Нимея разворачивается к Фандеру лицом и даже кладет руки ему на плечи.

– Я хотела сказать, что я тобой горжусь. Погоди, не перебивай. Я рада, что ты научился быть траминерцем.

– Что? – Он смеется.

– Быть магом времени, конечно, круто, но быть магом земли, как по мне, даже круче. Большинство из ваших это раздавило, поверь, я видела многих. В основном женщин, которые приносили мне украшения. Среди них были те, кто попытался сменить сторону, притвориться своим для иных. Но в то же время истинным траминерцам тяжелее всего было принять, что маг земли – слабый маг. Даже те, кто никогда не принимал токсин, жили в уверенности, что слабость – это не часть их природы, а какое-то проклятие, болезнь. Стыдились себя или вроде того, не знаю. Как будто им было дискомфортно в собственном теле, ну со стороны так кажется. Они все уверены, что ничего не стоят.

– Но это не так, – кивает Фандер.

– Я теперь это вижу. То, что ты делал в лесу, говорил с ним… Не уверена, что когда-либо встречала подобное. Это очень круто. Ты не просто умеешь цветочки выращивать, ты общался с лесом! Я горжусь тобой, Хардин. – Она не замечает, как открывается все больше и больше, забывает о своих проблемах, отвлекается, чувствуя себя такой нужной, отчего за спиной словно расправляются крылья.

– Если ты будешь говорить мне это почаще, я из кожи вон вылезу, но стану не только магом времени и земли, но, может, даже поднаторею во владении огнем или… не знаю… как насчет воды?

Оба начинают смеяться. Фандер открывает глаза, в очередной раз шокировав Нимею черной радужкой, и ловит ее взгляд. Они разглядывают друг друга, будто могут что-то прочитать в чертах лиц, и оба еле заметно касаются солнечного сплетения в попытке унять что-то очень похожее на внезапный приступ изжоги. Там поселился крошечный огонек, не дающий сосредоточиться на словах.

– А теперь ты меня послушай. – Хардин проводит пальцами по ее скулам. – Ты заслуживаешь быть счастливой. Несмотря на то что не видишь дальше своего носа, не веришь в то, что люди могут исправиться, и не сядешь за один стол с Бэли Теран. У тебя явно проблемы с доверием и с тем, чтобы видеть серый цвет помимо белого и черного, но поверь, все закончится. Когда небо станет мирным, ты прозреешь. Это легче, чем поверить, что с лесом можно говорить. Поймешь, что любящих тебя людей больше одного. Энг, Омала, все присутствующие в этом доме. Но самое главное… Твоя мама любит тебя, хоть это теперь и ушло слишком глубоко в ее сердце. – Нимею будто резко бьют кулаком под дых, до выступивших на глазах слез.

Она качает головой в попытке остановить Фандера, который зашел на опасную, запрещенную территорию.

– Ты можешь винить меня за то, что с ней случилось. – Он торопится говорить, обхватывает ладонями голову Нимеи, чтобы та не отворачивалась. – Или всех траминерцев, что только существуют. Можешь убить меня, если от этого тебе станет легче. Все что угодно, если это поможет тебе понять одну вещь. То, что мама сейчас не такая, как раньше, не значит, что это твоя личная драма и что Вселенная делает это тебе назло. Так вышло, вот и все. Но это не то, из-за чего тебе нужно себя жалеть, поняла?

– Поняла. – Нимея кивает и утыкается носом в ладонь Фандера.

– А еще… ты не одна, даже без них. И не потому, что я всегда буду рядом, тебе это может показаться совсем не нужным. И я это пойму. Только из-за того, что я тебя выбрал, ты меня выбирать вовсе не обязана. Просто ты не сможешь быть одинокой, когда не безразлична стольким людям. Ты всего этого заслуживаешь: всех своих друзей, готовых прийти ночью на кладбище для эксгумации тела; подруг, которые будут драться с кем-то на две головы выше, чтобы убедиться, что ты жива; и меня, даже если тебя это не радует, но я… при случае могу ударить твоего обидчика веткой по голове, как видишь.

Шутка выходит нелепой, но Нимея Фандера не винит.

– Посиди со мной еще минут десять, и пойдем обедать. Иначе придется сожрать тебя, – вздыхает Нимея, в который раз обещая Фандеру съесть его от голода, и он уже не воспринимает это как шутку, скорее как традиционную фразу.

– Это будет честью для меня.

Он укладывает ее рядом,