Хроника великого джута - Валерий Михайлов

Луначарский не ответил на письма Короленко, хотя и обещал, и не издал эти письма со своими ответами, как было договорено. (Они были изданы в 1921 году в Париже и незадолго до смерти прочитаны Лениным.) Обманув старого наивного писателя, Луначарский с театральной брезгливостью развел руками: «Эти «праведники» в ужасе от того, что наши руки обагрены кровью»…

Прав был Короленко – несмотря на миллионные жертвы, разруху, мор, страна только еще стояла у порога бедствий. И снова нахлынули они тогда, когда у лопоухого, доверчивого крестьянина потребовали назад всю его земельку. Вторая коллективизация (1929-1933 годы), которую Сталин сравнил по значению Октябрьской революцией, стала главной операцией по раскрестьяниванию крестьянской страны и, подобно операции расказачивания, унесшей жизни 2,5 миллионов из 4 миллионов казаков, превратилась в организованное и беспощадное истребление народа. Причем в первую очередь под топор пошли лучшие, самые умные, честные и трудолюбивые.

Спрашивается, зачем большевикам понадобилось уничтожать крестьянина-кормильца? А затем, что для Ленина и его соратников крестьянство было «главным врагом социализма» и, стало быть, мировой революции. Как только Ильич не величал вековечного труженика! И «мелким буржуем», и «мироедом», и «мешочником», и «спекулянтом». Владелец мало-мальской собственности (изба, соха, лошадь, надел земли) был для него «носителем мелкобуржуазной стихии, а значит, самым ярым противником. Ради победы мировой коммуны крестьянство – большинство России – надлежало либо изничтожить, либо поработить.

Задолго до революции В.И. Ленин так определил тактику обращения с крестьянством:

«Мы сначала поддерживаем до конца, всеми мерами, до конфискации, – крестьянина вообще против помещика, а потом (и даже не потом, а в то же самое время) мы поддерживаем пролетариат против крестьянина вообще».[271]

То есть пусть крестьяне разорят помещиков (крупные товарные хозяйства), а потом (или одновременно) их самих разорят фабричные, присланные из городов.

После Октября наступил этап порабощения:

«От трудовой повинности в применении к богатым советская власть должна будет перейти, а вернее, одновременно должна будет поставить на очередь задачу применения соответствующих принципов к большинству трудящихся рабочих и крестьян».[272]

Идеи Ленина развивали его ученики и соратники. Л.Д. Троцкий (который называл крестьянство «бесформенным обломком средневековья в современном обществе») на IX съезде партии говорил:

«Поскольку мы перешли теперь к широкой мобилизации крестьянских масс во имя задач, требующих массового применения, постольку милитаризация крестьянства является безусловно необходимой. Мы мобилизуем крестьянскую силу и формируем из этой рабочей силы трудовые части, которые приближаются по типу к воинским частям… В военной области имеется аппарат, который пускается в ход для принуждения солдат к исполнению своих обязанностей. Рабочая масса должна быть перебрасываема, назначаема, командуема точно так же, как и солдаты… Мобилизованный чувствует себя солдатом труда, который не может собою свободно располагать, если дан наряд перебросить его, он должен его выполнить; если не выполнит – он будет дезертиром, которого карают».

«Любимец партии» Н.И. Бухарин теоретизировал:

«Пролетарское принуждение во всех своих формах, начиная от расстрелов и кончая трудовой повинностью, является, как ни парадоксально это звучит, методом выработки коммунистического человечества из человеческого материала капиталистической эпохи».

Смысл этих и подобных высказываний (а ведь они осуществлялись!) был один – свободных тружеников превратить в рабов коммунизма. Человека, для большевиков, не существовало – был лишь «человеческий материал». А поскольку «материал» был «косным», то бишь не желал из вольного превращаться в подневольного, то большевики применили против него лучшее средство усмирения – политику голода.

…В 1891 году помощник присяжного поверенного Владимир Ульянов проживал в Самаре, центре голодающего Поволжья. Молодой Ильич (ему шел 21-й год) «был единственным из представителей местной интеллигенции, который не только не участвовал в общественной помощи голодающим, но был категорически принципиально против такой помощи. «В конце 1891 г. разговоры о борьбе с голодом, – вспоминал В. Водовозов, – привели к созданию в Самаре особого комитета для помощи голодающим… В комитет входила самая разнообразная публика – от чиновников, занимавших высокие посты в местной служебной иерархии, до лиц, явно неблагонадежных, даже прямо поднадзорных… На собраниях и сходках молодежи Ленин вел систематическую и решительную пропаганду против комитета…». Владимир Ильич, рассказывает друг Ленина по Самаре, «имел мужество открыто заявить, что последствия голода – нарождение промышленного пролетариата, этого могильщика буржуазного строя, – явление прогрессивное, ибо содействует росту индустрии и двигает нас к нашей конечной цели, к социализму, через капитализм-Голод, разрушая крестьянское хозяйство, одновременно разбивает веру не только в царя, но и в бога, и со временем, несомненно, толкнет крестьянина на путь революции и облегчит победу революции». Свое отношение к комитету помощи голодающим, т. е. тем, кто пытался помешать «прогрессивному явлению», будущий Ленин выражал, по свидетельству его друга, чрезвычайно ясно и просто: с членами комитета есть один способ разговора: «рукой за горло и коленкой на грудь».[273]

Молодой, да ранний был Ильич! Костью в горле у него, конечно, был Столыпин с царем, приведшие страну к хлебному изобилию. Как же зато радовался убийству Столыпина! И Керенского с компанией одобрил – несмотря на завалы хлеба в России, они исхитрились создать его нехватку в Петрограде и устроить революцию.

С обретением власти наконец-таки стало возможным выявить прогрессивное значение голода в полной мере. Вскоре в городах ввели «классовый паек». «Были введены 4 категории: 1-рабочие тяжелого физического труда, 2-все остальные рабочие и служащие, 3-лица свободных профессий, 4 – нетрудовые элементы. В июне 1918 г. к двум последним категориям было отнесено в Петрограде 13,9% населения. В сентябре было опубликовано решение, гласившее: «Народный комиссариат социального обеспечения подтверждает тем самым необходимость лишения пайков всех кулацких и буржуазных элементов города и деревни; полученные таким образом излишки пойдут на увеличение пайка городской и деревенской бедноте». С первых же дней революции советское правительство присвоило себе право решать, кого нужно кормить, кого можно оставить умирать с голоду. Правительство присвоило себе право решать, кого оно будет кормить, а кому ничего не даст. Было формально объявлено об отказе признавать право людей на равенство перед лицом голода, голодной смерти».[274] Так одних прикупили приварком к пайку, а других приговорили к вымиранию. Но чужой бедой сыт не будешь. Жировали лишь оккупанты – большевистская элита. (В Петрограде верный ленинец Гришка Зиновьев на радостях, как говорили тогда, морду отъел и разжирел до неприличия; в это же время Александр Блок медленно умирал с голоду.)

Между тем неутомимый марксистский мозг Ильича открыл социалистический способ борьбы с голодом – объявил хлебную монополию. Если капиталистический (равно феодальный, рабовладельческий, первобытнообщинный) способ борьбы с голодом состоял в том, чтобы обеспечить население хлебом, попросту накормить людей, то социалистический – состоял в борьбе за хлеб.

Под предлогом устроенного ими же голода большевики развернули эту борьбу. Разумеется, они не бросились пахать и сеять, а принялись, как обычно, грабить и отбирать. Ленин не успевал рассылать депеши своим продовольственным комиссарам. 10 августа 1918 года в Саратовскую губернию: взять «в каждой хлебной волости 25-30 заложников из богачей, отвечающих жизнью за сбор и ссыпку всех излишков».[275] 19 августа в Орловскую: беспощадно подавить кулацкое левоэсеровское восстание с «конфискацией всего хлеба у кулаков».[276] 1 октября, всем губерниям: «…вдесятеро больше усилий на добычу хлеба… Запасы все очистить и для нас и для немецких рабочих».[277] По определению историка Михаила Геллера, «он действует, как захватчик в оккупированной стране, используя в качестве вооруженной силы продовольственные отряды…».[278] Только не сравнение здесь нужно, а имя существительное: Ленин и был самым настоящим захватчиком в оккупированной большевиками стране.

В ответ на политику голода по всей России прошли вооруженные восстания крестьян. Кто с винтовкой, а кто с вилами, они пытались защитить от гибели свои семьи – за это советская власть обозвала их бандитами и бросила против них регулярные войска. Драпавший от поляков, но поднаторевший в братоубийственной бойне Тухачевский подавлял в 1921 году восставших тамбовских крестьян с помощью армии в 35 тысяч штыков и 10 тысяч сабель, располагавшей сотнями пулеметов и 60-ю орудиями (бывало, из пушек расстреливали повстанцев: поставят связанных перед собственной избой и – огонь!). В Сибири в том же году крестьянский «мятеж» усмиряли два стрелковых и два кавалерийских полка, пехотные курсы, кавалерийская бригада, стрелковая дивизия, 4 бронепоезда и вспомогательные войска. Это лишь примеры тотальной войны большевиков крестьянской страной. Среди «героев гражданской войны», иначе говоря, отличников братоубийственной бойни, Фрунзе, Буденный, Якир и прочие. За что же бились они? Чтобы покорить крестьян, отобрать у них весь хлеб и сделать их заложниками голода. Мудрый Ильич понимал, что не пуля правит миром – голод. Как ни хороши пулеметы и артиллерия, но свинцом перебьешь тысячи врагов. Голод же косит миллионы. Чем меньше «врагов социализма», тем ближе победа. Все, что полезно для мировой революции, то и морально.