Подлинные анекдоты из жизни Петра Великого слышанные от знатных особ в Москве и Санкт-Петербурге - Якоб Штелин

40. Монарх пирует с плотницкими

Из показанных переселенцев целая слобода плотников поселена была на Охте. Великий государь построил в оной церковь во имя Св. Иосифа Древодела[178]. По освящении оной, на котором сам он присутствовал, дал знатный стол плотникам, и за оным пировал с ними равно как старший из них, без наималейших чинов и вида величества; по окончании стола дав повеление угощать их всем, что к веселью их потребно, и пожелав им столь же весело препроводить остаток дня, поехал, оставив их в несказанном удовольствии.[179]

41. Хозяйственный его за всем присмотр

Из числа таковых же переведенцев был пивовар, по прозванию Лапшин. Великий государь по всегдашнему своему обыкновению разъезжая по работам, заезжал и на пивоварню сего Лапшина; и увидя однажды из устья печного выбивающийся не малый огонь, сказал ему: «Лапшин, вижу я, что ты и не думал о сбережении дров; и (указывая на пламя), смотри, сколько у тебя попусшу пропадает дров; ты видишь только под носом, что около Петербурга ныне лесу много, и дрова дешевы; а не рассуждаешь, что без бережи и самые большие леса истребиться могут в краткое время; и так должно тебе переделать печь и сделать оную так, чтоб траты таковой дров отнюдь не было». Потом потребовал бумаги, начертил ему план сей печи; и объяснив ему оный, сказал наконец: «Когда переделаешь печь, то я приеду и посмотрю, нет ли какой еще ошибки?» Но видно, что великий государь, или недоволен быль сею печью, или пивоварами своими, которых предрассудки были почти непобедимы. Сие заключишь можно из того, что великий хозяин сей выписал из Голландии пивоваров, и на Выборгской стороне построил каменные на голландский манер пивоварни, которые нередко посещая, советовался всегда с пивоварами теми о возможнейшем уменьшении дров в варении пива.[180]

Из Деяний его величества видно, насколько он во всю свою жизнь занимался сбережением лесов во всем пространстве империи своей, и сколь много в том преуспел.

42. Монарх, едучи на обед к князю Меншикову, заезжает к матросу, и по просьбе его у него кушает

Князь Меншиков часто угощал монарха обеденными и вечерними столами. В одно время звал он их величеств к обеденному столу, к которому также приглашены были им все иностранные Министры и многие знатные господа. Монарх, дав слово быть к нему, поехал прежде на осмотр Адмиралтейских работ (между же тем её величество и все гости прибыли к Меншикову).

Великий Государь, осмотрев работы и учредив все нужное, и сам поехал к нему же в обыкновенном почти летнем экипаже своем, то есть в одноколке. Матрос, ожидавший Монарха на дороге, упал перед одноколкою на колени; Государь остановился и спросил: чего, он хочет? Бог даровал мне сына, а тебе, Государь, матроса, ответствовал сей; удостой посетить его. Государь спросил, далеко ли он живет? – Близко. Хорошо, сказал Монарх; и так, в предшествии матроса, великий государь поехал за ним, и вошел в хижину его. Родильница поднесла его величеству на деревянной тарелке чарку вина; Монарх, поздравя ее с сыном, выкушал, и положил на тарелку два рубля. Стол у хозяина был уже накрыт, на нем стоял пирог с морковью и яйцами. Монарх, отломив кусок пирога, закушал. А между тем хозяин, поставив на стол горячие щи, сказал: «Хотя бы отведай батюшка, матросских-то щей»; и сего довольно было к убеждению его величества. Он отведал щей довольно их покушал. Потом выпил поднесенный ему стакан пива; пожелал хозяевам доброго здоровья, поехал, и прибыв к Князю уже в третьем часу, просил у гостей извинения, что заставил их так долго дожидаться; «ибо Бог даровал мне нового матроса, и я не мог отказать отцу его, чтоб к нему не заехать и не отведать его щей.[181]

43. Князь Яков Федоров избавляется из шведского плена решимостью, его достойною, и приводит в Ревель шведский фрегат

Известно, что сей знаменитый муж, вследствие учиненного от Короля Шведского под Нарвою договора, задержан был с прочими генералами в плену, и отведен в Стокгольм. Поскольку Карл XII никогда не хотел согласиться на размен пленных, то он с прочими и содержался как пленник, до 1711 года. Сей достойный россиянин, в том же году, освободился из плена следующим образом.

Правительство шведское рассудило часть пленных россиян, содержавшихся в Стокгольме, перевезти морем в Готтенбург, в числе их был и князь сей. А так как на фрегате том находилось россиян больше, нежели шведов: то сего и довольно было, чтобы вложить ему мысль, овладеть фрегатом и уехать на нем в Россию. Он сообщает намерение сие сотоварищам своим; и они охотно соглашаются следовать во всем мужеству и примеру его? Князь определяет на исполнение предприятия своего вечер субботы, то есть, когда в вечернюю службу запоют Всемирную славу, и допоют до сих слов: «дерзайте, дерзайте люди Божии», вмиг броситься всем им на Шведов, обезоружить их, и овладеть фрегатом. Все сие исполнено в точности; они как львы при последнем слове бросились на не воображавших, того Шведов, обезоружили их, и противящихся одних покололи, других потолкали в море, третьих повязали и заключили под палубу; оставили свободным одного только шкипера, и Князь, приставив к груди его шпагу, сказал: «Ежели хочешь быть жив, то вези нас к Кроншлоту или к Ревелю; но берегись изменить!» Не осталось ему иного, как или умереть, или повиноваться; он избирает последнее, приводит фрегат в Ревель и входит в гавань с пушечною пальбою. Сколь героический таковый поступок приятен был Монарху, то может удобно представить себе читатель: его величество, быв тогда в Петербурге, в письме своем к князю Меньшикову называет освобождение его из плена чудесным. Коль же скоро князь прибыл к монарху, то его величество обнял его, и не однократно целуя, выхвалял неустрашимую его решимость. Слезы радости, пролитые князем при сем свидании, прослезили самого монарха и всех бывших при том. Скоро по сем великий государь объявил его сенатором и сверх того поручил ему комиссариат.[182]

Великие достоинства сего знаменитого князя увидим в впоследствии.

44. Героической поступок одного россиянина, содержавшегося в Стокгольмской темнице в оковах и признательность к оному великого государя

Предупомянутое происшествие настолько огорчило шведское правительство, что все почти пленные россияне, оставшиеся в Стокгольме, были закованы, и содержались в разных темницах с великою суровостью, яко злодеи. В числе сих пленных находился Новогородский купец Иголкин, которой, еще до Шведской войны, торговал в Швеции и научился языку их. И как известно, что Карл XII начал войну с Россиею тем, что всех Россиян, бывших тогда в Швеции; какого бы ни были они звания, повелел задержать в плену; и так сей Иголкин с 1700 году содержался в неволе сей; а по уходе князя Долгорукого, как уже сказано, все россияне были окованы к разведены по разным тюрьмам.

Иголкин содержался в одной из таких до возвращения Карла ХІІ из Турции и до начавшихся через барона Герца мирных переговоров. В сие-то время сей достойный россиянин, услышав от двух на карауле в темнице той стоявших солдат, говоривших между собою обидные и ругательные слова российскому государю, не мог сего вытерпеть; он увешивал их, чтоб они унялись и не дерзали ругать великого государя, которой есть помазанник Божий. «И почему знаем мы, за что они с королем вашим воюют?» – Но солдаты, с ругательством приняв его увещание, продолжали дерзкий свой разговор. Иголкин призывает унтер-офицера, жалуется ему на часовых, и просит унять и наказать их, яко ругателей великого государя: но и сей унтер-офицер, презрев слова его, смеялся только его жалобе.

Что же сей россиянин предприемлет? Он решился сам доставить себе над солдатами управу; он был роста высокого, и сложения крепкого, молча, и как бы без намерения подошел к ним, бросился на них как исступленный, вырывает у одного ружье, и штыком закалывает сперва вооруженного, а потом и обезоруженного; и исполнив героическое сие действие, ожидает спокойно своего жребия. Караульный офицер с командою вбегают в темницу, схватывают героя, ни мало уже не противящегося; сковывают страшными цепями, и о происшедшем доносят высшему начальству. На вопрос, как он осмелился убить солдат, герой отвечает с неустрашимостью: «Я, как верный подданный моего государя, обязан я законом Божиим, гражданским и присягою, пролить за честь его последнюю каплю крови моей; слыша же священное имя его поносимое, увещевал их уняться; они презрели оное; я призвал унтер-офицера, жаловался ему, но и сей вместо удовольствия смеялся только надо мною; они того еще более стали они поносить великую особу помазанника божия. Что осталось мне делать? Я должен был или отомстить ругателям смертью. или пролить свою кровь. Но правосудный Бог помог мне наказать дерзких ругателей; теперь участь моя в ваших руках, делайте что вам угодно; по исполнении долга моего, я готов безбоязненно принять смерть за честь моего Государя».