По следам Пушкина - Виктор Королев

Не обманула цыганка. Простой кадет возвысился до «и. о. императора». И в жизни Аракчеева будет немало поистине фатальных эпизодов, которые вполне могли изменить ход российской истории и «нашего русского всё».

В первый раз это случилось при Павле I. В канун переворота император, почувствовав измену, вспомнил об опальном Аракчееве и вызвал его из Грузино в столицу, намереваясь вновь призвать на службу. Если бы Аракчеев оказался в столице, заговор против императора не имел бы никаких шансов. Но военный губернатор Петербурга, один из организаторов покушения, граф Пален приказал любыми путями задержать Аракчеева на заставах, и тот не попал во дворец. «Не случись этого, Павел I и поныне сидел бы на престоле», – писал Н. И. Греч, издатель журнала «Сын Отечества».

Второй фатальный случай произошел в конце лета 1825 года. Аракчеев жил безвылазно в своем имении, когда Александру I поступил донос на тайное общество, готовящее государственный переворот. Царь немедленно поручил Аракчееву возглавить весь розыск и арестовать участников заговора. Унтер-офицер Иван Шервуд, предавший будущих декабристов, отправился с докладом к нему в Грузино. Аракчеев мигом придумал, как взять главных заговорщиков с поличным. Но его плану не суждено было свершиться: случилась трагедия, и граф тяжело заболел. Без него ничего не делалось, никто не был арестован. А потом Александр I умер, и декабристы вышли на площадь. Случись по-другому – и никто не разбудил бы Герцена…

Удивительно, но даже в этих двух эпизодах выявилась та роль, которую Бог уготовал Аракчееву и с который он справлялся совершенно блестяще. Всю свою жизнь он был ревностным слугой престола, умным и деятельным проводником царских чаяний, но никогда – самостоятельным политиком, вершителем судеб. На перекрестках истории перед великими людьми открываются бездны, но, вер ные себе, они спокойно перешагивают их и идут предначертанным свыше путем. От одного их слова зависят порой сотни судеб. И слово это бывает произнесено, и тогда жизнь другого человека складывается совсем иначе.

Так, трижды Аракчеев, порой и сам того не ведая, спасал Пушкина от верной ссылки в Сибирь или даже виселицы. Первый раз в 1818 году, второй – спустя два года, третий – в том самом 1825-м. Это не ушастый заяц перебежал дорогу поэту. Это ангел-хранитель ненароком сделал всё так, чтобы великий поэт остался в далекой псковской деревне, как и сам благодетель остался в своем новгородском имении. И оба просидели одиноко всю ночь, глядя на пламя догорающих свечей и проклиная свою судьбу: «Черт догадал меня родиться в России с душою и талантом…»

Они никогда не встретятся, но всегда будут идти по жизни рядом.

И в Летний сад гулять водил

То, что окружает ребенка в первые годы его жизни, чаще всего остается в нем навсегда. Ребенок может растратить полученное в отрочестве, может не прислушаться к тому, что было, и забыть своих нянек со всеми их сказками. А может всю жизнь носить их в душе и помнить – «что за прелесть эти сказки!» И развивать, и придумывать свои, и рассказывать их на сон грядущий своим уже детям…

У Пушкина и Аракчеева детство было разное. Какое у Пушкина – знают все. И как полугодовалый кудрявый мальчик в новогоднюю ночь выполз из детской в гостиную, где чуть ли не весь высший свет Москвы собрался встретить 1800-й год. Пенилось шампанское, сверкали сотни свечей в огромных зеркалах, и от души смеялись гости над милой шалостью сына хозяев, предрекая ему в новом веке чинов и богатства.

Знают все, и как гувернёры учили маленького Александра французскому и прочим наукам, и как в Летний сад гулять его водили. И как из года в год, где бы ни жили Пушкины, собиралось у них весьма представительное общество. Дядя будущего поэта Василий Львович был весьма популярен в литературных кругах, к нему тянулись, его стихи ходили в списках. Сергей Львович старался брату не уступать и тоже писал, и его тоже слушали на званых вечерах. Собирались у Пушкиных и историки, и писатели, и военные – фамилия была известная, хотя и не самая богатая по Москве.

Назвать бедными столбовых дворян Пушкиных язык не повернется. Маменька поэта имела от рода Ганнибалов подмосковное Захарово и земли в Псковской губернии, папенька – в Нижегородской. У папеньки 2 000 душ в Болдине; даром, что титулом княжеским или графским обойден, а по числу крепостных мало кому из них уступит. Для сравнения: Екатерина II в свое время Потемкина решила на всю жизнь озолотить, так 20 тысяч душ ему пожаловала. И тогда, заметьте, только мужицкого полу души считались, баб и девок в расчет никто не брал. У отца будущего графа Аракчеева было всего 20 душ, в сто (!) раз меньше, чем у Сергея Львовича Пушкина.

23 сентября 1769 года в семье бедного дворянина, отставного гвардии поручика, владельца крохотной деревеньки в Бежецком уезде Новгородчины родился мальчик, нарекли Алексеем. Его отец, Аракчеев Андрей Андреевич, служил в Преображенском полку, вышел в отставку в чине поручика с правом ношения мундира. От долгого и счастливого брака с Елизаветой Андреевной Ветлицкой у него было 11 детей: семеро сыновей, четверо из которых умерли в младенчестве, и четверо дочерей, ни одна из которых также не дожила до взрослых лет.

Сохранилась записка великого князя Павла Петровича к Аракчееву с соболезнованием по поводу кончины его отца в августе 1796 года: «Зная мое расположение к тебе, ты не можешь сомневаться об участии моем, тем более что я его знал твоего отца как человека доброго. Боже, утеши тебя!»

Хлеба в доме Аракчеевых хватало всегда, не голодали, но чтобы званые обеды для соседей-помещиков с шампанским и чтением стихов – этого никогда не бывало в семье. Даже пошить новый мундир отец не мог себе позволить. Жили очень скромно, по копейке откладывая на давнюю мечту – сделать Алексея офицером. Первенца своего отец с матерью хотели видеть продолжателем семейной традиции. Так и получится, как они мечтали с Елизаветой Андреевной – все три сына станут генералами: Алексей – военным министром, Петр – флигель-адъютантом императора Александра I, Андрей – комендантом Киева…

Осенью 1782 года Аракчеевы продали практически всю скотину и весь урожай. Вырученных денег было явно недостаточно – набралось сто рублей с копейками. Но на семейном совете решили все-таки ехать. Отец запряг лошадь, сам сел за кучера и повез Алексея в столицу. Он понимал, что ни в гвардии, ни в гусарах сыну не служить. Единственное место, куда можно было попытаться хоть как-то определить отпрыска – кадетский корпус. Не пажеский, конечно, а артиллерийский, инженерный. Там желающих поменьше, и вступительные экзамены не такие строгие. У Алексея же не было никаких нянек и гувернеров, грамоте его учил по псалтырю деревенский дьяк.

Прибыли в Санкт-Петербург, остановились на самом дешевом постоялом дворе, словно знали, что жить в столице придется им долго. Какие уж тут прогулки по столице – не до гуляний по Летнему саду! Как они вообще тогда выжили, никто теперь не узнает. Накопленные сто рублей были внесены сразу же, но тут выяснилось, что для немедленного зачисления в данное учебное заведение требуется двести рублей. Ходатайство о льготном приеме Алексея отец подал в тот же день, потом каждый день справлялся, но ответа все не было и не было… Прошел месяц, другой. Наступила зима. Денег не осталось ни копейки. Вот тогда будущий граф впервые узнал, что такое голод. Слава Богу, что не гнали еще со двора, хоть крыша над головою была. Отец продал сначала лошадь, потом свой потертый мундир. Потом дошла очередь и до теплой одежды. Выходить на улицу стало не в чем. Он согревал сына своим телом. Но каждое утро, закутавши голову платком, бегом мчался в канцелярию училища спросить о судьбе своего ходатайства. Ответа все не было. Был бы отказ – вернули бы сто рублей, и тогда можно возвращаться домой и не мечтать больше об офицерском будущем. А раз не было отказа, оставалась хоть какая-то надежда…

Позволю себе здесь напомнить, как Александр Пушкин поступал в лицей. Его привез в Царское Село известный в столице дядя-поэт. Это был первый набор в новое учебное заведение, которое поначалу планировалось исключительно для сыновей императора и самых именитых дворян. Потому-то и решено было послать Василия Львовича, который для пущей важности и убедительности запасся дворянской родословной племянника своего. И когда Саша с блеском прошел вступительное собеседование и был зачислен, на радостях повез его прощаться с Невским, с Зимним дворцом, и они долго еще бродили по Летнему саду. Дядя читал племяннику свои стихи, и оба мечтали о фамильной славе Пушкиных…

Отец и сын Аракчеевы прожили без копейки почти год. Когда стало в Петербурге теплее, бывший поручик ходил просить милостыню – чаще всего в Летний сад, оттуда гоняли, но там и подавали чаще. На пасху, когда в Лавре одаривали неимущих, пробился к митрополиту и сказал свою беду. Получил три рубля серебром, которых хватило на два месяца. Ответа из канцелярии все не было.