Тамбур - Анна Малышева

Сделка была успешно проведена, Татьяна получила причитающийся ей процент. О вечеринке давно забыли — сейчас она не смогла бы назвать и адреса ресторана. Визитка обитала в самом дальнем, непосещаемом ею отсеке бумажника. А вот Диму она не забыла.

Звонок она сделала спьяну — снова отмечалось какое-то событие на работе, которое было ей безразлично. Придя домой, женщина с отвращением осмотрела заброшенную квартиру, дорогую, но слишком чистую аппаратуру на кухне — плиту, микроволновку, комбайн…

Конечно, чистую — для кого же готовить? И позвонила.

Они встретились назавтра. Снова спокойный, дружеский разговор. Еще через день — более эмоциональное свидание. Дима исповедовался во всех грехах, но их оказалось немного. Смысл исповеди был таков — он несчастен. И главное — очень одинок.

Любовниками они стали через два дня. Для Татьяны это был рекорд — обычно она тянула неделю-другую. А затем она побила другой рекорд — уже через месяц поняв, что видит в этом человеке своего будущего мужа.

«А что? Должна быть семья. Не только работа, не все для карьеры. И может быть, дети?»

Мысль о детях начинала ее ранить. У сослуживиц они были. Почти у всех. Особенно активно рожали молодые, которые, казалось бы, не имели на это права, не завоевав положения в обществе. Татьяна ловила себя на мысли, что осуждает их. К чему торопиться, можно подождать. Она ведь ждала! Она работала, делала свое будущее, не оглядываясь на чувства и желания, отдала все ради того, чтобы купить хорошую квартиру в центре Москвы, завести счет в банке, приобрести уважение сослуживцев. Когда она начинала, ей было трудно. Девочка из провинции. За спиной — никого. Все мысли о работе. И еще — нежелание продаваться. И теперь безмятежность юных девиц с работы, которые больше думают о личной жизни, чем о карьере, раздражала ее.

Почему одним все, другим — ничего?

«Были связи, было все. Кроме счастья. И я решила, что Дима мне его даст. Я достигла такого общественного положения, что могу смело смотреть в глаза любому жениху. Пора. А он…».

* * *

Женщина вскочила с постели и пошла на кухню — в горле пересохло, хотелось выпить воды. Проходя мимом стола, она уловила приторный аромат отмерших роз, которые принес на свидание Дима.

«Почему я выбросила перчатки той девчонки, а не его цветы? Чем девчонка-то виновата? Ее обманули, как и меня. Или даже хуже, чем меня, ведь она ничего не знала о его жене. Зачем? Почему так жестоко?»

В этот момент она почти сочувствовала той девушке, которая с оцепенелым видом смотрела на постельную сцену. Будь она на ее месте, Татьяна бы расплакалась. А девушка взяла себя в руки.

Перейдя просторный коридор, она зажгла свет в кухне, открыла холодильник, достала бутылку минеральной воды.

«Сегодня я не усну».

Спать не хотелось. Не хотелось вообще ничего. Даже плакать она не могла. Женщина залпом опустошила стакан, откашлялась, вытерла набежавшие на глаза слезы.

«Ну и пусть. Пусть все кончено. Он отдаст долг и все!»

При мысли о деньгах ее передернуло. Дима занял крупную сумму полгода назад. О возврате пока речи не было. Да и быть не могло — как скажешь любимому человеку: «Верни мои деньги!» Ему было нужно поддержать бизнес, Дима мечтая об отдельной фирме. Все его мечты и проекты связывались с их будущим. Прямо об этом не говорилось, но Татьяна думала, что это прямо касается их обоих. — Поэтому слова «долг» она не произносила даже про себя. Сегодня вечером он больше всего уязвил ее, обещав вернуть деньги. Это означало, что все кончено.

Она резко поставила стакан на стол.

«Ну и ладно. Еще одна ошибка. Нечего расстраиваться. Все впереди».

Татьяна обернулась, потянула руку к выключателю, думая, что теперь-то наверняка заставит себя уснуть…

И замерла.

На полу, у окна, лежал человек. Спиной к ней, скрюченный, худощавый. Возле его безвольно откинутой головы на линолеум натекла лужица крови, уже почти застывшая.

«Стоп-стоп, — сказала себе женщина, тяжело опираясь на стол. Она задела стакан, тот звякнул о чайник. — Не может быть».

Она всегда ценила себя за способность анализировать обстановку и быстро ориентироваться. Но тут — в собственный кухне — ничего не получалось. Был факт — но объяснений не находилось.

Татьяна отцепилась от стола и осторожно подошла к телу, почти приникшему к батарее. На нее пахнуло теплом и кисло-сладким запахом крови. Женщина выпрямилась.

«Дверь!»

Подобная быстрота реакции часто ее выручала. Все было ясно — этого типа, жив он или мертв, тут быть не могло. Он тут не жил, а стало быть, и умирать не имел права. Однако он тут был. Значит, вошел через дверь — черт знает, почему и зачем. И так же непонятно почему — бес его возьми — умудрился умереть! А дверь должна быть — открыта?! Она ее не заперла?

— Зараза! — громко произнесла Татьяна, тут же прикусив острыми зубами кончики пальцев, словно боялась разбудить мертвеца. И добавила шепотом:

— Однажды это должно было так кончиться!

И как всегда в пиковых ситуациях, ей вспомнилось самое дурацкое и бесполезное. Когда она обсуждала в риелторской конторе будущую покупку — эту самую квартиру в центре Москвы, то, конечно, пыталась узнать все, что могла. Огромные деньги — ну для нее, провинциалки, которая кровью и потом сделала карьеру и небольшое состояние. Островок, к которому умудрилась доплыть через бурное море. Словом, вся жизнь. Мечта, которая осуществилась. Безопасность и возможность посмотреть кому угодно в глаза и сказать, в каком районе живет. И в ответном взгляде увидеть зависть.

— Очень спокойный дом, — вещал риелтор, с уважением глядя на состоятельную клиентку. — За это я ручаюсь — уже продавал там квартиру. Подъезд чистый, цветы, картины на стенах…

— Видела, — спокойно сказала она, не проявляя восторга. В самом деле, осматривая квартиру, она впечатлилась видом подъезда — ровные, чистые стены, вылизанные полы, на окнах — горшки с цветами и — картины! Весьма посредственные, вроде тех, что продаются на Арбате. Большим знатоком искусства она себя не считала, но все-таки улыбнулась. Трогательно и наивно.

Розовые закаты, голубые зимние пейзажи, восковые несъедобные натюрморты… Так бездарно, что почти хорошо. Есть степень бездарности, за которой начинается стиль.

— Это жильцы повесили, — сообщил продавец.

— Легко догадаться, что не Третьяков.

— Простите?

Татьяна снисходительно улыбнулась:

— Чистый подъезд. Я это имела в виду.

— Да. Но в вашем тамбуре… Конечно, на сделку это влияния не имеет, а все-таки хочу предупредить…

Женщина насторожилась:

— Что в тамбуре? Соседи-алкоголики?

— Что вы! — Он агрессивно замахал руками:

— Все приличные люди. Четыре квартиры. Мы все выясняем, надо же знать, что продаешь. В одной — мать и дочь. В другой… Ну, та недавно досталась по наследству.

Тоже очень приличный жилец. Молодой, тихий. В третьей — одинокий пожилой мужчина. Эта квартира — смежная с вашей.

Он интимно улыбнулся, будто дело о покупке квартиры носило для него сексуальный характер.

— Четвертая — свободна. Физически и юридически. И я могу вас поздравить — такие чистые варианты встречаются редко. Я был бы счастлив всегда так продавать.

— Ну и спасибо, — уже Довольно холодно сказала женщина. Она никак не могла взять в толк, к чему такие прелюдии.

— Да, но… — продолжал улыбаться, — там есть своя фишка.

— Что, простите?

— То есть особенность, — быстро поправился тот. — Там дверей не запирают.

Татьяна нахмурилась. Это была ее первая реакция на все, чего она сразу не понимала. Потом слегка оттаяла:

— Понятно. Внизу — консьержка.

— Не потому, — заторопился тот. — Совсем не потому. Другие запирают. У нас старое, авторитетное агентство. Когда мы продаем квартиру, то «пробиваем» весь подъезд. Сами понимаете, мало радости, если наверху — наркоманский притон, а внизу — собачий питомник.

Сверху вас будут постоянно заливать, пьянки-гулянки…

А снизу через вентиляцию — вонища, и еще — лай.

— Очень мило с вашей стороны, — все больше удивлялась Татьяна, сжимая в руках сумку, где покоился залог за квартиру. — Так почему не запирают дверей?

Не понимаю.

— Они запирают. Дверь в тамбур. А вот двери квартир — никогда.

Татьяна еще крепче сжала сумку — чисто инстинктивно, будто пытаясь уберечь свою собственность:

— Почему это?

— Они доверяют друг другу.

— С ума сойти…

Риелтор склонил голову:

— Я сам удивился. Сперва, когда осматривал квартиру, не понял, кто в ней живет. Вбежала какая-то девочка с котом. Потом еще заглянул пожилой мужчина — что называется, за солью. Я не вытерпел, спросил: «А кто тут прописан?» Хотя, как вы понимаете, мы и так это выясняем…

— Понимаю.

— Ну и вот, — он прикусил кончик ручки, которую вертел в пальцах и внимательно взглянул на клиентку. — Это были соседи. Они все доверяют друг другу, так что и вы можете быть спокойны.