Штопая сердца - Мария Владимировна Карташева

— Пошути, пошути. Тебя в самолёт в таком виде не пустят. А опоздать мы не можем, — женщина старательно растворила в тёплой воде порошок розового цвета, остро пахнувший какой-то химией с малиновой отдушкой, — папу уже ждут на работе, и если он не приедет, то заплатит какой-то неприлично большой штраф, — Людмила встряхнула градусник и протянула Глафире. — На, поставь этот.

— А что прошлый как-то неверно показывал? — Глафира поморщилась от прикосновения холодного стекла.

— Кстати, — пропуская вопрос мимо ушей, сказала Людмила, — тётя Рая решила, что она будет жить на даче. Бабушка теперь тоже хочет перебраться туда на круглогодичное проживание, пока мы не купим дом на новом месте. Потом переберётся к нам.

— А Казаков тоже там жить будет? — ухватилась за информацию Глафира, прикидывая, что вполне можно что-то придумать и снимать квартиру у криминалиста, если он удачно переедет жить на их дачу.

— Ну, похоже, что так, — Людмила вдруг задумалась. — Нужно Любу попросить мёд привези. Ей какой-то особенный привезли.

— Мама, я буду в порядке, — проскрипела Глаша, а сама подумала, что теперь не придётся лгать и выворачиваться, чтобы как-то объяснить матери, что она останется здесь. Теперь можно попросту крепко заболеть.

В форточку ворвался очередной залп скверной музыки, и Людмила испуганно вздрогнула.

— Я, наверное, сейчас буду звонить участковому, — покачав головой, проговорила Людмила, — я не пойму, когда закончится этот балаган.

— Дай мне телефон, — мрачно сказала Глаша, утянула мобильник к себе под одеяло и, набрав номер дежурного, проговорила. — Это Глафира Константиновна. Да, Польская. Простудилась. Не в службу, а в дружбу, можно квартирантов утихомирить, а то весь двор на ушах стоит, — она протянула матери мобильник и проговорила. — Сейчас их успокоят. Видишь, не так уж и бесполезна моя работа. Есть нужные связи.

— Меня радует только одно: скоро у тебя будут приятные, респектабельные связи, а вскоре, я надеюсь, и романтические, — мечтательно проговорила мать. — Мы купим домик возле какого-нибудь красивого озера, и я там буду гулять с внуками. Причём не только с Никиткиными детьми, но и с твоими.

— Ну, главное, чтобы они там не утонули в красивом озере, а то испортится всё очарование, — ляпнула Глаша.

Людмила долго и молча смотрела в приоткрытую щёлку одеяла, откуда торчала половина лица дочери, потом покачала головой и, развернувшись, вышла.

— Меня скоро нельзя будет людям показывать, — прошептала Глафира.

За те несколько дней, пока она лежала в кровати, Глаша уже десяток раз пересмотрела снятое видео, но ничего нового или примечательного не обнаружила. Зато заметила казавшуюся ей забавной особенность — теперь она постоянно сталкивалась лицом к лицу с преступниками. Нет, она, конечно, предполагала, что так и будет, когда шла работать в правоохранительные органы, но положение следователя-жертвы её смущало.

Эти рассуждения увлекли девушку в пугающий пятнами страха сон, и проснулась она далеко за полночь, плавая в испарениях болезни, с прилипшим к затылку комком волос и бешено бьющимся сердцем. Задыхаясь кашлем, Глаша потянула руку к телефону и набрала номер Визгликова.

— Ты опять труп нашла? — произнёс Стас.

— Не смешно, — глухо сказала Глаша.

— Поверь, я с тех пор, как ты в отдел пришла, смеяться перестал. Ну что тебе?

— Я вспомнила. У него на локтевом сгибе татуировка была. Увидела, когда он руки к нему тянул. Там точно что-то было изображено.

— Может, пятно родимое? — спросил Визгликов.

— Нет, скорее всего, татуировка. Края чёткие и образ рисунка. У невуса обычно более размытая структура.

— У кого? — переспросил Стас.

— Родимые пятна так называют — невус, — повторила Глаша.

— Польская, если ты думаешь, что, произнося незнакомые близким и коллегам слова, ты выглядишь умнее, то спешу тебя разочаровать. Это не так. И ещё. Если бы ты вот вспомнила адрес преступника, его лицо, фамилию или имя, то по такому поводу можно звонить одинокому мужчине ночью. А чтобы поведать о его невусах можно и утра дождаться, — размеренно произнёс Стас.

— Но вы-то мне звоните по ночам.

— Мне можно, — важно произнёс Стас.

— Офигенный аргумент, — зашлась кашлем Глаша и повесила трубку.

Через два дня Глафира стояла замотанная в халат на пороге дома и увещевала чуть ли не рыдающую мать.

— Мама, хватит концерт разыгрывать. Я словно маленькая девочка, которую нельзя дома в одиночестве оставить. Что это за бред, — всплеснула руками Глафира.

— Глаша, самое ужасное, что тебя будут терзать просмотрами, — Людмила покачала головой, печально глядя на чемодан. — Я договорилась с агентством, что они сами всем займутся. Там у Наташи работает дочка.

— Мама, всё будет хорошо, — в тридцатый раз повторила Глафира и наконец выдохнула.

В дверях показался запыхавшийся отец и разочарованно протянул:

— Люда, мы опоздаем на рейс. Никита с ребятами туда подъедут сами. Поехали скорее, — Польский-старший обнял дочь, наскоро клюнул в щёку и проговорил: — Глафира, не подведи меня, быстро на поправку, и ждём тебя на следующей неделе.

— Да, пап. Конечно.

— Сейчас, сейчас, — Людмила всё ещё стояла на пороге, рассеянно шарила по квартире глазами, словно не веря, что сейчас она переступит порог родного гнезда в последний раз.

Через полчаса обессиленная Глаша осталась совершенно одна, она поплелась к кровати, рухнула в мятую постель и долго лежала, утопив лицо в подушку. Ей уже вчера стало гораздо легче, но она старательно изображала все признаки болезни и ухудшения и уже не могла дождаться, когда можно будет стянуть с себя опостылевший халат и приняться за работу. Телефон на тумбочке зазвонил, и Глаша, покосившись на него, вздохнула. Звонила мама.

— Глафира, а что происходит? — спросила мать каким-то странным голосом.

— У кого? — откликнулась девушка, садясь на кровати.

— Почему мне Виктория Карловна сказала, что Илья умер?

Глаше показалось, что вокруг неё накалился даже воздух. Зная особенную страсть матери к поддержанию людей в трудной ситуации, даже когда они не особо в этом нуждались, девушка прекрасно понимала, что сейчас папин контракт полетит в тартарары, а квартиру всё-таки придётся продать, чтобы оплатить неустойку по договору.

— Мама, я вчера разговаривала с Ильёй, — сами по себе произнесли губы Глаши. — Он просто проиграл суд с родственниками, теперь квартира их, и он перебрался к родственникам в Новосибирск.

Внутри Глашиной головы с треском ломалась прошлая реальность, в которой она верила в сказочных животных и в победу добра над злом. Сейчас она говорила такую чудовищную ложь, что раньше испугалась бы, что у неё отсохнет язык.

— А как же его работа?

— Мама, у него в Новосибирске невеста. Она дочь какого-то институтского ректора. Думаю, без работы Илья не останется при таком знатном сватовстве, — Глаше вдруг показалось, что в квартире стало очень