Горшок черного проса - Георгий Лоншаков

Ночь была тихая. В спокойной реке отражались слабые огоньки деревни на противоположном берегу, манили Найденова. Ведь это были огни его Гоньбы — такой близкой и такой далекой. «Потерпи, — уговаривал Найденов сам себя. — Потерпи. Скоро ты будешь там… Осталось ждать недолго. В имении будешь через день, два, может быть, пять… Это совсем малость, по сравнению с тем, сколько ты ждал».

Они долго стояли в кустах на бруствере траншеи. Похолодало. С реки повеяло сырым туманом. Но даже в прохладе этой чувствовалось всепобеждающее движение весны. Как бы угадывая мысли Найденова, капитан Макаров проговорил:

— М-да… Весна… Мои канальи — и те беспокойными стали. Землю в руках мнут, нюхают. Пахота, сев — главная тема разговоров. Тоска во взглядах и озлобленность. Крестьяне… Что с них возьмешь? М-да… Нужна победа! Скорая и окончательная победа. Это может их успокоить. И ничего больше, никакие посулы и обещания командования, никакие сладкие сказки.

Весь следующий день Найденов тщательно готовился к переправе. Солдаты-батарейцы показали ему на карте, где расположены сторожевые посты красных, где следует искать их линии связи. Затем он осмотрел укрытую в кустах лодку артиллеристов и нашел ее вполне подходящей для переправы. Батарейцы же посоветовали, где можно будет спрятать лодку на правом берегу. Но Найденов и сам знал все заливы, тихие заводи, глухие места вверх и вниз по реке: благо сейчас на Вятке разлив.

А ночью артиллеристы помогли разведчикам вынести без шума на берег лодку и ушли. Последним попрощался с Найденовым Макаров. Он был трезв в эту ночь.

— Счастливо, — сказал капитан тихо. — И возвращайся…

— До встречи, — так же тихо отозвался Найденов.

Капитан оттолкнул лодку, и она неслышно скользнула по воде в темноту. Иногда еле слышно всплескивали весла. Уключины их предусмотрительно обмотали тряпками. Найденов сидел с рулевым веслом на корме, зорко вглядываясь в приближающиеся очертания правого берега. Временами он шепотом приказывал не грести. Лодку медленно сносило вниз по течению, и все чутко прислушивались, не послышатся ли голоса на берегу, не раздастся ли вдруг предупредительный выстрел. Но все было спокойно. Мерцали звезды в чистом весеннем небе и отражались, в сонной воде, да темнел теперь уже недалекий противоположный берег. Лодка еле-еле двигалась. Только через полчаса солдат, сидевший на носу с шестом в руках, чуть слышно прошептал:

— Дно нащупал. Мелко уже, вашбродь…

— Я тебе дам «вашбродь»! — зашипел на него Найденов.

— Виноват, товарищ командир.

— Левей, здесь должен быть залив.

Залив летом, при малой воде, был просто низиной, густо поросшей травой. Обычно в этом месте косили сено. Стога вокруг на возвышенностях стояли всю зиму, иногда до самой весны.

Переночевать Найденов решил прямо на берегу, а едва станет светать, начать разведку. Кое-как разместились под лодкой. Земля была еще холодная, сырая, лежать неудобно. Давно уже не спал Найденов вот так, пожалуй, с германского фронта. А рядом, всего в каких-то трех километрах, дом.

Уснул он нескоро, долго ворочался, злился на солдат, которым родной дом, по сути дела, везде, где можно было упасть, и все они сразу забылись, как дети, бормоча во сне и всхрапывая. А он лежал и прикидывал, как начнет поиски линии связи, мысленно представлял всевозможные ситуации при встрече с красными. Главное, чтобы никто из солдат в этом случае не потерял самообладания, не дрогнул.

На рассвете Найденова разбудил часовой. Позавтракали галетами и консервами. Найденов решил оставить возле лодки одного разведчика, приказав ему под страхом смерти никуда не уходить, и повел группу. Он вспомнил, что, если взять левее, можно выйти прямо к глубокому оврагу, от которого до тракта — рукой подать. Там Найденов решил устроить наблюдательный пункт.

Вдоль горбившейся на взгорках дороги молчаливыми часовыми стояли серые от дождей столбы телеграфной связи из Вятских Полян на Малмыж. Чуть ниже проводов телеграфной линии опытный глаз Найденова без труда отыскал нитки временно подвешенного полевого телефонного кабеля, связывающего штаб второй армии красных с дивизиями. Вот она — цель! Все казалось на первых порах так просто!..

Из-за темной стены леса на левом берегу Вятки вставало огромное солнце. Над низинами всхолмленных полей поднимались туманы. Проснулась и вскрикнула вспугнутая какая-то пичуга. В вышине запел жаворонок. Вот первые лучи солнца заглянули в овраг, стало теплее. Солдаты наблюдали за трактом, а Найденов сидел, прислонившись спиной к поросшему травой склону, и рассматривал карту-трехверстку. На ней были обозначены все населенные пункты, от Вятских Полян до Малмыжа и от Воткинска до Сарапула. Отмечен был извилистой линией и старый Московский тракт, рядом с которым сейчас находилась группа разведчиков. Он существовал с тех самых пор, как Иван Грозный прошел здесь, со своей ратью покорять Казань. Возвращаясь с победой, царь щедро одаривал землями и поместьями вдоль тракта воевод и отличившихся при штурме Казани воинов, надеясь, видимо, таким способом оживить и обезопасить дорогу, а заодно и решить проблему снабжения провиантом своих войск во время новых походов. Неизвестно в точности, кем был во время казанского похода предок Найденова — знатным ли человеком или просто храбрым воином, — но семейные предания гласят, что именно тогда была основана Гоньба на живописном берегу Вятки. Чтобы отвлечься от мыслей о доме, Найденов стал размышлять об операции и чем больше думал, тем больше убеждался, что она разработана в спешке, не слишком тщательно. Неясно было, например, каким образом в условиях скрытного сосредоточения будут поддержаны артиллерией Ишимский и Омский штурмовые полки. Ее вряд ли удастся переправить на правый берег в эту же ночь и даже на другой день. А Макаров своей батареей поможет только при переправе.

Еще больше Найденова смущал ложный приказ. Ему начало казаться, что вся эта затея — плод воспаленного воображения генерала, не более; что вместо победы она может привести к самым печальным последствиям.

Вот красному комдиву подают неожиданную телефонограмму — приказ об отходе. Что он предпримет? У коммунистов — железная дисциплина. Они исполнительны. На это и рассчитывает генерал Смолин. Но красным нельзя отказать и в бдительности. Они могут усомниться и проверить достоверность-телефонограммы.

Инструкция разведотдела на этот случай безапелляционна: перерезать линию связи. Но ведь ликвидация связи тоже может насторожить красных! Лучше было бы повременить с этим делом и попытаться как-то еще раз дезориентировать красных, а ему надо после передачи приказа возвращаться на левый берег к генералу Смолину… Что же делать?.. Сейчас в расположении красных тихо, они ни о чем не догадываются. Переправляться бы ночью на правый берег без шума и начинать действовать…

Размышления Найденова прервал торопливый шепот солдата-наблюдателя:

— Товарищ командир, красные!..

Действительно, со стороны Гоньбы ехали на подводе люди. Вскоре в бинокль уже можно было различить фуражки, лица. Двое были молоды, третий — постарше, с бородой и усами. Он изредка подергивал вожжи: видно, красноармейцы не очень торопились.

— Это они часовых поехали менять, — пояснил солдат, уже бывавший на том берегу и потому посланный капитаном Макаровым в качестве проводника. — Раз в сутки меняют, по утрам.

— А когда патрули проходят?

— Патрули чаще под вечер.

— Понятно…

Подвода подъехала совсем близко. Найденов и его разведчики вжались в землю, в прошлогоднюю сухую траву на склоне оврага. Отчетливо доносился голос, понукавший лошадь:

— Н-но, пошла!

— И чо взводный удумал по утрам меняться, — сказал, позевывая, один из молодых красноармейцев. — Сколь раз говорил ему: давай по вечерам…

— Какая те разница? — спросил бородач.

— Как какая? — лениво отозвался красноармеец. — Не ездили бы чуть свет по сырости.

— А тебе не все одно: в телеге сыреть или на посту?

— Сказал мне тоже!

— Али ты спишь на посту по утрам?

— Это кто? Я сплю?

— Жинка твоя!

— То-то и оно, что жинка…

— Соскучился?

— Да он полгода и жил-то с ней. Чо ему скучать?

— Полгода тоже срок.

— Эх, кабы счас бы до-ма! Да в самом бы деле с жинкой… М-да!

— Ишь ты! А кто за тебя Советску власть отстаивать будет? Ты перво-наперво беляков порубай. Да еще когда в мировой революции поучаствуешь, да ежели твоя тощая шея целой останется, да твое мужское благородство вместе с ногой осколком не отчекрыжит, вот тогда на жинку свою нос и востри!..

— Фью-у! — присвистнул молодой красноармеец.

— А ты как думал? Великие потрясения на печи пережить? Дулю вот тебе!

— Да ладно ты про великие потрясения! Сам-то чуть ли не в обозе служишь, а туда же…