Прогулки с бесом, или "Gott mit uns"! - Лев Сокольников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Грехи людские плюс невидимые парниковые газы от них — и вот она, неизбежность нового потопа! Только в следующем катаклизме вода будет литься не сверху, как прежде, а придёт снизу, от океанов. Не повторяться "всевышнему", в самом-то деле, в способах расправы над собственным творением!
— Невозможно изгнать диавола только одними молитвами! К молитвам нужны законы, от которых никто не смог бы открутиться! Если законы сделают людей праведными, то "диавол" немедленно умрёт от безделья! — уверяют специалисты, коим по роду деятельности приходится вступать в контакт с "диаволом" в процессе изгнания.
В обряде приобщения к вере с названием "крещение", до сего времени остаётся обязательный параграф: "отречение от всех деяний нечистого". Несмышленый крещаемый ребёнок не может произнести основную форму, ради которой его связывают "обязательством веры", за него от беса открещивается "крёстный отец". Поэтому и называется "крёстным". Через "Ё". Для этого крестный и нужен.
"Враг рода человеческого" в "духовной" литературе упоминается словом "сатанО" с упором на "О". Переводится "сатанО" с древнего языка иудеев, арамейского, как "противник". Ничего особенного, что-то вроде члена оппозиционной фракции в думе. Любой наставник "слова божьего" в любой академии-семинарии не уличит нас во лжи. Если бог иудейский, то и "противник бога" иным быть не может, он из той же компании. Как иначе?
Чтобы как-то отличаться от повсеместного и общепринятого именования "врага рода человеческого", после консультаций с напарником, было решено называть противостоящую богу силу так:
Верховный Главнокомандующий Нечистыми Силами.
Меньшим он быть не может, поскольку неуничтожим, да и всяким "верховным главнокомандующим" мы всегда служили "беззаветно и преданно".
Как-то однажды, если верить без раздумий, Моисей, "вождь всего еврейского народа", а вожди, как правило, всегда бывают только для "всего" народа, "авторитетно и со знанием дела" написал пять книг о боге, никому и ничего не позволив добавить в написанное. Поначалу нашлись сомневающиеся в писании Моисеевом, но их сомнения разрешили простым манером: отделили от туловищ сомневающуюся часть тела. Оно и понятно: кто и когда осмеливался дополнять вождей? — и всем, кто шёл за Моисеем, ничего не оставалось, как беспрекословно веровать в сказанное.
Моисей, если за ним признать авторство Торы, писал её для израильского народа, а для других народов планеты Земля на то время ему не было дела.
Моисеевы книги были сводом законов и правил, по которым Израилю настоятельно рекомендовалось жить. Остальных двуногих "законы Моисеевы" не касались, а раз так, то и разговор с ними был короткий:
— "…и предал господь филистимлян в руки Израиля"! — невозможно проверить заявление о необходимости ликвидации каких-то неизвестных "амаликитян". Смельчаков, рискнувших оспорить факт предания каких-то филистимлян "в руки Израиля", "ревнители веры" клеймили званием "одержимыми бесом" и предлагали "обратиться к психиатру", но не к небу с просьбой о "спасении души от ереси".
Слова — ерунда, важна суть, когда дело касается захвата чужих земель. Кто не хотел отдавать земли в захват "избранным" и жил "во мраке безбожия" — подлежали истреблению. Это те, кто обходился не чужими, пришлыми, неведомыми заблуждениями, а своими, "живЫми в помощи", вечными и проверенными, надёжными и безотказными…
"Пятикнижие Моисеево" вошло в книгу с названием "библия".
С какого времени, и при каких условиях "писание" признали "святым" — установить можно, но ненужно. Опасное для "библии" время — это когда основная масса ныне верующих в неё скажет:
— Примитивные еврейские сказки… Даже до "народных" не дотягивают — последствия от "библии", как от радиации, сказываются и до сего дня.
— Интересно рассуждаешь! Что значит любое писание?
— Ну… "желание самовыразиться"… вроде так договорились принимать сочинения людские…
— Пожалуй. Любые сочинения — это "письменные желания авторов втянуть кого-либо в свою веру"!
— И библия!?
— И библия. Чем она отличается от других писаний? — как не согласиться с "зерном истины" в бесовских доводах?
"Святая книга" глубоко въелась в сознание основной массы людей.
Да, бывали в Истории "еретики", кои пробовали доказать отсутствие "святости в писании" и как-то освободить массы от библейской тирании, но они потерпели неудачу. Пример: "Main Kampf" — "еретическое писание" проигравшее сражение с "библией" и укрепившее её:
— "Святая"! — на сегодня ничего не остаётся иного, как только признать писания Моисея "истиной", а всякие нападки на "святую" книгу со стороны маловеров засчитывать чем-то вроде инфекции, коя злее, чем птичий и свиной грипп в паре. Объявить гонителям "святой книги" беспощадную войну! Для успешной "борьбы с ересью" следовало бы воскресить инквизицию, и на сегодня она вроде бы поднимает голову. Новая инквизиция обещает быть иного окраса, но суть её не изменится:
— "Выжечь ересь калёным железом"! — чья инквизиция будет "жестью" — покажет время.
Почитатели "святого писания" верят в его "святость", а конченные грешники, глядя на верующих в "библию", просто и понятно говорят:
— "Хлеб нищих"! — это одни и сложно, а другие:
— "На безрыбье — и хек рыба"!
Проходили века и писаниям Моисея, если авторство "библии" признать за ним, ничего не угрожало. Никто, и ни с какого боку не мог приклеить ни единого слова написанному, ибо при первой редакции "святой книге" была приделана оговорка:
"Всякий, кто осмелится добавить хотя бы единое слово к "писанию" — да будет проклят"! — кем проклят за такую малость — пояснений не было, но подразумевалось, что автором: "право интеллектуальной собственности" в древности соблюдалось куда строже, чем сегодня.
Главной причиной людских бедствий всегда были "уверовавшие".
— Пиши: "одни записывали "умные" мысли для того, чтобы при случае обращаться к ним и устоять против совершения глупостей. Записи "умностей" служили чем-то вроде "Справочника по непредвиденным ситуациям". Авторство "умностей" может принадлежать кому угодно, но если они вписаны в мои свитки из ягнячьей кожи — они мои!. Указывать автора "умностей" никто не думал. Так и появилась "библия".
Другие ничего не писали потому, что были умнее "писателей", умные мысли собственного изготовления считали обычными, рядовыми и не увековечивали на "сефере". Оно и понятно: только в среде дураков умную мысль следует увековечивать, а иначе она может затеряться во времени.
— Жди, когда что-то подобное появится ещё раз!? И появится ли!?
Умному народу не было нужды делать сборники "речений и сказаний старых мудрецов" и такое легкомысленное отношение к собственной мудрости позволило чужой глупости с названием "библия", взять "верхушку".
Уверовавшие говорили о "писании" "благоговейно и с верой":
— Оно вечно и несокрушимо! — ни у кого, и ни на секунду не появилась "греховная" мысль:
— "бог-то ведь чужой! С чего бы ему меня охранять? Я-то не "избранный"!
Спустя тысячи лет после создания "святой книги", русский писатель Михаил Булгаков, в одиночку, без помощи "союза писателей", написал роман о "противнике бога": сатане.
Произведением, не менее могучим, чем "писание Моисеево", Булгаков возбудил мысли и чувства читающей, а затем и смотрящей фильмы, публики: роман настолько "кинематографичен", что обойти его стороной "разбойники с кинокамерой" никак не могли.
Чем велик Булгаков? Открытием: прежние портреты "диавола", их ещё "списками" называют, были всегда "хульными", "мерзкими", "отвратными". Заказ — он и есть заказ: никто и никогда конкурентов "хорошими" не рисовал, и, думается, впредь подобную глупость никто не позволит. Никогда христианская церковь, помимо хулы, ничего иного о "диаволе" не скажет.
В "писании" сказано, что Люцифер когда-то ангелом был, но что произошло между им и "начальником", почему "светозарный восстал на бога" — об этом никто не знает. Полное сходство с "геноцидом": "бьют без объяснения причин".
Булгаков был первым, кто показал "диавола" иным.
На сегодня у "православного" народа, знающего грамоту без пользы, есть выбор:
а) "всем сердцем", но не разумом, продолжать веровать в рассказы о "боге" чужого им Моисея,
б) а роман Михаила Афанасьевича причислить к "богомерзким" и сжечь!
— Для такой работы годится организация с неясным названием "наши" — заметил бес.
Имя писателя "отлучить от церкви (посмертно) и "предать анафеме".
Есть за что подвергнуть писателя каре: вся "верующая" публика в романе — мерзка, а те, кого по "божьим правилам" следовало "предать анафеме и отречься от мерзких деяний" — симпатичны.
Но стоит поменять местами позиции "Булгаков/Моисей" — и картина иная:
если Булгаков силой писательского таланта создал Воланда, то и Моисей для "держания в узде" вечно недовольного израильского народа, мог позаимствовать египетского бога и трансформировать под собственные "текущие задачи". Самому изобрести бога от "альфы" до "омеги", даже и Моисею — было не по силам. Сделать "бога" в одиночку — невозможное дело.