Лед и пламя - Маргит Сандему

— Да, — сказал Хейке. — Однако ей следует быть благодарной за то, что он так долго прожил. Он был обречен на смерть еще 12 лет тому назад, когда я был в Швеции.

— Знаем, это твоя заслуга, что он тогда выжил, — сказала Винга, поддразнивая Хейке. — Так не хвастайся этим! Я так опечалена из-за Тулы. Кристер и его Магдалена просили ее переехать к ним, но она отказалась. Складывается впечатление, что она потеряла любовь к жизни. Она, самая жизнерадостная из всех нас!

Хейке не ответил. Его янтарные глаза смотрели вдаль. Никто не знал о Туле так много, как он. А он был глубоко опечален. Тула шла своим собственным путем. Ее единственным пристанищем в нормальном бытии был Томас. Что теперь оборвалось в жизни Тулы, не знал никто. Она, одна из проклятых Людей Льда, балансировала на грани между добром и злом… Однако было слишком ясно, что она выберет теперь, после года самоконтроля.

Он украдкой взглянул на Вингу. Сам он был здоровым и сильным, он знал это. Но как обстояло дело с ней, его любимой? Потеря Элистранда ее подкосила, ей казалось, что она предала своих родителей.

Если бы они не были вынуждены сохранять это воронье гнездо, этот… замок с привидениями, каким стал Гростенсхольм! Он был теперь старым и обветшалым и требовал колоссальных расходов. Жить в Элистранде было бы лучше, но они не могли покинуть Гростенсхольм. С давних пор что-то скрывалось на чердаке, что-то, в чем ужасно нуждались Люди Льда, чтобы разрешить загадку долины, затерянной на севере. Но время, очевидно, еще не настало. Хейке и не помнил, сколько раз он пытался проникнуть в один из закутков чердака, но всякий раз его будто останавливала незримая стена, а в ушах оглушительно звучали предостерегающие возгласы. Вероятно, они потеряли слишком многих в долине Людей Льда. И Хейке не был тем, кто должен был взяться за борьбу против Тенгеля Злого.

Кому-то он действительно должен быть благодарен за это. Противодействие, которое ему оказывало это существо, удерживало его от повторных попыток.

Бедняга тот, кто однажды встретит их злого прародителя! Будет ли это когда-нибудь, никто не знал.

Но теперь нельзя было откладывать — Гростенсхольм не мог противостоять беспощадному действию времени.

Трудным моментом было, разумеется, и то, что чердак был захвачен «серым народцем». Эти жители не покинут Гростенсхольм, прежде чем умрет и исчезнет сам Хейке. Много раз за эти годы Хейке горько сожалел о том, что впустил их сюда. Они были полезны, это так, но еще больше принесли вреда.

Пока только Винга и он знали о существовании серого народца. Да, и Тула, конечно, но ведь она была не здесь. Эскиль об этом не знал, и Вильяр тоже не слышал. Он ничего не знал о том, что в доме таились удивительные и омерзительные существа, наблюдавшие за ним, и что это они охраняли скотный двор и конюшню и предупреждали, если что-то было не в порядке. Они предупреждали Хейке и Вингу об опасности, они помогали своими делами, которые были незаметны, однако облегчали труд прислуги. Но с годами они стали ленивее и небрежнее. Порой эти существа могли просто рассмеяться Хейке в лицо. Тогда его охватывал страх перед содеянным им, вызвавшим их к жизни и давшим возможность чувствовать себя в Гростенсхольме вольготно. Он знал, что ему следует использовать деньги, полученные от Элистранда, на ремонт Гростенсхольма.

Но он всякий раз откладывал это. Ему не хотелось латать старую рухлядь, этот дом XVI века с тайной начинкой из усопших и троллей. Повешенных воров и убийц, вновь оживших, гротескных существ из народных поверий, самоубийц и демонов…

Вильяр, очевидно, что-то сказал. Он поднялся из-за стола. Обед был закончен.

— Я проедусь верхом.

— Как, опять? — сказал Хейке, чуть-чуть раздраженно. Он слишком резко вернулся к действительности и не успел обрести свой обычный спокойный тон. Выражение лица Вильяра сразу стало напряженным.

— Я выполнил все, что должен был сделать сегодня. Не так ли? Или есть еще что-то?

— Нет, Боже избави. Было бы просто приятно, если бы ты посидел с нами вечером дома. Винга засмеялась:

— Вначале мы думали, что ты приглядываешь себе невесту. Но ведь ты покидаешь дом много раз в неделю, год за годом! Ни одна девушка не выдержит так долго тайной любви. Впрочем, Вильяр, тебе пора жениться. 28 лет! Это непорядок!

— У меня не было времени.

— Да чем ты, собственно, занимаешься?

— Разъезжаю верхом, — ответил Вильяр и попытался улизнуть в дверь.

— Нет, подожди! — удержал его Хейке. — Ты ездишь верхом по округе с тех пор, как достаточно подрос, чтобы сидеть на лошади. У тебя, очевидно, есть причина!

Вильяр остановился в дверях, держась за ручку. Он смотрел на них изучающим взглядом, будто соображал, что ответить. Затем сказал грубовато:

— Во всяком случае, сейчас у меня не та причина, что была в детстве.

— Ага! — сказала Винга. — Значит, ты все-таки нашел девушку!

Он с усилием улыбнулся.

— Нет, бабушка. Для этого у меня нет времени.

Хейке хотел попросить его довериться им и, возможно, просто выговориться, но внук уже исчез. Они слышали, как хлопнула наружная дверь.

— О, Господи, эта дверь, — пробормотала Винга. — В один прекрасный день она упадет вниз, как подъемный мост, и превратит кого-то в отбивную.

Они подошли к окну и сразу же увидели, что Вильяр торопился выехать со двора так, будто за ними гнался сам черт. Винга и Хейке обменялись грустными взглядами.

— Он так непохож на всех остальных в нашем роду, — сказала она. — Такой замкнутый.

— Да. Кажется, будто ему здесь плохо живется.

— Он ни с кем вообще не чувствует себя хорошо. Если бы я могла понять, какие мысли бродят в этой своенравной голове!

Хейке вновь задумчиво посмотрел на свою супругу. Сердце заныло у него от боли. Ее лицо так осунулось, стало изнуренным и бледным, как воск. Он обратил на это внимание только вчера. Вероятно, изменение было постепенным и длительным. Он должен был обследовать ее и попытаться вылечить. Но Винга никогда бы на это не пошла. И она бы мгновенно раскусила его, если бы он попытался спрятаться за словами об «обычном обследовании, поскольку ведь у нас за плечами кое-какие годы». Он должен был быстро что-то сделать. Он не мог потерять Вингу. Сейчас он в полной мере понимал страх и горе Тулы. Он, как и она, был связан с жизнью только благодаря другому — любимому человеку. Именно сейчас он ощутил, как по спине у него от страха поползли мурашки.

Белинда приехала в Элистранд с лучшими намерениями. «Как только я подумаю о том, что сделала бы в том или ином случае Сигне, то я, вероятно, справлюсь». Так утешала она себя.

От родителей она получила новое платье и чемодан. Они были к ней так добры.