Реарити. Начало - Ким Чон

Каминари Такахаси запомнил и сделался хуже, чем был. Он стал тенью Ивао, он выискивал людей со сложной судьбой, набирал на телефоном диске – 497 и сообщал ему координаты.

Ивао, представляясь работником фирмы по доставке пшеничной лапши, подсылал к ним Нидзидоробо. А они у одних забирали все краски сразу, у других – постепенно, высасывая изнутри. В маленьких колбочках, коробочках, шкатулках – словно многоэтажные мармеладные дольки, выстраивались: красный, оранжевый, жёлтый, зелёный, голубой, синий, фиолетовый цвета. Вскоре – сердца людей каменели.

Маленький Рёта не мог ничего сделать. Он был слаб перед отцом. Тот лишил его многого. Даже матери. Каминари была ненавистна эта женщина. Уличная торговка, продающая сладости. Кто бы мог подумать, что безропотная женщина будет спорить с мужем! Окажется такой сильной и… безгранично светлой. Это ужасно… Отвратительно… Терпение закончилось. В какой-то момент он так разозлился, что выставил ее в самый жгучий мороз за порог дома в одном кимоно:

– Иди, куда тебе захочется. Сын же будет ловить рыбу, как и я, и… никогда не будет улыбаться!

Что стало с ней, Рёте не было известно. Если бы они могли сбежать… Навсегда, покинув дом отца… Но все попытки проваливались, отец возвращал их назад. Последнее что запомнил мальчик – это слёзы… на глазах любимой мамы.

…и после

Первые дождевые капли коснулись лица, смешались с солёными слезами…. Стоя вот так, на утёсе, раскинув руки ветру, он мог ослабить контроль над эмоциями и выплакаться. Он отчётливо вспомнил тот момент, когда его мама пропала навсегда, там, за порогом дома, в морозном мареве. Там, за порогом, где он и мама когда-то лепили «сладких снеговиков», скатывая два больших шара, вставляя вместо рта и глаз конфетные драже и закутывая в тёплый вязаный шарф снеговиковую шею, там, где на ветках деревьев развешивали рождественскую гирлянду… В то же время, Рёта впервые увидел Ивао… Он появился тотчас, как только отец выставил маму на улицу…. Он источал морозную свежесть, но его присутствие в комнате было угнетающим. Со шляпы свисала мерзкая паутина, пальто волочилось по полу. Он прикрывал лицо маской…. Можно было заметить совершенно пустые глаза… Скорее даже чёрные глазницы – дырки в каменном лице. Он был голоден… Это существо питалось радугой. Радужными эмоциями людей. Он поглощал добрые деяния, радость… Однако, тогда Ивао не нашёл свою жертву, и был страшно зол… Нидзидоробо, его мелкие прихвостни, не принесли ему поесть. Тогда он отправился сам. Туда, куда следовало прийти давно.

Он стукнул каменной рукой по столу, древесина хрустнула, чашки подскочили, и столик разломился пополам. Рис рассыпался по всему полу. Наступая на вареную крупу и раздавливая ее, он направился к отцу.

Тяжёлая поступь… Мурашки по всему телу… Отца колотила дрожь. Его лоб сплошь покрылся испариной. Он прижимал свои руки к телу, чтобы не было заметно, как те трясутся… Но Рёте не было его жалко, нисколько… Наверное, тогда сердце мальчика тоже было готово окаменеть.

– Как ты посмел разрушить старую дружбу, болван?! Почему не дал возможности забрать у твоей жены ее светлую улыбку? Ты эгоист! Решил избавиться от нее, ничего не оставив мне?! Он замахнулся рукой, но остановился, она зависла прямо над его головой….

– Нидзи… Они всё обшарили…. Пару минут назад эта женщина переступила порог твоего дома, а уже исчезла… Слишком холодно, чтобы не окоченеть и не упасть в какой-нибудь сугроб. Где же она? А?!

– Я… не… ззз.. наю… – Каминари не мог выговорить слов. Страх сковал его тело.

В душе Рёта был рад, что Ивао не нашёл маму, теплилась надежда что она где-то в убежище, где-то в недосягаемости. Если так, то он станет усердно думать об этом.

– Ты будешь проклят! Не послушался меня, значит?! Забираю твоё сердце…

Ивао распахнул пальто, тотчас сотни бабочек – каменных краеглазок, окружили отца. Сделали из него подобие кокона и растворились вместе с хозяином… забрав тепло… Потухло пламя жаровни, в доме стало невыносимо холодно. Сердце отца окаменело навсегда. Он был жив, но не дышал. Да, Рёте казалось, что тот не дышал… Теперь его жизнь окончательно потеряла смысл. Он уходил в море, ловил мелкую рыбёшку, возвращался, отдавал улов. С него сняли почтенное «сам» и перестали падать в ноги. Он потерял свою корону в рубиновых камнях, оттого в его глазах затаилась злость. Она съедала его изнутри.

Прошла зима, наступил сезон цветения сакуры. Наступил день рождения Рёты…. его девятый день рождения. В этот раз он не ожидал, что получит подарки, мама не поцелует, не поведет смотреть воздушных змеев. Невыносимая тоска проедала брешь в его душе, брешь, которую не зашить ни одними нитками. Даже хирурги не справятся, ведь если она станет увеличиваться в размерах, то однажды станет чёрной космической дырой. Сначала, конечно, не такой большой… Но что её остановит?! Вскоре, когда дыра превратится в самую настоящую огромную чёрную дыру, то ее обладатель потеряется в ней сам, следующими туда попадут другие люди, а потом пойдёт по нарастающей. Деревья, машины, дома, электрички. В нее с бешеной скоростью начнут залетать пчелиные ульи, муравейники, аквариумы, террариумы, океанариумы… Дыра станет в миллионы раз тяжелее Солнца. Представляете, какая тяжесть у пустоты?! Вот поэтому не стоит хирургам планировать никаких операций, ведь они тоже попадут в эту огромную чёрную дыру и все потому что один маленький мальчик начал тосковать по маме и не смог зашить ту маленькую дырку, когда она была еще совсем маленькой, ни одними нитками на свете. Потому что это невозможно.

Рёта скитался по улице и пинал разноцветный камушек. В тот день он прогулял школу. Хочется ли идти туда, где будут насмехаться, кричать вслед:

– Даже мама бросила Рёту Итатси. Всё потому, что он питается одной рыбой и даже воняет ей.

Камушек проскакал по железнодорожной развилке и очутился в насыпи. Он хотел было его поискать, но бросил это занятие. На глаза попалось нечто поинтересней… Мама-кошка переносила своих маленьких комочков через линию. Сначала одного, потом другого и, наконец, третьего. Тогда он не думал, что скажет отец, просто приблизился и принял твёрдое решение забрать семейство в дом. Ему совсем не хотелось, чтобы тех раздавила электричка. Рёта поманил сначала ее. Она была голодна, и, не задумываясь, последовала за ним. Доверяла. Котята выстроились в ряд и пошли послушно за мамой. Очутившись дома, он взял из холодильника рыбу и, вытащив косточки, дал кошке. Котятам досталось вкусное молоко. Он был очень рад такой находке. Абсолютно рыжие, с подпалиной на ушах.

– Вот в чём заключается рыжее счастье, – Рёта сделал однозначный вывод.

Но счастье оказалось таким недолгим. Вернулся отец и, переворачивая стол, матрасы и игрушки Рёты, хотел заткнуть мяукающих уродцев, как он обозвал их, мешающих отдыху. Выловил всех. Маму и трёх котят. По очереди закинул в мешок. Исцарапанный и покусанный до крови, он не чувствовал боли… Не только своей, но Рёты и животных.

– Я кричал на него до потери пульса, пытался помешать. Он не слышал меня. Я бежал за ним до самой пристани. Он хотел избавиться от них прямо там.

«Если кинет в воду, их же перемолотит, попади они в лопасть винта какой-нибудь рыбацкой шхуны…»

Но он передумал… Я понял его замысел и хотел не допустить этого. Выбрал момент, однако был опережен в своих действиях. Отец оттолкнул меня. Я упал и ощутимо ударился. Но не сдался. Я вцепился в его ногу и здесь он был бессилен. Моя хватка оказалась мертвецкой.

Очутившись с ним на шхуне… испугался. Испугался, как тогда, когда потерял маму. Испугался вдвойне… Гнева отца и чувства страха перед… страхом.

«Что, если сейчас не смогу ничего сделать?!»

Я задал себе тогда этот вопрос. Задаю по-прежнему. «А вдруг в нужный момент отступлю?!»

Корма дрожала от работы винта. Мы вышли в море… Шхуна качалась на волнах. Вокруг бушевала водная стихия. Надвигалась самая настоящая буря… Суда возвращались в порт, маяк посылал вспышки-ориентиры. А наше судно, между тем, уходило всё дальше. Дальше и дальше… Судно оказалось в запрещенной зоне. В районе, где нельзя заниматься рыбной ловлей. Береговые службы дали предупреждающий сигнал, но отец не отреагировал… Были запущенны световые ракеты.

– Будут стрелять! – крикнул я. Но сильный ветер унёс мои слова очень далеко. Кошки издавали истошные вопли, по-прежнему находясь в плену. Неожиданно отец опустил мешок на палубу и двинулся на меня. Такого хода я не предвидел. Он ничего не говорил, просто шёл в мою сторону. Его глаза казались черней, чем вода за бортом. Он оторвал меня от пола и, подняв над головой, выкинул в водную пучину. Я не успел опомниться…. Вода скрыла мою макушку. Я чувствовал, как одежда тяжелеет, а сам я опускаюсь вниз… Воздушные пузырьки поднимаются вверх, а я всё ниже… Внутри море было оглушительно тихим, но в нём, безусловно, что-то происходило. Маленькие рыбёшки метались в суете. Двигались косяками, чувствовали опасность. На меня упала гигантская тень. Она перекрыла весь свет. Сверху я разглядел чьё-то горчичное брюхо с сотнями кожных складок…. Оно плыло надо мной.